Необходимо и достаточно

– Да какая ж тут полировка, – надрывно отвечал Сорокин. – Он же у вас восемьсот двенадцатого года рождения!

А бабка все продолжала свое:

– Шкаф новый! Мы его с мужем сразу после войны купили!

Шкаф скрипел, словно старый самолет, попавший в болтанку. Бабка спускалась впереди, и каждый скрип отзывался в ее груди стоном. Ей казалось, что шкафу так же тяжело, как и ей, отрываться от родного дома, где прошла вся жизнь.

Наконец вытащили этого динозавра на улицу, затолкали в фургон. Все трое утерли вспотевшие лица, перевели дух. Прокушев сказал:

– Если бы теперь такие шкафы делали, мы бы давно сидели на пенсии по инвалидности.

Подчиненные засмеялись, а Крутиков высунулся из кабины и добавил:

– Конечно! Кто шкафы-то делает? Алкоголики!

Но тут же спохватился и замолчал – Аленка сидела рядом.

Павлов тем временем без устали таскал мелочь: тумбочки, швейную машинку, телевизор. С одной мелочью – холодильником – ему справиться не удалось. Павлов думал, что выполняет самую легкую работу, но на самом деле профессионалам, из каких состояла бригада Прокушева, вся эта мелочь была хуже ножа. Они не раз признавались друг другу, что лучше перенести два-три шкафа, чем по десять раз бегать по лестнице за узлами и коробками…

После загрузки, пока женщины носили оставшиеся кактусы, собрались в тени дома перекурить. Бригадир достал пачку редких сигарет и предложил:

– Угощайтесь.

– Хорошо живешь, – сказал Сорокин.

– Как умеем… Егорыч, а ты чего?

Крутиков махнул рукой:

– Нет уж. Я свое откурил. Сами здоровье травите.

– Америка, Егорыч, первый сорт!

– Что Америка, что нет – одно барахло.

Бригадир спрятал пачку в карман. С удовольствием затянулся и, посмотрев в высокое синее небо, проговорил:

– Сейчас бы на речку куда или озеро.

– С девочкой, – мечтательно подтвердил Сорокин. – Этакий пикничок.

– Рыбки половить, – пробасил Вова Круминьш, – грибов хороших набрать.

– На закуску, – сказал Сорокин.

– А еще можно, – добавил Павлов, – сидеть вечером, смотреть на костер и ни о чем не думать.

– Как это ни о чем не думать? – удивился Вова Круминьш. – Человек тем и отличается от обезьяны, что думает.

– Ну почему? Разве неприятно иногда отдохнуть от мыслей? Посидеть просто так у костра… Под треск поленьев и сучьев. В лесу тишина. Воздух елкой пахнет. В котелке уха кипит.

– Ты даешь, кандидат, – воскликнул Круминьш. – Уху варить и не думать! Это только олухи варят не думая! А сколько соли положить? А перцу?

– Перцу девочка положит, – сказал Сорокин.

– Кобелятники, – проворчал Крутиков и сплюнул.

Он поднялся с ящика, отряхнул штаны и пошел заводить машину. Из подъезда вышли бабка и хозяйка с последними кактусами.

– По коням, – сказал Прокушев, и грузчики полезли в фургон.

Бригадир же подошел к женщинам, ласково проговорил:

– Ну что же? С богом? Бабуля в кабину с внучкой, а вам, извините, с нами придется ехать.

– Размечтался! – воскликнула бабка, прижимая к груди кактус. – Я с вами не поеду. Я на метро доберусь. А ты, Нинка, садись в кабину, да денег им не давай. Все уплочено!

– Мама! – воскликнула Нина, краснея.

Прокушев улыбнулся и проговорил весело:

– Да что вы, бабушка! Какие деньги! Мы ведь ради собственного удовольствия работаем!

– Вот прохвост! – воскликнула старушка, и в глазах ее блеснуло нечто вроде восхищения.

Она подумала, отдала дочке кактус и, достав бог весть откуда три рубля, сунула Прокушеву:

– Ладно, бесы. Выпейте за мое здоровье!

– Будьте здоровы, бабушка!

* * *

Машина развернулась, оставив жителям двора на память облако дыма, с трудом выехала на узкую улицу Чехова. Почему-то во всех городах улицы имени этого великого писателя узкие и маленькие.

Однако мысли об этом не мешали Крутикову. Важно было сейчас удачно вписаться в непрерывный поток машин, занять в нем свое место. А места не хватало. В городе сужали тротуары, людей прижимали к домам, загоняли под землю в переходы, но это мало помогало.

Крутиков во всем винил частников и от всей души желал им побыстрее угробить свои автомобили. Терпеливо выбираясь из центра в новостройки, туда, где и квартиры лучше, и воздух чище, он по привычке ругался:

– Ну куда ты лезешь?! Тунеядец! Купил игрушку, так теперь мешаешь людям работать? Моя бы воля, я каждого второго жигулятника душил бы на месте. Так бы и сказал: на первый-второй рассчитайсь! И каждого второго – душить! А всех первых – в Сибирь. Там дороги широкие, правила таежные, деньги бешеные…

– Я тоже не люблю машины, – тихо сказала Нина.

Крутиков скосил на нее глаза и строго спросил:

– Мужа-то нет?

– Нет…