Стражи Ирия

– Но мы и подумать не могли, что он нас обманывает. Да и зачем ему?

– Это я скоро выясню. Надеюсь, он все еще в вашей общине.

– Да.

– Прекрасно! Мне не терпится встретиться с ним кулаком к лицу. Нет, ну надо же – такого вранья насочинять! Да как его земля-то носит? К счастью, недолго ей его носить осталось. Я лично об этом позабочусь. Я ему все то устрою, что он нафантазировал. И еще от себя добавлю.

Пока Цент гневно возмущался, Владик кое-что припомнил. Действительно, где-то полгода назад поисковики привезли в Цитадель подобранного в диких землях юношу. После карантина, вывода вшей и постановки на довольствие, его отправили туда, куда отправляли всех новичков – на сельскохозяйственные работы. И вот тут-то начались проблемы. Обычно попавшие в Цитадель люди были страшно рады, и не возмущались тому факту, что их заставляют заниматься физическим трудом, поскольку лучше трудиться живым в крепости, чем отдыхать мертвым за ее пределами. Но вот этот юноша с самых первых дней стал проявлять решительное нежелание работать. Все время спрашивал, почему его заставляют трудиться, заявлял, что он никому ничего не должен, и вместо того, чтобы копать землицу, больше предпочитал сидеть и бездельничать.

Разумеется, его поведение не могло привести ни к чему хорошему. Оно и не привело. Первый раз его вызвали на разговор и просто поговорили, но разъяснительная беседа не пошла впрок. Когда стало ясно, что случай тяжелый, к лентяю были применены меры физического воздействия. Принципы центизма-крутинизма, согласно которому лох должен пахать и помалкивать, бунтарю внушали путем славной порки. Первый раз высекли гуманно. А когда выяснилось, что юноша не оценил гуманизма, обработали его уже без поблажек, на все деньги.

После повторной обработки бедовый юноша три дня не мог встать на ноги и неделю сесть на задницу. А как только смог, тотчас же был отправлен в поле. В ходе напутственной речи его предупредили, что если он вздумает впредь вести себя возмутительным образом, ему выпишут направление в теремок радости. А из того теремка, как намекнули палачи, немногие выходят на своих ногах.

Крепко воспитанный паренек кое-как отработал день, а под вечер, когда крестьяне пошли обратно в крепость, выяснилось, что он куда-то пропал. В Цитадели его не оказалась, там все люди были на виду, а потому решили, что ленивый молодчик сбежал. Ловить его, разумеется, никто и не подумал. В конце концов, пребывание в крепости было добровольным, и силой там никого не удерживали. Хочешь уйти – иди. Вот только куда идти? В мир, поглощенный смертью и ужасом? Работа в поле тяжела, но в диких землях еще хуже.

Судя по всему, тот паренек, о котором говорила Инга, и был тем самым беглецом. Каким-то чудом он сумел добраться до их общины и осесть там. И жить бы ему, горемыке, дальше, но он, несчастный, совершил фатальную ошибку – весьма нелестно описал новым знакомым покинутую Цитадель и ее верховного повелителя. Владик не обладал пророческим даром, но даже он легко сумел предсказать судьбу беглого лоха – ждали его побои зверские да увечья немыслимые. Заодно припомнил и имя обреченного юнца – того, вроде бы, звали Колей.

– Ладно, нечего тут рассиживаться, – сказал Цент, весь охваченный жаждой мести. – Поехали уже к вам в общину. Надо разобраться с клеветником и подготовить эвакуацию.

– Еще потребуется убедить людей, что в Цитадели не так плохо, как они думали, – заметила Инга. Судя по выражению ее лица, она и сама продолжала прибывать в сомнениях.

– Это я беру на себя. Убеждать умею. Помню, меня еще в девяностых один гнойный фраер подрезал, так я его догнал и убедил отдать в качестве компенсации морального ущерба и тачку, и хату и жену. Жена, правда, страшной оказалась, и кухаркой никудышной. Пришлось вернуть.

Вновь разместились в автомобиле, притом Цент содеял неслыханный акт равноправия, позволив Инге вновь сесть за руль.

– Вези в свою общину, – скомандовал он, извлекая из бардачка блокнот и ручку. – А мне пока нужно план работы набросать.

– Какой работы? – спросила девушка.

– Работы по превращению гнусного клеветника в аккуратную кучку экологически чистых удобрений. Пусть бы он только Цитадель опорочил, это бы я еще простил, но что он князя, святого человека, помоями окатил, того не стерплю.

– А ваш князь действительно так добр и милосерден, как ты говоришь? – засомневалась Инга.

– Тебе же сказано было – святой он. Уже три чуда в его исполнении зафиксировано. Говорят, в солнечные дни над его головой нимб проступает, но этого я сам не видел, врать не буду. С другой стороны, люди тоже просто так болтать не станут.

Владик сидел сзади и помалкивал. Он мог бы многое рассказать Инге об этом святом человеке, но предпочитал держать язык за зубами. Возможно, для гвардейцев, поисковиков и богатых спекулянтов, умасливающих князя щедрыми дарами, тот и был хорошим правителем, но вот бедным пролетариям под его властью жилось не слишком сладко. Тут Владик судил по себе. Сам он работал много, тяжело, и при этом питался довольно скудно. Выходных практически не имел. И хотя официально в Цитадели была утверждена шестидневная рабочая неделя, в воскресенье из работяг почти никто не отдыхал. Их всех неизменно принуждали трудиться и в выходные, называя оное мероприятие добровольным субботником. Кто отказывался выходить на субботник, тому урезали норму питания сразу вдвое. Кто пропускал субботник повторно, того обвиняли в тунеядстве и подвергали вразумительной порке.

Вскоре они покинули трассу, углубившись в некие дебри, сквозь которые вела грунтовка отвратительного качества. Цент продолжал делать записи в свой блокнот, успев к моменту прибытия исписать три страницы мелким подчерком. Когда же впереди замаячил бетонный забор, Инга привлекла внимание пассажира.

– Мы на месте, – сказала она. – Это здесь.

Община не стала строить крепость на ровном месте, люди просто заняли некий комплекс неизвестного назначения, заброшенный и частично разрушенный в стародавние времена. Впрочем, самое главное сохранилось, а именно забор из бетонных плит, опоясывающий всю территорию колонии. Местность вокруг колонии выглядела дикой и необитаемой, она была почти лишена деревьев, что давало хороший обзор. Обзор, кстати, велся – на вышке Цент заметил человека с биноклем.

Автомобиль остановился перед массивными железными воротами. Те были покрыты пятнами ржавчины, но все еще выглядели довольно крепкими. Едва заглушили двигатель, как ворота открылись, и навстречу гостям вышли люди с оружием. Они имели довольно недружелюбный вид, но лишь до тех пор, пока не увидели Ингу. Та подбежала к соплеменникам, и, залившись слезами, поведала о трагической судьбе ее группе.

– Если бы не эти двое, я бы тоже не сумела спастись, – закончила рассказ девушка, и указала рукой на Цента и Владика, которые тоже, к этому времени, выбрались из салона.

– День добрый, – поприветствовал местных князь. – Думаю, в силу сложившихся обстоятельств, оставим до лучших времен все тонкости дипломатического этикета. Кто у вас главный?

Вперед вышел мужик лет сорока, невысокий, коренастый, с мясистым лицом и сверкающей на солнце лысиной.

– Вроде как я, – сказал он. – Звать Семеном.

– Рад знакомству, коллега, – пробасил Цент. – Я Цент, это вот мой оруженосец Владик Непорочный. Слышал, у вас тут уровень жизни резко снизился. Подумываете о переезде?

– Да, подумываем, – признался Семен, а мужики за его спиной согласно закивали. – Ты что-то предложить хочешь?

– Хочу. Но сначала уладим одну формальность. Инга, золотце, покажи-ка мне того фантазера-сказочника, клеветника-затейника.

– Где Коля? – спросила Инга у своих.

– Где ему быть? – заворчали мужики. – Опять заявил, что у него живот болит, и в вагончике с вечера валяется. Позвать его?

– Не надо, – улыбнулся Цент. – Я не ленивый, сам до него дойду. Где тот вагончик?

В сопровождении местных они с Владиком вошли в ворота колонии. Та оказалась довольно просторной, здесь, по крайней мере, люди не ютились друг у друга на головах. Места внутри огороженного забором периметра хватало и жилым помещениям, и технике. Обитали местные в вагончиках-теплушках, которые умыкнули, судя по всему, с какой-то стройплощадки. С техникой дела обстояли неважно. Цент насчитал пять легковых автомобилей, микроавтобус, легкий грузовик и БТР. Вся техника выглядела не новой, битой жизнью, и с первого взгляда невозможно было опередить, какая часть автопарка находится в рабочем состоянии.

Навстречу гостям высыпал весь личный состав колонии. Инга сказала правду – людей здесь было штук тридцать или чуть больше. Что особо порадовало князя, почти все население состояло из людей возрастом от пятнадцати до сорока лет. Не было ни дряхлых стариков, ни грудных младенцев. Сплошь трудоспособный контингент. Любуясь своими будущими подданными, Цент уже видел задуманный коровник построенным.

Местные таращились на чужаков с удивлением и опаской. Судя по всему, гости в колонию заглядывали нечасто, а если и заглядывали, то отнюдь не с дружественными намерениями. В целом здешний народ произвел на князя неплохое впечатление. Одеты люди были в какое-то латанное-перелатанное старье, зато каждый был чист и не казался голодающим. Единственным ребенком в колонии оказалась девочка лет семи. Она выглядела ухоженной, сытой и здоровой. Было видно, что о ней хорошо заботятся.

– Они, вроде бы, неплохие люди, – заметил Владик, стараясь держаться ближе к Центу. Тот хоть и был порядочной свиньей, но свиньей знакомой. Чужие же люди, от которых неизвестно, чего ждать, рождали в душе программиста закономерный страх.

– Злого человека не так-то просто раскусить, – наставительно сказал князь. – Иной раз глядишь, и вроде бы перед тобой славный малый, а на деле выясняется, что он мешок с фекалиями.

Их привели к вагончику, в котором изволил почивать искомый Центом клеветник.

– Кроме него там еще кто-нибудь есть? – спросил Цент. – Я бы не хотел, чтобы пострадали невинные.

– Нет, он там один, – ответил Семен. – А что ты, все-таки, собираешься с ним делать?

– Я собираюсь подвергнуть его довольно обширному комплексу процедур, – ответил ему Цент. – О подробностях вам лучше не знать, они могут шокировать слабонервных и ужаснуть впечатлительных.

– У нас тут убийства не приветствуются, – заметил Семен. Он, как и прочие обитатели колонии, заметно трусил, глядя на огромного, могучего и явно на многое способного гостя.

– Убивать я его не собираюсь, для него это было бы слишком легким исходом. У нас с ним состоится обычная дружеская беседа. Так что если вдруг услышите несущиеся из вагончика дикие крики, не обращайте внимания. Знайте – это он притворяется. Не в моих правилах причинять людям боль, я вообще противник методов физического воздействия. Предпочитаю улаживать дела дипломатическими методами.

С этими словами Цент распахнул дверь вагончика и повернулся к Владику.

– Пойдешь со мной, или тут подождешь? – спросил князь.

– Я лучше здесь останусь, – быстро ответил программист. Ему не хотелось еще больше подрывать себе психику, становясь свидетелем тому, как терзатель из девяностых дипломатически калечит и мучает разумных существ.

– Как знаешь. Тогда я один все улажу.

С этими словами Цент скрылся в вагончике.

Прошла минута, затем другая. Все было тихо. Встревоженные люди стали перешептываться. Инга объяснила им суть дела, и все забеспокоились, что гость просто убил Колю-фантазера на месте, но Владик придерживался иного мнения. Слишком хорошо он знал Цента, чтобы понимать – тому доставляет радость не столько убиение, сколько истязание недругов. Убийство без предварительной зверской пытки он считает почти помилованием, и до подобного милосердия нисходит редко.