Стражи Ирия

– С умнейшим из живущих ныне людей – с собой. Ну, что, очкарик, готов?

– К чему? – вздрогнул страдалец, который искренне полагал, что уже сделал все от себя зависящее, когда освободил Цента, и теперь может спокойно отсидеться в безопасном месте, пока все не закончится.

– К подвигам, разумеется. Нам с тобой еще мир спасать, ты помнишь?

– И мне тоже? – скис программист.

– Вот же трутень! – рассердился Цент, пинками выгоняя Владика из квартиры. – По-твоему, я один горбатиться должен? Дам тебе совет, ценный и бесплатный – пересмотри свое иждивенческое поведение. Ты в этом мире живешь ровно так же, как и я. И бороться за него обязан. А раз не хочешь за него бороться, то и место в нем не занимай. Помнишь ту пословицу из недавно изданного в Цитадели сборника переработанных народных мудростей?

– На княжеский каравай рот не разевай? – попытался угадать Владик.

– Нет, другую.

– Меньше ешь – целее будешь?

– И снова не угадал.

– Семь раз вспотей, один раз поешь?

– Похвально, что ты заучил их все наизусть, – заметил Цент, – но я имел в виду вот какую пословицу: кто не работает – того бьют. А в твоем конкретном случае – вообще убьют.

– Но я ведь тебя освободил, – напомнил Владик. – Разве этого мало?

– Конечно, блин, мало. Я, между прочим, и без тебя бы освободился. У меня уже был разработан дерзкий план побега. Серьезно тебе говорю, Владик – если ты не проявишь в предстоящей битве отваги, мужества, стойкости и суицидального самопожертвования, будущее тебя ждет мрачное и недолгое. Я тебе еще не говорил о своих планах по внедрению тракторов в сельскохозяйственную отрасль? А когда есть трактор, землекопы не нужны. Так что останешься ты без работы. И что ты будешь делать? Ведь кроме как землю копать, ты ничего и не умеешь. Биржи труда у нас нет, пособия по безработице не предусмотрены. Останется либо эвтаназия, либо изгнание, либо изгнание через эвтаназию.

– Господи! Да как же это? – ужаснулся Владик. – Почему? За что?

– Ничего личного – чистая экономика. Не могу же я для таких бесполезных типов, как ты, придумывать какую-то ненужную работу, с которой вы, неумехи, справитесь. Так что, Владик, у тебя один шанс на спасение – проявить себя в битве со злом. Лишь покрыв себя славой и увенчав подвигами, ты, как герой, получишь право на довольствие. В противном случае, можешь вообще не возвращаться в Цитадель. Считай, что ты уже оттуда выписан.

Произнеся напутственную речь, Цент ободряюще похлопал слугу по плечу. Его воодушевляющие слова произвели на Владика сильное впечатление – программист был бледен, напуган, и всем своим депрессивным видом демонстрировал, что жизнь ему отныне не мила. Заметив это, князь очень обрадовался.

– Вот это правильный настрой! – одобрительно произнес он. – Именно с таким суицидальным настроем и надо идти в последний бой. Ты еще, для усиления эффекта, думай о чем-нибудь плохом. Тебе же есть о чем плохом подумать?

У Владика было. Притом столько, что хоть взаймы раздавай. О чем бы он ни думал, все было плохо.

– Если нет желания жить, то и умирать не страшно, – заметил Цент. – Логично ведь?

– Да, – всхлипнул Владик.

– Ну, вот и молодец. И давай уже, не затягивай с этим.

Они выбрались из здания, и оба застыли, пораженные непривычной тишиной, повисшей над городом. Здесь все время стоял шум грандиозной стройки, повсюду сновали люди, проносилась техника, что-то взрывалось, что-то рушилось, тут и там к небу поднимались клубы пыли. И вдруг вся эта безумная деятельность прекратилась.

Центу сразу подумалось, что это затишье не к добру.

– Что-то грядет, – проворчал он, нервно тиская рукоять секиры. – Нужно спешить.

Они побежали в сторону гигантского сооружения, что возводили порабощенные богинями люди. Цент был уверен, что злобных потусторонних баб следует искать именно там.

Они миновали несколько дворов, перелезли через гаражи, форсировали какой-то ров, с проложенными по дну трубами, и оказались на краю гигантской строительной площадки. Прежде здесь стояли дома, были проложены улицы, высажены деревья. Теперь это место превратилось в голое безжизненное поле, засыпанное щебнем. Здесь стояла техника, были складированы строительные материалы, вроде пучков арматуры, бетонных плит и блоков. Справа от них возвышалась огромная гора песка.

– Где все люди? – пропищал Владик, оглядываясь по сторонам.

Цент грубо толкнул его в спину, побуждая идти вперед, и проворчал:

– Шевелись, очкарик! Если твои подруги выпустят на волю мать их, нам мало не покажется.

Они оба уже приготовились перейти на бег, как вдруг из-за ближайшего бульдозера неспешной походкой вышла Погибель. На свирепом лице богини играла многообещающая улыбочка.

Владик, увидев богиню, резко возлюбил жизнь. Только что казалось, что готов встретить смерть с потрясающим равнодушием, ибо осознал всю тщетность бытия и неизбежность дальнейших страданий, но стоило в воздухе запахнуть реальной опасностью, как коленки затряслись, живот прихватило, а глаза сами стали искать норку, в которую можно было бы забиться, подобно крошечной мышки.

– Ну, как же так, Владик? – не переставая улыбаться, спросила Погибель. – Мы были так добры к тебе, даровали тебе жизнь, наше благословение, обещали щедрую награду за службу. А ты предал нас. И ради кого? Ради человека, который только и делал, что издевался над тобой.

– Не слушай ее, Владик! – потребовал Цент, не спуская глаз с богини. – Коварными речами она пытается заманить тебя на сторону зла. Ты все правильно сделал. Мы с тобой боремся за добро и свет. Ну, я, в основном, от тебя все равно почти никакого толку.

– За свое предательство, гадкий мальчишка, ты будешь сурово наказан, – пообещала богиня, уставившись на Владика своими ужасными кровавыми глазами. Этот взгляд спровоцировал кишечный спазм в животе программиста.

– Не знаю, как у вас сейчас, – продолжила Погибель, – а в наше славное время предателей заживо варили в котле с нечистотами. Но ты так легко не отделаешься. Знай – немыслимые муки ожидают тебя. Я лично займусь твоим наказанием. Нас ждет немало незабываемых часов. Ты познаешь всю природу боли.

Владик не выдержал напора ужаса, и сорвался. Издавая пронзительный визг, он бросился к куче песка, достиг ее, и стал закапываться заживо.

– Бедняжка, – усмехнулась богиня. – Лишился рассудка от страха. Ну а ты, – обратилась она к Центу, – не желаешь последовать его примеру?

– Смотри, как бы сама не побежала следом за очкариком! – дерзко крикнул в ответ Цент.

Погибель запрокинула голову и громко расхохоталась.

– Моя сестра хотела преподнести тебя в дар нашей матери, – сказала она. – Той было бы приятно лично оторвать голову последнему стражу Ирия. Но, я думаю, если преподнести матери просто твою голову, ей будет не менее приятно.

С этими словами Погибель вытащила из ножен меч и пошла на Цента. Волшебный топор в княжеской руке вспыхнул синим пламенем ярче обычного, словно чуя грядущую битву. Меч богини, разумеется, тоже не был простой железкой. Его клинок окутывала зловещая черная дымка, контакт с которой явно не сулил ничего хорошего.

Цент сорвался с места, и понеся вперед, выбрасывая щебень из-под подошв ботинок. Погибель продолжала наступать на него спокойным шагом, ее рука с оружием была опущена вниз, а на лице богини играла все та же издевательская улыбка. Центу хотелось верить, что это просто переизбыток самоуверенности, а не признак того, что темной богине известно что-то, чего не знает он. Например, то, что смертному человеку не под силу одолеть божество в схватке, хоть с небесным оружием, хоть без оного.

Цент затормозил в самый последний момент, когда его и Погибель разделяло два шага, и тут же, с ходу, ударил топором сверху вниз, метясь в голову. Богиня стремительно вскинула руку с мечом и легко парировала удар. Сама она, при этом, даже не поморщилась, а вот Цента отбросило назад с такой силой, что он лишь чудом устоял на ногах.

Его смущенный и растерянный вид вызвал у Погибели новый взрыв хохота.

– Машешь топором, как дровосек, – сказала она. – Вижу, в стражи Ирия нынче набирают кого попало. Прежде вы хотя бы умели владеть оружием.

Цент терпеть не мог, когда над ним начинали насмехаться. Случалось подобное редко, обычно вид огромного злого мужика пробуждал в людях инстинкт самосохранения. Но иногда попадались дефективные особи с притупленными инстинктами, которые позволяли себе похихикать над крутым перцем. Потом, конечно, им уже было не до смеха. Да и, к тому же, весьма затруднительно смеяться с частично выбитыми зубами и переломанной в трех местах челюстью.

Цент опять бросился вперед, но, в последний момент, резко присел на колено, и попытался ударить богиню обухом топора по ноге. Та, разумеется, разгадала его намерение, легко отскочила назад, и секира грянулась о щебень.

– С тобой даже как-то неинтересно, – зевнув, призналась Погибель. – Пора это заканчивать.

Разозленный Цент подхватил с земли камень и швырнул его в богиню. Та явно не ожидала такого подлого приема, и прозевала гостинец. Кусок щебня угодил ей в лоб, заставив отшатнуться и вскрикнуть.

– Ах ты насекомое! – взревела Погибель.