Необходимо и достаточно

Тем временем грузчики наверху в квартире примеривались к шкафу. Сорокин подошел к нему, потер руки, приговаривая:

– Сейчас мы будем вас немножко вешать…

Тут перед ним встала бабушка, раскинула руки, словно хотела заслонить живое от изверга, и бойко заговорила:

– У нас, между прочим, за все в агентстве заплачено! Денег у нас лишних нет! А ваша черненькая так и сказала, чтобы денег вам никаких не давать! Так что вы ничего себе не подумайте!

– А мы ничего и не думаем, – сказал Круминьш.

– Мама! – воскликнула хозяйка с досадой. – Я же просила! Иди вниз к Леночке!

– А пусть знают! Это ты, дура, денег не считаешь, а я этих жеребцов видела! Им, сколько ни дай, все мало!

– Мама! Да уйди же ты!

– Это ты мне? Родной матери? Это за мою доброту?

– Умоляю! Мама!

– Ну и пропадай, дура! – сказала бабка и, взяв в руки горшок с кактусом, вышла, сумев хлопнуть дверью.

– Ой, ребята, – сказала хозяйка. – Вы не смотрите на все это.

– А мы и не смотрим, – сказал Вова Круминьш, прилаживаясь к шкафу.

Шкаф занимал полкомнаты. Это было произведение мебельного искусства полувековой давности. Почерневшее от времени дерево во многих местах тронул жучок, на каждое прикосновение шкаф отзывался стоном, но внушительности и веса своего не потерял. Шкаф был похож на генерала в отставке.

Сорокин и Круминьш потолкали его, пощупали, пропустили под ним ремни и потащили. Вены на рельефных руках Круминьша – он был в синей футболке – вздулись, однако лицо не изменило своего обычного отсутствующего выражения. Сорокин же сразу покраснел. К нему бросился Павлов, но тот прохрипел:

– Ты давай по мелочи, по мелочи…

Павлов схватил первый попавшийся тюк и потащил вниз.

– Нет! – прохрипел Сорокин, осторожно опуская ремни. – Надо бригадира ждать.

– Тяжело, ребята? – сочувственно спросила хозяйка. – Я вообще-то хотела эту рухлядь оставить, но мама…

– Ничего, – ответил Сорокин, прикидывая, что еще выносить. – Просто подумать надо. Это раньше были грузчики, знаете там, принеси-отнеси. В наш век теперь так много не зара… не наработаешь. Работа у нас, как это ни покажется некоторым гоголям смешным, интеллектуальная.

– Да, – сказал Вова Круминьш.

– То, что мы таскаем мебель, – продолжал Сорокин, – это ведь только видимая часть айсберга, так сказать, его седьмая часть. А на шесть седьмых нам, грузчикам, приходится думать. В нашей профессии нужно быть и математиком, и инженером, и артистом. Работаем-то не с ящиками, с людьми!

Хозяйка слушала с интересом. Сорокин закурил.

– Ничего, что я здесь?

– Курите, курите! Все равно ведь переезжаем…

– Вот шкаф, например, раньше его какой-нибудь ханыга схватил и потащил! И перевез бы вам на новую квартиру кучу дров.

– В новых домах дровами не топят, – заметил Вова Круминьш.

– Дрова – это фигурально. А современный работник автоперевозочного сервиса должен все тщательно обдумать, прикинуть варианты, рассчитать. Причем быстро, сообразительно! У нас теперь без высшего образования на работу не берут. Бригадир наш в университете учится, получает второе высшее. Вот товарищ с мешком убежал – кандидат наук. Вова… Вова тоже на подготовительных курсах…

– Кто это на подготовительных курсах? – спросил вошедший Прокушев.

Сорокин осекся, потоптался на месте, проговорил:

– Кто, кто… Все мы понемногу…

Бригадир взялся за шкаф со стороны Сорокина. Втроем вытащили шкаф в коридор. Здесь произошла заминка. Шкаф был слишком широк для узкого длинного коридора, конец которого терялся в недрах коммунальной квартиры. Грузчики отпустили ремни, стали прикидывать, как развернуться.

На шум из темного коридора вышли трое мужчин. Видимо, Скалозубы. Все трое были одинакового роста, в домашних брюках на широких подтяжках, в одинаковых нательных рубахах, плотно облегающих одинаковые животы. Только возраста они были разного.

– А если взять на попа, – предложил младший, парень лет двадцати.

– На попа не пройдет, – ответил средний, мужчина лет сорока.

– Батя, брось пороть чепуху…

– Это ты кому говоришь? Отцу?

Средний мгновенно побагровел и взялся за подтяжку.

– Надо не на попа, а на бок, – предложил самый старший.

– Дед, слушай… А тебя это совсем не касается. Шел бы ты к себе.

– Куда к себе? К твоему папаше в комнату?

– Это ты кому? Родному сыну? – в ярости пророкотал средний. – У тебя что? Угла нет?

– Угол-то есть, а вот совести у вас нет!

Выбежала маленькая худая женщина, очень похожая на Кирилицыну. Именно с буквой «ы». Запахивая халат, из-под которого виднелась ночная сорочка, закричала:

– Долго я буду терпеть этот балаган?! Домой! Быстро! Вовка! Дмитрий! Вадим Александрыч! Пошли, к чертовой матери, домой!

Скалозубы вздрогнули и ушли.

– Соседи, – извиняясь, проговорила хозяйка. – Вы не обращайте внимания.

– А мы и не обращаем, – ответил Вова Круминьш. Шкаф перевернули на бок и все-таки вытащили на лестницу. Понесли потихоньку вниз. Хозяйка смотрела на Прокушева, и на лице ее была гримаса сострадания. Снизу раздался бабкин голос:

– Полировку, черти! Полировку!

Она возвращалась за очередным кактусом.