Три шершавых языка

Но Марк все же нашел выход своему желанию кому-нибудь выговориться, став постоянным клиентом одной замечательной особы, торговавшей любовью. Плати, и тебя с удовольствием выслушают, твои деревянные стихи сорвут аплодисменты, а от всех бед уберегут в ласке и тепле. Все-таки стоимость жриц любви определяется их умением быть тем, кем их хотят видеть. В степени естественности исполняемой роли и личного отношения к делу. И Марк не жалел денег. Финансовые связи самые крепкие – так любил поговаривать Курт.

– Хочешь, расскажу, какой мне сон сегодня приснился? – спросил Марк свою непостоянную подругу, прижавшись сзади к ее стройному телу. – Я думал, такие бывают только у алкоголиков с белой горячкой или у любителей бегать от реальности.

– Интересный? – живо заинтересовалась она, положив свою руку ему на бедро и продолжая водить ею. – Мне редко кто рассказывает такие личные вещи. Господи, да что я говорю, вообще никогда! В основном только жалобы на жизнь. Расскажи, пожалуйста, я с удовольствием послушаю.

– Хорошо, – задумчиво произнес Марк, – только не смейся, пожалуйста.

– Я не смеюсь над мужчинами, моя прелесть. Этот урок я уже выучила наизусть.

– Ну, в общем, вчера я лег спать и долго не мог заснуть. Казалось, все попытки уже были тщетны и бессмысленны. Проклятые мысли, как клубок змей в брачный период, путались в голове и никак не хотели оставить меня в покое. Все же незаметно для себя я провалился в сон, но как-то не полностью, словно не засыпал вовсе.

Я поднялся на ноги. Было раннее утро, а может быть, и вечер, сразу не разобрал. Но было тихо и мирно. Солнце лишь наполовину пересекло горизонт, но в какую именно сторону, я не обратил внимание. Оглянувшись, я нашел себя в своей старой квартире, которую снимал со своими коллегами по студенчеству, и даже не удивился этому. Там, перед моим заселением жила древняя старушка, а после того, как она умерла, вся ее утварь так и осталась стоять на своих местах.

Значит, четыре комнаты в старинном двухэтажном кирпичном доме с высоченными потолками, махонькая кухонька, совершенно жалкий интерьер внутри, повсюду довоенная мебель. Мне и самому приходилось спать на решетчатой кровати с фашистской свастикой на ее спинке, пока жил там. Я стал бродить из комнаты в комнату, не сказать, что из любопытства, может от безделья. Во сне все как-то казалось знакомым, приевшимся, словно я всю жизнь там и прожил. Квартира же оказалась пуста, то есть не было ни души.

Словно машинально я сунул в рот сигарету, зажег и, как обычно в таких случаях, отправился на воздух. Открытая терраса была излюбленным местом для всех наших студенческих заварушек. Она занимала значительную площадь и вмещала столы, стулья и где-то двадцать-тридцать персон. Единственное, что в те времена вид с нее был несколько убогий. Какие-то то ли сараи, то ли гаражные коробки, полуразрушенный забор, детская песочница и неухоженный кустарник то тут, то там.

Зато была удобна для празднеств и для сушки белья. Когда требовалось освободить место, то белье свешивалось на дополнительных антресолях, представлявших собой два тонких железных уголка, приваренных к перилам. В уголках были продеты бельевые веревки. Белье на них, свисая над землей, не занимало полезное пространство.

Так вот, с сигаретой в зубах я вхожу на террасу и вижу, как мне показалось в начале, огромную обезьяну. Не такую большую, как, например, горилла, но гораздо больше, я бы точнее сказал, и жирнее, чем шимпанзе. Было удивительным то, что она сидела на самом удаленном конце антресоли, на корточках, и я ясно понимал, что такую махину вряд ли выдержит такой тоненький уголок.

Я, не чувствуя какого-либо чрезмерного удивления, даже с каким-то гордым ехидством, по пути затягиваясь дымом, подошел ближе, встал слева и начал рассматривать это существо. Но оно лишь отвернуло свою морду от меня. Огромное жирное ссутулившееся тело, словно свернувшееся от холода, покрытое густой, средней длины черной шерстью с небольшой рыжинкой, явно было ко мне равнодушно. Шерстка, отмечу, действительно вызывала восхищение своей аккуратностью и блеском. Каждый волосок был на своем месте, и их блеск напоминал сияние шикарного автомобиля на автовыставке. Видя такую шубку, возникало непреодолимое желание пропустить ее сквозь свои пальцы, мягкая ли она, тепла ли. Тем не менее, существо совсем не напоминало обезьяну, но кого?

Я набрал полные легкие дыма и выдохнул прямо на него. Попутный ветер помог сделать задуманное максимально успешно. Но эта треклятая обезьяна так и сидела в тающем тумане, не обращая никакого внимания на мои потуги, и продолжала свое дело. Ты не поверишь, она тоже курила. Видеть сигарету я не мог, за ее жирным брюхом. Но, очевидно, обезьяна иногда затягивалась, и из нее валил дым. Это меня еще больше раззадорило. Я с силой подергал железные перила рядом с прикрепленными к ним антресолями, но, увы, ноль внимания. Она даже не покачнулась. Тогда я еще злее стал дергать их, рыча от азарта, и вдруг по моему лицу с резвостью кнута ударил длиннющий мохнатый хвост, что был обмотан вокруг тела существа, но заметить который раньше я не удосужился. Сигарета выпала, я тру словно обожженную хлыстом щеку, а во мне начинает закипать огненная злоба.

Перегнувшись через перила, я попытался заглянуть в морду обидчика. Но существо и здесь не желало быть вежливым, принялось снисходительно отворачиваться.

– Кто ты, черт тебя побери! – рявкнул я на пике злобы, – я сброшу твою чертову задницу отсюда!

Словно в насмешку над моими словами, не выражая какого-либо волнения, существо повернуло свое туловище и принялось смотреть прямо мне в лицо. В лапе я увидел сигарету, и мне вдруг все сразу стало ясно. Я бы сказал, прояснились многие вопросы, мучившие меня кроме прочего. Это был черт, самый настоящий черт, сомнений не было. Он смотрел на меня без тени злобы, надменности, даже с каким-то сожалением, и опять подчеркну, во всем его виде проглядывалось полнейшее спокойствие. Но мне почему-то было ясно, что он смотрит на меня словно доктор Менгеле на своего пациента, пока тот еще не был привязан к операционному столу. Будто знает, тварь, что я сам принесу свою шкуру, и ему уже не стоит об этом хоть как-то беспокоиться. А развлечения меня ждут впереди воистину душещипательные.

Марк остановился и задумался.

– А что дальше-то было? – спросила Кейт. Так звали его платную подружку.

– Черт затянулся и внаглую выдохнул дым мне в лицо. Смрад был такой, что и прокуренному школьному туалету не снилось. Только-только мне удалось разлепить веки, как клятая тварь метко выстрелила пальцами и попала мне в глаз горячим окурком. Черт, он и есть черт.

– А дальше что?

– Ничего.

– Ничего?

– Ничего!

– А как ты проснулся?

– Я не помню. Все, что я видел, тебе рассказал. Никаких других шагов против гостя из преисподней, я уж точно не предпринимал.

***

И так день за днем, неделя за неделей, и вот очередная заварушка. Дружки-приятели очередного клиента решили прийти ему на помощь и, похватав пистолеты, ломились в дом, где в настоящее время работала группа Марка. Но не тут-то было. Здоровенные темнокожие парнишки с уровнем интеллекта четырнадцатилетних подростков понятия не имели о какой-либо толковой организации своих совместных действий. Они просто пытались задавить массой и бездумной смелостью. Марк же в это время оказался на их беду рядом, ожидая своего часа в припаркованной машине. Он посчитал выскочек, доложил главному, затем достал УЗИ c глушителем и выбрался из машины. Подобравшись сзади, короткими очередями снял двоих из тех, что пробивались в дом с фронтальной части здания. Затем занял новую позицию и сменил магазин. Теперь следовало прикрывать отход группы.

В глубине заднего двора понеслась беспорядочная пальба, и по ее неоднозначной манере Марк различил, кто ее вел. Тот, кто выпускал без умолку обойму за обоймой, был неприятелем. К тому же их стрельба сопровождалась изысканными нецензурными выражениями и угрозами. Редкие, но точные выстрелы совершали, в свою очередь, члены группы.

Как итог единственный оставшийся в живых любитель гангстерских перестрелок бежал прочь как лось через лес, получивший по дороге пулю. Но, к несчастью, наткнулся на Марка. Тот и на сей раз все сделал по инструкции.

Далее вышла группа. Спокойно, молча, словно ничего сверхъестественного не произошло, но с пистолетами наготове. Операция сегодня провалилась, завершившись гибелью четверых человек и тяжелым ранением двоих, слава богу, не членов организации. Сегодняшний клиент тоже оказался посетителем холодильной камеры.

***

Даже в машине, петлявшей по кварталам, поначалу была полная тишина, нарушить которую все же отважился главный по операции.

– Кого ранили?

– Целый, – ответил один, а затем подхватили другие.

– Хорошо, сейчас едем на пункт сбора, докладываем и ждем дальнейших указаний. В любом случае сработали хорошо. Кстати, Марк, ты молодец! Все отлично сделал!

– Ерунда! – без энтузиазма ответил Марк.

– Далеко пойдешь, если будешь действовать в том же духе.

– Это было несложно, – ответит Марк и замолчал, словно язык прикусил. Еще трое на счету, проскочило в голове. А сколько еще будет таких, если все будет продолжаться той же тропинкой. Какие новые истязания моего собственного разума поджидают меня впереди? Как же жутко хочется выпить. Как хочется снова взять верх над своим внутренним голосом.

Увы, но правилами приписывалось ни в коем случае не употреблять алкоголь и вообще не посещать увеселительные заведения после каждого подобного инцидента, а сидеть и ждать звонка. Но сегодня Марк решил к чертовой матери нарушить любой порядок, что станет на его пути. Нужно по уши надраться, спланировал он. Где-нибудь, где полно народа, и плевать на всех с их глупыми инструкциями. Главное, любой ценой успеть, пока катки прыщавой совести не начнут давить на яйца в полную силу.

И вот он, заветный бар, что ютился совсем недалеко от дома. Куда можно добраться пешком, не задумываясь об обратной дороге. Где твои вкусы и запросы отлично знает бармен, а куда ни взгляни, вокруг одни приятели. Весь мир с позиции этого прокуренного помещения кажется добрее и общительнее. И вот первая рюмка залпом влетает в горло и… наконец победа над разумом, победа над внутренним голосом. Долой любые ничтожные мысли, да здравствует свобода от душевного крематория!

Следом за спокойствием неожиданно вернулся аппетит. Господи, я же с утра ничего не ел. Как же приятен этот миг перед утолением дикого голода, когда на тебя смотрит лупоглазая глазунья, украшенная полосками бекона и колечками зеленого лука. Как же все-таки человеку мало нужно от жизни, когда он вылезает из ямы, кишащей жуткими проблемами, когда он сыт, когда мысли полностью подчиняются ему. Именно так незаметно, шаг за шагом, но вечными друзьями Марка давно уже стали большие стеклянные бутылки с цветными наклейками и булькающей жижей внутри. А друзьями ли?

***

Очнулся он у себя дома с вечным осознанием того, что голова щедро угощает болью при любом раскладе дел. Жуткое давление под черепушкой, тошнота, вялость и ненависть ко всему сущему. В общем, полный джентльменский набор. Но как его принесло домой? Сколько Марк ни пытался вспомнить, у него ничего не вышло. Зазвонил телефон. На экране отобразился номер Курта.

– Что надо?

– Ну ты герой, как себя чувствуешь после вчерашнего? – спросил знакомый голос.

– За количество выпитого звание героя вряд ли присуждают!

– Да я не про это. В общем, недельку никуда не суйся, а если захочешь, то только со мной. Вчера, кстати, это я тебя до дома дотащил, можешь не благодарить. Позже нас ждет новая работенка, более спокойная, поздравляю с повышением. И уверяю тебя, вскоре все пойдет гораздо легче. Так что, приводи себя в порядок и держи нос по ветру.

– Я больше не хочу работать на организацию. Лучше бы ты меня придушил, пока я был в отрубе. Умоляю тебя, в следующий раз так и сделай.

– Ну зачем же мне это? И я прекрасно тебя понимаю сейчас. После вчерашнего трудно остаться хладнокровным. И мне порой тоже не нравится работать на организацию. Но я иду по этому пути и нахожу здесь много чего полезного для себя. И тебе советую поискать.

– Я больше не буду… мм… потом поговорим, – оборвал Марк, осознав, как больно сейчас думать.