Необходимо и достаточно

– Побежишь! Как миленький побежишь! Уж я вас, кандидатов, знаю! Чему вас только в этих институтах учат?

Крутиков помолчал, пока миновал узкий мост со светофором, и вдруг спросил:

– А знаешь, что из-за таких, как ты, война началась?

Павлов совсем сник. Захотелось, чтобы сейчас началось какое-нибудь стихийное бедствие.

– Да-да! – продолжал Крутиков. – Из-за беспорядка! А беспорядок вносят такие, как ты, кандидаты. И добро бы уже кем-то там стали! А то ведь еще только куда-то там кандидаты, а уже в кабинах сидят!

* * *

Каменный город постепенно накалялся под солнцем. Казалось, от него шел пар. Становилось душно. Несмотря на субботу, многие заводские трубы дымили. В городе было достаточно предприятий. Город делал новые турбины, новые станки, новые резиновые сапоги и галоши, химические порошки для стирки белья, варил сталь и пиво, выпекал хлеб – да разве все перечислишь! Не делал город лишь одного – свежего воздуха.

К тому же каждый год на его улицах становилось на тридцать тысяч машин больше – на тридцать тысяч выхлопных труб! Машины забивали узкие, словно больные сосуды сердечника, улицы. Город страдал тромбофлебитом улиц.

Но были в городе и здоровые еще части – новостройки. Улицы в новых районах были шире, заводы почти отсутствовали, а в некоторых местах даже зеленели деревья, посаженные новоселами. В такой вот новый район и предстояло бригаде перевезти семью Михайловой Н. М., проживающей пока по улице Чехова, дом шесть.

Подъехав к дому, Крутиков, не обращая внимания, что перегородил фургоном улицу, развернулся и медленно въехал под арку во двор. Здесь остановился и посмотрел на Павлова. Тот все понял без слов и побежал отпирать бригаду.

– Как здоровье? – спрыгивая вниз, спросил Прокушев.

– Исключительно хорошо, – отвечал Павлов.

Ему действительно стало полегче. Человеческие чувства постепенно возвращались. Павлов снова ощущал, что солнце греет, что воздух тяжелый, а из какого-то окна вкусно пахнет жареной рыбой.

– Ну и погода! – вытирая пот, пробасил Вова Круминьш.

– Такую хорошо под пиво, – сказал Сорокин.

Грузчики, словно договорившись, по росту заходили в подъезд. Впереди Прокушев, за ним – Вова, Павлов и Сорокин.

– Как дураки, – проворчал Крутиков, наблюдавший за ними из кабины.

Дом был старый. С узкой, крутой лестницей. Каменные ступеньки стерлись, ноги скользили, а железные перила погнулись так, будто по ним проехало стадо слонов. Грязные стены несли на себе много информации. Из литературной – были стихи: «Наш Семенов Петя дурнее всех на свете!» Ниже написали рецензию: «Сам дурак». А над баками с пищевыми отходами кто-то призывал: «Бейте Б. М.!»

На шестом этаже отыскали нужную квартиру. На входных дверях было пять звонков. Под каждым – табличка с фамилией. Таблички были разные. Розенфельд Б. В. выписал свою фамилию на меди вензелями. Сомова и Шуберт свои фамилии застеклили. А самой большой была блестящая алюминиевая табличка, на которой черным тиснением вывели:

СКАЛОЗУБ В. А. – 4 звонка

СКАЛОЗУБ Д. В. – 3 звонка

СКАЛОЗУБ В. Д. – 2 звонка

КИРИЛИЦЫНА – 1 звонок

– А при чем здесь Кирилицына? – спросил Прокушев и нажал звонок без всякой таблички, так как фамилии Михайловой не нашел.

Дверь открыла маленькая пухлая старушка. Она уже подготовилась к отъезду. На ней, несмотря на жару, были валенки, ватник и пуховый платок.

– Голуби! – воинственно воскликнула старушка. – Сколько же можно вас ждать! Деньги уплочены, а вас нет. Где же порядок?

И старушка посмотрела вокруг себя, словно порядок должен был быть где-то у нее под ногами.

– Мама! Перестань! – сказала, выходя из комнаты, довольно милая женщина в красной кофте. – Проходите, ребята.

Ребята прошли в светлую, чистую, несмотря на переезд, комнату. Посредине на ящике с книгами сидела девочка с большим голубым бантом. Прокушев присел перед ней и спросил:

– Сколько же нам лет?

– Мне пять лет. Меня зовут Алена, – серьезно говорила девочка. – А ты грузчик? Мы тебя ждем. У нас папа далеко, и мама сказала, что ты будешь помогать нам ехать на новую квартиру!

Сказав все это, девочка перевела дух.

– Ой! Вы ее не слушайте! – сказала хозяйка. – Она у нас такая разговорчивая.

Прокушев подхватил девочку на руки и спросил:

– Пойдешь к дяденьке шоферу?

– На машину?

Прокушев отнес девочку к Крутикову в кабину и сказал:

– Побеседуй пока, Егорыч, с дамой.

Дама уселась поудобнее, потрогала Крутикова за рукав куртки и спросила:

– А ты кто? Шофер?

– Да.

– А я в детский сад хожу, – вздохнув, сказала Алена. – В старшую группу.

Крутиков был убежден, что в каждой беседе с ребенком должен присутствовать воспитательный момент, и поэтому сказал:

– Смотри ходи хорошо. А то есть некоторые – плохо ходят, нарушают трудовую дисциплину, оставляют свое рабочее место, плюют на мнение коллектива и при этом покупают собственные машины! У них же нет ни совести, ни всего остального! Такому не стыдно соврать, напиться до состояния опьянения в неположенном месте.

Девочка поболтала ногами, потрогала руль и снова спросила:

– А ты алкоголик?

– Это почему? – опешил Крутиков.

– А бабушка говорит, что все грузчики – алкоголики и по вам давно могила плачет.

Крутиков побагровел и сказал:

– Твоя бабушка сама алкоголик!