– Так вы не сердитесь на меня за то, что я привел его к вам? – еще раз уточнил Владик.
– Нет, не сердимся. Ты все сделал правильно. Так даже лучше, что последний страж Ирия оказался у нас в плену. Мама будет рада такому подарку.
– Идем со мной, – приказала ему Погибель. – Надо отнести небесное оружие в безопасное место.
По лестнице они спустились на нижние этажи и достигли квартиры, перед которой стояли два охранника с каменными лицами и пустыми безвольными взглядами. Погибель распахнула дверь, приглашая Владика с его ношей войти следом.
– Вот, оставь секиру здесь, – сказала она, указав рукой на кухонный стол.
Владик сгрузил топор и поспешил за богиней к выходу. Когда они покинули квартиру, стражники заперли за ними дверь и вновь застыли двумя безмолвными статуями.
– А что мне теперь делать? – растерянно спросил Владик у Погибели.
– Что хочешь, – небрежно ответила богиня, чьи мысли были явно заняты чем-то другим.
– А наш уговор, насчет моего перемещения в новый мир и долголетия, он еще в силе? – робко поинтересовался программист.
Погибель бросила на него насмешливый взгляд, и произнесла странным тоном, в котором Владику почудились издевательские нотки:
– Не волнуйся, дружок. Ты свое получишь. Сполна.
Сказав это, она удалилась, а Владик остался стоять на лестничной площадке в сильнейшей растерянности. Богини не наказали его за провал порученного задания, но ведь они, в конечном итоге, получили то, что хотели. Но вот получит ли он обещанную награду? Владику показалось, что теперь, когда он стал не нужен богиням, они утратили к нему всяческий интерес, и могут легко позабыть о данных обещаниях. И это при условии, что они вообще собирались их выполнять.
Докучать вопросами Погибели он побаивался, эта свирепая женщина внушала ему страх и ужас. Владик решил подняться к Мгле и поговорить с ней. Ведь та всегда была ласкова и приветлива с ним.
Но когда он отшагал десятки этажей вверх, то обнаружил у дверей в покои Мглы вооруженную охрану, которой раньше здесь не было. Владик робко приблизился к двум автоматчикам, которые внимательно следили за ним недобрыми взглядами, остановился на почтительном расстоянии, и спросил:
– Могу я поговорить с госпожой?
Никакого ответа не последовало. Загипнотизированные люди, подобно роботам, выполняли заданную программу. Охране не полагалось вести переговоры с посетителями, их задача заключалась ровно в одном – не допускать никого в покои своей повелительницы. И когда Владик все же попытался подойти к дверям, стражники стремительно и синхронно опустили автоматы, направив стволы на нарушителя. Программист попятился, прекрасно понимая, что эти лишенные собственной воли люди не станут с ним церемониться, и если он подойдет к двери слишком близко, просто застрелят его.
Тем не менее, он не сдался, и попытался докричаться до Мглы. Стражники никак не реагировали на его вокальные потуги, равнодушно взирая на рвущего глотку программиста.
Наконец, дверь апартаментов распахнулась, и на пороге предстала Мгла.
– Кто здесь орет? – сердито спросила она.
– Это я! Я тут! – привлек к себе божественное внимание Владик.
Мгла, как показалось программисту, посмотрела на него с неприязнью.
– Что тебе нужно? – спросила она холодно.
Владик смутился.
– Я просто хотел уточнить… – забормотал он.
– Мне сейчас некогда, – прервала его Мгла. – Ступай отсюда. И не ори больше у меня под дверью.
С этими словами богиня скрылась в своих апартаментах, а Владик, вконец растерянный, побрел вниз по ступеням. Тревожные думы одолевали его. Богини дружно охладели к нему, более того, им, как будто, неприятно было даже видеть своего слугу, с которым они совсем недавно были так ласковы. Владик попытался взбодрить себя, увериться в то, что они просто заняты, и у них нет на него времени, но внутренний голос упорно твердил, что дело тут в чем-то ином. Неужели его обманули? Неужели все обещания темных богинь были ложью? И вместо того, чтобы отправить его в новый прекрасный мир и одарить долголетием, они собираются сделать с ним что-то ужасное. Но что? Умучить? Отдать на растерзание своей матери? Или же они просто позволят ему исчезнуть вместе со всем человечеством?
Владик спустился на нижние этажи, и здесь был привлечен манящим запахом пищи. Тут трудились повара, готовя кушанья для своих повелительниц. Ведомый восхитительным запахом, Владик вскоре добрался до огромной кухни, занявшей сразу несколько квартир, и здесь, на месте, попытался выпросить себе немного еды, ибо был зверски голоден. Но повара, занятые работой, игнорировали его, а когда он попробовал самовольно взять со стола вымытую и очищенную морковь, один из них, недолго думая, метко и беспощадно ударил его половником по пальцам, едва их не переломав.
Дуя на отбитую ладонь, Владик, со слезами на глазах, попытался объяснить этим черствым людям, что служит богиням и его хозяйки не станут возражать, если он получит порцию еды. Но это не принесло никакого результата. Повара не обращали на него внимания, а предпринять повторную попытку хищения пищи Владик побоялся, небезосновательно опасаясь, что в следующий раз его попотчуют не половником по пальцам, а разделочным ножом под ребра.
Всеми отвергнутый и голодный, Владик вышел из дома и уселся на ступенях крыльца. Трупы зарубленных Центом охранников все еще валялись на своих местах, и убирать их, похоже, никто не собирался. Инги и Коли нигде не было – судя по всему, они, получив от Цента свободу, тут же воспользовались ею, чтобы убраться подальше. Конечно, в бегстве этом не было смысла, от того, что уготовили миру темные боги, не сбежать и не спрятаться. Но так уж устроен человек, что не желает он смиряться с неизбежностью своей гибели. Всегда цепляется за надежду на спасение, а в особо тяжелых случаях это спасение придумывает в виде второй загробной серии, что начнется сразу же за могильной чертой, и вот уж она-то точно продлится вечно и будет наполнена сплошным счастьем и довольством.
Владик попытался утешить себя тем, что уж у него-то все схвачено, что уж ему-то волноваться не о чем. То, что есть здесь и сейчас, это лишь преддверие долгой и счастливой жизни в новом прекрасном мире. Там он вскоре забудет обо всех пережитых ужасах: о зомби, о демонах, о Центе. Без Цента любое место покажется раем.
Но всякий раз, с поразительным упорством, в голове его вспыхивала одна и та же нехорошая мысль – богини обманули его. Воспользовались им, когда в том была нужда, а после выбросили за ненадобностью. Его не пленили, как Цента, поскольку он не представлял никакой угрозы. И не убили, ведь скоро он и так погибнет вместе со всем человечеством. От него просто отделались, как от назойливой мухи, прогнав и посоветовав не путаться под ногами.
Владик обхватил себя руками и едва сдержал страдальческий стон. Если богини обманули его, жить ему осталось считанные дни, если не часы. А умирать Владику не хотелось. Не для того он столько выстрадал, чтобы просто исчезнуть вместе со всем человечеством.
– Что же делать? – пробормотал Владик. – Что делать-то?
Но на этот извечный вопрос ответить ему было некому.
Глава 18
Во тьме и тишине Цент вскоре потерял счет времени. Он лежал на жестком и холодном бетонном полу, не будучи в силах даже сменить приевшуюся позу – темная богиня упаковала его так качественно, что он мог пошевелить только двумя пальцами правой ноги. Весь немолодой организм довольно интенсивно побаливал, и хотя дело обошлось без серьезных травм, могущих привести к смерти, Цент не видел особых причин ликовать по сему поводу. Теперь уже не имело никакого значения, жив он в настоящий момент, или уже не очень. Темные боги оказались сильнее, чем он предполагал, гораздо сильнее. Для борьбы с этими феминистками из преисподней требовалась целая армия, вооруженная небесным оружием, а не герой-одиночка, чья молодость и львиная доля здоровья навсегда остались в далеких и прекрасных девяностых.
Но Цент, тем не менее, не видел, в чем себя упрекнуть. Армии у него не было, и взять ее было негде. Он ведь живет в суровом реальном мире, а не в сказке, где армии появляются из воздуха по мере необходимости. Попытался, сделал все, что мог, и потерпел поражение. Но избегни он боя и предпочти бегство, результат был бы тем же. Как только две злобные стервы достроят врата, и притащат в этот мир свою мамашу, тоже, вероятно, не самую приятную женщину, всему конец. Остатки рода людского, чудом пережившие зомби-апокалипсис, просто исчезнут, будто их никогда и не существовало, а освободившуюся планету самым наглым образом займут иные формы разумной жизни. И что особо злило, аж до зуда в копчике, что некому будет эти формы об колено отформатировать, ибо не останется на свете ни конкретных пацанов, ни даже безнадежных программистов.
Цент понимал, что проиграл, понимал, что жить осталось считанные дни, если не часы, но смириться с поражением все равно не мог. После попадания в камеру, он примерно час не оставлял яростных попыток разорвать путы, на что истратил все оставшиеся силы, но положительного результата не добился. И даже теперь, обессиленный, избитый, он не желал смиряться со своей участью. Напротив, в его душе с каждой секундой, проведенной на бетонном полу, крепла и разрасталась настоящая ненависть ко всем этим заплесневелым богам, повылезавшим из своих гробниц. Прежде ненависти не было, было понимание необходимости их уничтожения. Не угрожай боги Центу лично и его подданным лохам, не планируй они уничтожить род людской, герой девяностых и не подумал бы бросать им вызов. Но теперь все изменилось. Теперь уже Цент хотел поубивать этих богинь не ради каких-то высоких целей, но чисто из личной мести. О, с какой бы неземной радостью он сделал им больно! Как бы желал ввергнуть их в немыслимые мучения, и насладиться их истошными предсмертными криками! Было бы хорошо иметь для этих целей подходящий инструмент, какой-нибудь небесный паяльник, чье внедрение в зады темных богинь заставило бы тех сурово пожалеть обо всех их бесчисленных злодеяниях.
Это все, что оставалось Центу – лежать в темноте и предаваться мечтаниям о сладкой мести. Мечтаниям, увы, несбыточным. А он бы много кого хотел попытать, не только темных богинь. Весьма желалось подвергнуть мукам неистовым предателя-рецидивиста Владика, заодно с ним сводить в теремок радости Колю-выдумщика. Ну и помимо них нашлось бы, кому сделать мучительно больно.
Но грезы об истязании всего живого так и оставались грезами. Пока что Цент мог помучить лишь одно живое существо – себя, да и то морально.
– Как же так? – процедил он сквозь зубы. – Я же мужик – венец творения, созданный по образу и подобию божьему. Как я мог проиграть двум бабам, пусть и богиням?
– Тому причиной, в немалой степени, послужило твое очевидное скудоумие, – внезапно прозвучал над ухом знакомый голос.
В камере, куда поместили Цента, было темно, но у Изяслава, как выяснилось, имелась функция подсветки, благодаря чему его было хорошо видно даже в кромешном мраке.
– Правильно мальчики сомневались, что у тебя что-то получится, – заметил Изяслав. – А вот я, признаться, в тебя верил. Зря, как оказалось.
– Чего тебе тут надо, Противный? – проворчал Цент. Явившемуся призраку он был не рад. Помочь ему тот не мог никак, а тратить последние часы жизни на разговоры с нетрадиционным богатырем решительно не хотелось.
– Да вот, пришел посмотреть на самого позорного стража Ирия в истории, – признался Изяслав. – По тебе, конечно, сразу было видно, что ты умом не крепок, но что ты настолько дурак, мы и подумать не могли. Это же надо было догадаться – полезть в драку сразу на двух темных богинь. Лучше бы ты, вместо этого, разбежался, да головой об стену хрястнулся. Оно бы хоть смешно было.
– Противный, не беси меня! – зарычал Цент. – Если сами такие крутые, почему не разделались с темными богами еще в свое время? За каким Владиком вы всю работу мне оставили? Чем вы, предки, вообще занимались последнюю тысячу лет? Почему после вас осталась сплошная разруха и полная задница? Кто все это должен разгребать? Я?
– Потому что не всегда нужно в драку лезть, чтобы победить, – наставительно сказал Изяслав, успешно пропустив мимо ушей большую часть прозвучавших обвинений. – Иной раз проще заманить в ловушку, заточить в темнице на тысячи лет. А иногда это единственный способ одержать пусть временную, но победу. Ты пойми, голова пустопорожняя, это ведь боги. Да, не из старших, да, сила их ограничена, но они все равно боги. А ты на них в драку полез, будто перед тобой люди из плоти и крови. Где твоя богатырская смекалка?
– Не привык я исподтишка да со спины дела делать, – проворчал Цент. – С рождения приучен врагам в лицо взирать, а не в иное место заглядывать.
– И вот куда привела тебя твоя вредная привычка. Ты был нашей последней надеждой, и облажался. Теперь род людской сгинет навеки, а мы вечно будем торчать в этой проклятой секире.