Дети Духов. Часть 1

– А Заря?! – вдруг спохватился – Уж она-то непременно заметит… Обещались же друг другу всё показать… – его мысли плавно перешли к девушке, к её озорным глазам, наглой усмешке на приятных губах, золотым волосам заплетённым в косу и вечно выбившейся прядью падающей на левую сторону лица, длинным ровным ногам и совсем небольшим округлостям, выступающим точно там, где надо, на тоненьком стройном теле. Она вообще вся такая стройная и при этом ловкая и сильная, что просто диву даёшься.

Перед его внутреннем взором так и предстала девушка, вся обнажённая, манящая. Взгляд юноши опустился на копье. Нет, не на то, что на руке, другое, пониже, что до сих пор твёрдое и вздыбленное, никак не отпускает, прямо под его звездой рода Черсалава. Ходишь, словно рог какой приделан, и порты то толком не напялить. Даже неудобно как-то, хорошо тут нет никого, только слепой и глухой старик вылез на солнце погреться – «Ну хоть не такой огромадный, как у Грома, а то и совсем нелепо было б, как и ходить, непонятно…» – подумал, вроде и успокаивая себя, а всё ж с некоторой завистью. Да и махнул рукой:

– Ну и ладно! – встал резко, чуть не застонав от сведённых мышц. А девку всё одно хочется. Сложил в мешок, чистенькую и сухую, выстиранную ещё позавчера, одежду. Оседлал лошадь, которой тут тоже похоже надоело, и прямо голым вскочил в седло – Уй! – ну и что, что всё болит, он поедет же не сильно, а потихоньку, оно всё и растрясётся, а как в чреслах отпустит, так и оденется.

И прикрыв за собой ворота – «Авось дед догадается запереть…» – выехал в путь, через, уже покрытый буйной зеленью, весенний лес. Домой, к друзьям, Грому, к Заре желанной…

4. Гром

К Лешине Гром отправился ещё засветло. Путь-то не близкий, через болота да буреломы в самую чащу что ни на есть тёмную. И успеть надо, а то ещё до полудня уляжется спать ведьма. Странная она, другая совсем. Живёт одна вместе с отпрыском своим рыжим Птахой и вместе с ним бродит по лесу ночами, корешки да грибы собирает. Сама уродливая до невозможности. И говорят будто знаков духов у неё на теле, словно у волхва какого, только все не салавские, чужие и тёмные.

Вот действительно, кого здесь может и боялись больше Радуги, так это ведьму эту, не очень-то и понятно почему. В отличии от Радуги она вроде никого не проклинала, но и женой вождя и сестрой Государыни Лешиня не была, может потому в родовом селении видеть её особо никто не желал и в род не принимали. Она и не настаивала, на землях рода жить разрешили и то ладно. Всякие зелья варит, а Птаха их ни свет ни заря по селениям да деревенькам разносит и продаёт, тем и живут. Зато Птаху этого никто не боялся, и потому коли поймает ребятня, то побьют знатно. Он правда и сам нарывался постоянно, как давешнем утром, когда одеяло сорвал с Грома и перебудил всех.

– «Тот ещё, гадёныш мелкий! Может и его встречу, так обязательно фингал поставлю!» – сжал Гром кулаки, пробираясь сквозь валежник и осторожно отмахиваясь от сухих ломких веток. Кто отец рыжего негодника никто не знал. Лешиня одна в этих краях появилась, как раз в тот год, когда Государыня Ярка привезла в Залес детей и оставила тут на воспитание. А вскоре у ведьмы родился отпрыск, слухи ходили будто это сам известный гусляр Синица, то ли на спор, то ли по пьяни, с ней любился. Кто ж теперь угадает, во всяком случае никто на это конопатое существо прав не предъявлял и родовой знак ему не ставил – «Туда вроде…»

Гром всего раз и бывал тут, когда они по малолетству с Храбором, Зарёй и ребятами специально посмотреть на ведьму отправились. Жуткая тогда показалась, в тёмном балахоне мрачном, закрытом, что и лица не разглядеть, только и заметно, что горбатая да колченогая. А близко подходить тогда не решились, страшно. Однако теперь потеряться не боялся, как ни странно, хоть ему и не служили духи, но в лесу он ориентировался не хуже любого следопыта со знаком лесного зверя.

Крики звонкие да хлопки смачные Гром ещё издали услышал, а как вышел на полянку, так и встал столбом, зрелищем наслаждаясь да удивляясь.

«ПЛЮХ» шлепок по голой заднице.

– А-а-а – верещало и болтало ногами голое худощавое тельце Птахи, перекинутое через оба колена сидящей на пеньке ведьмы – Лешиня злюка, как гадкая змеюка! – со слезой в голосе, но упрямо и при этом удивительно точно передразнивая голос старухи.

И за это сразу опять ответ:

– Птаха неслух в голове пусто – и «ПЛЮХ» сухой ладонью – зато будет на заднице густо…

И тут оба замолчали и замерли, уставившись на Грома. Горбунья быстро вскочила, взметнув полами балахона, как-то неуклюже придерживая своё чадо, развернулась и усадила Птаху на пень вместо себя. Следом на детские колени шлёпнулась здоровенная книга, что до этого валялась на земле рядом. И открыв её Лешиня ткнула пальцем:

– Учи урок, от сих до сих! – и повернулась к Грому – Совсем от рук отбился. Ночью в болото провалился, всю одёжку изгваздал да изорвал… – какое-то не достиранное тряпьё и правда плавало в старом корыте с мутной водой – А где я другую ему возьму?! Вот и пускай теперь бегает голышом, пока не просохнет, да не зашью. Теперь книгу ещё уронил…

Пока она говорила, конопатая рожа скривилась и показала спине Лешине язык. Впрочем, конопатой была не только рожа, но и плечи, и руки, и ноги, и даже зад, как успел до этого заметить Гром. Да в общем всё тело, покрытое к тому же ссадинами, прыщами и царапинами. А ещё большой синий фингал под глазом уже кто-то поставил, так что можно не заморачиваться самому.

– …так зачем молодец явился? – задала тем временем Лешиня вопрос, обратив всё внимание на себя.

– А-э… – как бы старательно глаз Гром не отводил, но тут всё же взглянул на страшное лицо, в этот раз откинутый назад балахон его не скрывал. И правда ведьма! В возрасте, но не такая уж и старуха, как представлялось Грому, уродливая только. Покрасневшие веки, без ресниц. Один глаз заплыл бельмом, под другим огромная, гадкого вида, синюшная родинка выпирает. Зубы во рту чёрные, все изъеденные. Волосы грязного цвета, редкие и слипшиеся – Невесту я ищу – глупо сообщил он.

– М-м – прожевала что-то Лешиня, заинтересованно уставившись на него – так это ты Гром из проклятого рода?! – выдала и, с новым интересом, ковыляя обошла кругом, разглядывая с разных сторон – Можно и подсказать чего, семя твоё только нужно.

– Чего? – непонятливо, будто не расслышал, переспросил Гром.

Птаха тихо хрюкнул, давясь смешком и пригибаясь к книге, а ведьма объяснила более доходчиво:

– Ну семя твоё, мужское! Не знаешь, как достать что ль?! – она заковыляла к убогой землянке – Иди за мной – и скрылась в тёмной норе.

Гром с сомнением заглянул внутрь, подумывая – «Не сбежать ли?» – всё же набрался смелости залез и посторонился от входа, дабы хоть чу-чуть света впустить. Так и стоял, привыкая к темноте, пока Лешиня, повозившись среди всякого хлама, не выдала ему деревянную плошку.

– Сюда извергни.

– Чего?

– Порты спускай, чего!

Гром отвернулся, снял пояс, задрал рубаху и развязал тесёмки, льняные порты тут же свалились на пол. И, надеясь, что ведьма в темноте не лучше него видит, приступил.

– Помочь может? – слушая его безрезультатную возню спросила Лешиня приблизившись сзади.

– Не, сам я, сам! – испуганно вздрогнул Гром – «Ну же, давай!» – но уд, несмотря на все просьбы и поглаживания, никак не хотел подниматься в таких условиях.

– Прикрой глаза – шепнул голос прямо в ухо, вроде и не Лешинин дребезжащий вовсе, а нежный, ласковый, сокровенный, такой, что мурашки по коже пробегают. И не захочешь, а как скажет сделаешь. И сразу по бедру, задирая рубаху, поползла ладонь. Мягкая, нежная – вспомни самую желанную… – самую желанную Гром не определил, все три девы, что у него были недавно, в его сознании слились в одну – Её губы страстные… – зато почувствовал как ладонь уже проникла между ягодиц мягко поглаживая – Её груди высокие с двумя сосками твёрдыми… – а другая рука обмазала привставший уд чем-то скользким и обхватив огладила заставляя напрячься полностью – Её ягодицы упругие и гладкие… – и задвигалась туда-сюда – Её лоно мягкое, нежное, мокрое… – ведьма вовремя выхватила у потерявшегося юноши плошку и подставив держала пока не сбрызнулось всё полностью, ещё и выдавила остатки.

Затем быстро повернулась к проёму, внимательно посмотрела на свет, наклоняя то так, то этак. Понюхала, потрогала пальцем с отросшим длинным ногтем, зачерпнув немного положила в рот, задумчиво пошевелила губами.

– Хорошее семя, сильное – решила наконец.

– Чего?

– Чего-чего, порты надень! Стоишь тут не стыда ни совести – она медленно выбралась из землянки на свежий воздух, всё ещё поглядывая в плошку, будто решая чего-то и помешивая пальцами.

Гром, оправляясь, поспешил за ней – «Ещё не хватало ведьму одну с семенем оставить, кто знает, чего она сотворить может?! Что за духи ей служат?» – он уже жалел, что согласился на это. Ведьмам-то имя лучше не знать, всякие волосы, ногти сжигать надо на всякий случай, а уж семя?!

– Какова оплата? – между тем поинтересовалась Лешиня, неспешно ковыляя и заходя за спину настороженно поглядывающего на неё Птахи. Вдруг обняла его одной рукой за шею и удерживая мазнула пальцами по синяку на лице. Снова макнула в чашу и опять мазнула.

– А-А-А – Птаха забился, задрыгал ногами, схватился руками пытаясь вырваться – Не хочу не буду… – закричал громко пока мамаша не прикрикнула:

– А ну не дёргайся, книгу опять уронишь! И Гром увидит какой ты, и все узнают…

Птаха сразу подхватил широкую, полностью закрывающую бёдра от пупка до коленок книгу, пока та не сползла. Ноги прижал друг-к-другу чтоб не дёргались, только ступнями беспокойно ёрзал, да пальцами шевелил. Но ныть не перестал, совсем забыв о слаженности слога:

– Ы-ы-ы… ну не-на-а-до-о-о…

– Все болячки быстро пройдут, вырастишь здоровым и красивым – не обращая внимания на вопли, Лешиня втирала в раны ребёнка густое белое лекарство, приговаривая – семя молодое, хорошее, сильное…

– «Похоже зря волновался» – решил Гром глазея на представление этакое – «а, оплата же!» – тут вспомнил. И что он мог предложить? Всё что ему было нужно, вплоть до одежды, ему так выдавали, но это не его личные вещи, то вещи рода Тёмной чащи. Мама Государыня, когда навещала, привозила подарки, но опять же не личные – «Это чтоб не выделялись и к богатству не привыкали…» – а всем троим. Книги там всякие, или вот шахматы, Гром правда в шахматы не очень играть любил, хоть и умел, а вот Заря с Храбором по полночи засиживались, бывало. Остаётся только что сам сделал – «Да вот нож хотя бы?!» – даже кузнец Твёрдый сук изумился, как он такой сделал и без всяких духов что кузнецу помогают. И рукоятке из костя зверя многие подивились, что знаки для резчика полезные имели.

Гром снова снял только что надетый пояс, тоже его между прочем, вышитый, как и ножны на нём, в которые вдет длинный нож с красивой узорной рукоятью.

– Вот – положил рядом с Лешиней, которая опустившись на колено смазывала царапины на ногах всё ещё всхлипывающего Птахи. Тот сразу перестал и с надеждой уставился на мать.

– Не мало ль, за невесту-то?! – ведьма поднялась, даже не взглянула на оплату.

– Нет у меня больше ничего.

– А земля? – подойдя к корыту со старой рваной одёжкой Птахи, принялась за стирку – Земля рода Весеннего неба? – помакав, заодно и руки помыв, выплеснула и налила свежей воды – Хочу жить там, а пока тебя не будет, то и быть управительницей.

– Одна? Нет там никого более – растерялся такому желанию Гром – другие селения далеко, ты ж не пахать, не охотиться не можешь, чем жить будешь? – счёл нужным предупредить – Зачем в проклятое место селиться?

– Не такая уж я и никчёмная как тебе представляется. Чужие мы с Птахом тут, вроде как из жалости на чужой земле живём. А на своей земле кто его обидеть посмеет? А за еду да тепло не беспокойся, меня теперь пол Залеса знает, кому надо сами за снадобьями да советом придут. Да и чадо вишь какое растёт самостоятельное, вскоре сможет и поохотиться и дров нарубить, с голоду не помрём. А что место проклято, так где ведьме и жить ещё?! И тебе тоже хорошо, какой-никакой, а присмотр, решай! – убедительно так объяснила всё – Про суженую я тебе всё честь по чести расскажу, всё что духи мне открыли. Оберег даже сделаю для надёжности, заговорённый, так что сразу узнаешь, как увидишь, не пропустишь и не ошибёшься…