Дети Духов. Часть 1

– А меня, представляешь, целый таз хрена заставили натереть – перебивала его Заря – до сих пор глаза слезятся… А тебе Громик? Как, сильно от неё досталось?

– На красную горку разрешила сходить – шмыгнул он носом.

– Ох, ты ж! – вырвался завистливый возглас у Храбора – Может и мне можно?! – Заря, конечно, не могла дотянутся к нему через стол, девицы и парни сидели по разную сторону, но взгляд её был убийственный – Да чего? Я ж посмотреть только… – попытался он исправить оплошность.

Но бесполезно, Заря сжала зубы и посылала молнии глазами, зыркая по сторонам из-под пряди выбившихся волос. Убедившись, что вокруг все громко болтают о своём, процедила негромко:

– Ладно, я тебе сама покажу – но тут же поправилась – а ты мне! Такой как у Грома утром был! И не вздумай баловать – сразу окоротила она его ухмылку – забыл, что Радуга нам говорила? Коли до свадьбы коснёшься кого, проклянёт так что отсохнет там всё у тебя…

– Она и ей то же самое говорила – шепнул Храбор Грому – что лоно у неё паутиной покроется – он хихикнул – ну ни чё, думается ничего не будет, пугает только…

– Ты же не серьёзно?! – а сам подумал – «Ну вот чего он у неё там не видел?» – и правда, с детства ведь вместе. И купались, и игрались, хоть голышом хоть так. Это только последнее время, как Заря зацвела той весной, стесняться чего-то стала – Радуга может и пугает, но Государыня не простит!

– Да ты чё, за кого меня принимаешь?! Мы так, только поласкаемся. А остальное перед духами и людьми, как положено…

Но Гром ему не очень-то верил. Не об этом ли предупреждала Радуга, говоря каким местом думать надо? Ему он ничего ни сказал, а вот Радуге да, намекнул потом. И виноватым себя не чувствовал. Зато теперь, пока идёт весенняя страда, можно не волноваться, и так-то после работы мысли все только о сне, так ещё как-то так получалось, что Храбор и Заря работали всё время в разных местах, не пересекаясь.

– Что за люди подлые есть?! Кому любовь наша мешает?! – жаловался Храбор Грому, укладывая на телегу мешки с зерном семенным – Завистники, услышали говор наш, да вождю и предали…

Крики, смех и весёлый шум, вместе с отблесками костров доносятся из вечернего сумрака. Вот она, сказочная, загадочная, так что сердце ёкает, Красная горка! В смысле не просто само место конечно, таких горок по всей Салавии полным-полно, но и место, и время, и действо. Сколько сказок, историй смешных и трогательных, сколько хвастовства выслушал Гром, а теперь сам здесь стоит и не знает, что делать, как ступить ещё несколько шагов? Уже второй вечер, вчера так постоял-постоял, да и ушёл. Хорошо хоть Зари с Храбором нету, так и порывались его проводить и издалека наблюдать. Однако вождь Коряга нашёл им занятие. Зарю, вместе с другими бабами, заставили одежду работников перестирывать, у вождя Тёмной чащи двор большой, дружины и работников много, а после страды немало грязного накопилось. А Храбора на заставу услали, с поручением – «С каким-таким поручением, на заставах только деды остались, кто ж весной нападать будет? А с тех пор, как Государыня Поганов замирила, а кого и Салавии подчинила, так и вообще набегов нет. Если только ватаги какие мелкие» – впрочем ещё зимой пришла злая весть: Государь Мир убит, и что будто бы убила его Ночка, поганская служанка Государыни и мать Храбора. А недавно гонец из самого Слава к вождю Коряге был.

Смех и говор, совсем рядом, отвлекли от мыслей. Несколько девок и парней резво скинули с себя одежды и побежали прямо в речку. С хохотом и громким девичьим визгом.

– «Не нашенские» – определил Гром делая вид будто он тут случайно, так, мимо проходил – «в смысле не из рода Тёмной чащи» – хоть и живёт он среди них, почти сколько себя помнит, но и забывать нельзя, у него свой род, род Весеннего неба.

– Эй, паря, чего стоишь? Айда с нами! – мужик, уже не парень, сверкая мокрым телом, толкнул в плечо и подмигнул – Не тушуйся, свои все! Ель, ты скоро там?

– А не ждите – медленно из воды выходила жёнка, мокрая, красивая, голая. Задрав руки, она собрала распущенные волосы и выжимает их. Лунный свет и отсветы костров так и играют на её грудях налитых, на животе плоском и бёдрах округлых. И глядит она прямо на него, и будто улыбается хитро – дело у меня есть – Гром так и почувствовал, как растёт, тяжелеет, его уд в портах.

– Как хочешь – ухмыльнулся мужик в бородку. Ловко подхватил другую деву, весело заверещавшую от неожиданности, шмякнул по мокрому заду и побежал вслед за остальными, наверх – Эх, разойдись! – гаркнул и, прямо с хохочущей девкой на плечах, прыгнул через самый большой костёр.

А жёнка, что осталась, уже вышла из воды и подходит к парню, всё ближе, ближе. И только тут Гром узнал её – «Ну точно Ель!» – она-то как-раз «нашенская», дворовая, самая обычная. И не рабыня, даже наоборот, вроде как племянница вождя Коряги, вон и звездочка над лоном имеется, небольшая, пять лучиков всего, три серебренных два золотых, ну так вожди не княжеских кровей. И не замужняя в двадцать-то семь лет? Странная она, как будто грустная всё время ходит. И знак у неё на лице странного духа, с одной стороны, на щеке слеза блестит, а с другой, будто алые губы дальше продолжаются, в ухмылке довольной. Раньше особо и не обращал внимания, мало ли жёнок всяких в Тёмной чаще, сильном, богатом и, наверное, самом людном роду в Залесском краю? – «Так вот она какая на самом деле…»

И додумать не успел, губы её мягкие, вкусные, медовые, приникли к его устам. Так что оставалось только пить этот нектар, чувствуя, как томление по всему телу разносится. А руки её уже и рубаху ему задрали, и порты стянули, и сомкнулись ладони на стволе. Тут-то она и разлепилась с ним и взглянула вниз:

– Не обманула, и правда громадный…

– Кто не обманул? – поинтересовался Гром.

– А не важно – она потянула его рубаху вверх, через голову, стаскивая полностью – Ложись – да подтолкнула ладонью в грудь.

Сама сверху как села, овладевая. Да так, что Гром дёрнулся, тело всё свело, заставив скривиться открыв рот, и он охнул изливаясь. И необычно, и стыдно, губу закусил, глаза отвёл. А Ель вдруг как заржёт, от чего весёлая часть лица совсем потешная стала:

– Ха-ха-ха-ха… Ой, про… хи… сти… ха-ха-ха, такой смешной… хи-хи… просто…

И смех такой искренний, заразительный. Грудь её трясётся перед глазами и бёдра нежно трутся о него, и живот содрогается, вместе со всем телом. Гром и сам хихикнул и почувствовал, как опять наливается да твердеет корень, прямо в её сотрясающемся лоне.

– «Как же это сладко!» – никогда Гром такого не испытывал. Теперь, когда всё прошло, осталась только усталость в животе и расслабленность тела. И молодая женщина что лежит на нём, приникнув полностью, и чувствуется быстрое биение её сердца и усталое дыхание прямо в ухо, а ночь прохладно обнимает разгорячённые тела. Вот теперь он пожалел, и Храбора, и Зарю – «Когда ещё они это познают?» – и вдруг вспомнил, зачем вообще это всё:

– Ты будешь моей женой?

– Женой? – в груди Ели возник смешок, отдавшись и в нём – А что, можно. Будешь меня каждую ночь любить – мечтательно произнесла она, складывая руки на его груди и кладя на них голову – только, разве твоя мама Государыня не будет против? – а повернула голову так, что серебристая слеза ярко заблестела в лунном свете.

– Нет же! – воодушевлённо ответил Гром приподнимаясь на локтях – Мы будем жить одни, на землях моего Рода. Растить детей и вести хозяйство…

– Одни?! – она разочарованно надула губки – Совсем? Не-е, без мира мне скучно. Я люблю, когда весело вокруг и много людей. Пошли! – она вдруг вскочила и потянула его за руку – Ну же, побежали ко всем! – и он побежал, вверх, на холм, за, цепко схвативший за кисть, рукой. Прорвались через весёлый хоровод. Вместе сиганули через костёр и, оказавшись в кругу огней, где целая толпа голых людей играла в жмурки, Ель толкнула его в центр – Чур следующий жмурится!

Кто-то тут же накинул повязку на глаза, и сразу множество девичьих рук коснулись обнажённой кожи в разных местах. Смех, шум, суета. Гром сначала чуть растерялся, а затем, растопырив руки, стал хватить ускользающие тела. Наконец удалось, в руках забилась пойманная добыча, вёрткая, прыткая, пытающаяся вырваться. Бесполезно, он крепко обхватил за стройную талию, прижимая к себе, и она успокоилась, стянула с него повязку, чмокнула в губы и потащила, через толкучку и ободряющие крики, прочь от круга огней.

Несколько шагов во тьме, и повернувшись прижала свои ладони к его груди. Сюда еле доносились отсветы костров, и сквозь весёлый шум слышались какие-то шорохи, вздохи и стоны в кустах, под ногами что-то мокрое, липкое, или только кажется? А она всё гладила и целовала: плечи, спина, грудь, и опускалась всё ниже. Нежные руки прошлись по бёдрам, ягодицам и между ног, а губы по животу, ещё ниже и вот обхватили уд. Что-то ласковое, сырое, коснулось его и обратило в камень. Дева откинулась на спину раздвигая ноги, и Гром не стал тянуть, лёг сверху, вошёл и задвигался, и звуки их слились с любовным хором этой ночи.

– Станешь моей женой? – вопросил он, ещё не успев отдышаться, сразу как утихла её дрожь.

– А ты из какого рода?

– Весеннего неба.

– Так нет же его?! – удивлённо уставилась она на него.

– Земля есть, и я есть. Последний, Гром Весеннее небо.

– А-а, так ты сын Государыни? Княжич?!

– Не княжич я. Я род хочу возродить, для того жена нужна! Чтоб жить с ней на своих землях вместе…

– Вдвоём?! А пахать один будешь, и строить один? И сеять, и убирать, и скотину держать?! Пусти дурень! – она столкнула его с себя и поднялась – Ты может и один справишься, а я одна столько не вынесу – и пошла к свету, гордая, красивая, с тяжёлой косой невесты.

Гром тяжело вздохнул – «Опять не повезло. Вляпался ещё во что-то…» – он поднял руку которой опирался на землю, повернул к отсвету костра – «Красная вроде… Откуда тут кровь?» – вытер руку о траву, тоже встал и пошёл. Босые ступни и правда, то тут, то там, ступали на липкие пятна.

Вокруг огненной поляны, на границе света и тьмы, сидели парочки и миловались. Этим никто не нужен, они уже выбрали друг друга, некоторые ещё до красной горки, и теперь просто наслаждались близостью. До осени, времени свадеб, ещё далеко, а так познали и себя и суженного, есть время и подумать, и решить, и переиначить, коли не по нраву.

А вон другие сидят стайками, отдыхают от веселья. Девки ещё совсем молодые, по сравнению с остальными, конечно. Уж Грома-то и они старше. Эти себе женихов выбирают, и скорее всего это их первая и последняя красная горка, такие в девках не засиживаются. Знаки на их телах уже успели оставить духи, и хорошо если один, а у некоторых два, а коли три так вообще «княгиня». И выбирают они себе таких же, отмеченных духами. Не родовыми звёздами в паху, это у многих есть и не личная то заслуга, а рода. Другими: знаками кузнеца, охотника, пахаря, зверей всяких и явлений природных, от грозы до цветка какого, а также способностей, навроде силы иль скорости. Много их знаков-та разных: и у сестры близняшки Зари уже парочка есть, а у брата названного и молочного Храбора, так уже три, но больше всего говорят у матушки Государыни Ярки. Только самого Грома ни один дух не отметил, разве что дух Рода. Зато какой?! Такого-то точно ни у кого нет. Может попробовать?

Он посмотрел, как другие парни проходят мимо них, вроде и невзначай, но так чтобы видны были их знаки духов. То одной стороной повернутся, то другой – «Словно петухи молодые перед курами квохтают» – фыркнул про себя. Останавливаются, заговаривают, перекидываются шуточками и любезностями. И вон пара уже, парень в кусты повёл девку нежно приобняв – «А ну как откажут? Высмеют?» – засомневался Гром – «Неудобно так-то, кабы они одни были, без других парней… Да сидели б поврозь, не все вместе…»

– Что смотришь? Ха-ха-ха-ха… – Ель оказалась тут как тут и, смеясь, отпихивала того самого мужика, с которым купалась в самом начале – Не подойдёшь не узнаешь хи-хи-хи… – толстый овощ мужика, обнявшего её сзади и шептавшего что-то на ухо, торчал у Ели между ног, отираясь о беспокойные бёдра и лоно – Скажи ему Лён… А-а… хи-хи-хи – она уже и рукой обхватила мужскую штуку.

– Смелее паря, не позорь нас – Лён, прижимавшийся к спине Ели, и охапив её грудь, мял и игрался с нею по-всякому, оторвал свою бородку от ушка девушки – будь мужиком! Вот так, Р-р-р – он грозно зарычал и перехватив поудобнее, приподнял и поволок, в шутку упирающуюся и болтающую ногами, Ель в темноту.

Гром вздохнул поглубже, набираясь храбрости, и шагнул к ближайшей стайке. Независимо встал, расслабив одну ногу, нагло откинув голову и уперев руку в бедро. Так, чтобы пальцы как-раз доходили до паха, указывая сразу и на уд, выгодно отличающийся от других, и на грозовую тучу с золотыми молниями и красным солнцем своего рода. Добавив как можно больше весёлости в голос, произнёс:

– А кому муж нужен?! – правда ломающийся юношеский голос не выдержал и дал петуха.

– Иди уж, тоже мне, муж… – острые на язык девки тут же дали дружный отпор.

– Как дух отметит какой, сразу приходи… – тут тебе и смешки посыпались:

– Ага, лет через восемь! Мы здесь ещё будем…