Бабушка, расскажи сказку!

Всех нас переправили. А взялся за это Николай Рябов, наш, хотя он и из Калиновки, местный богатырь. Среди наших мужиков сильнее его не было, как говорили старики, и по их временам – тоже. Так вот он и ещё один крепкий мужик, тоже калиновский, с вилами в руках для упора, устроили на своих плечах переправу. Я помню, как ощущалась его (мне достался как раз Рябов дядя Коля) дрожь при переходе. Не от боязни слететь, он этого не допускал, от напряжения. Оба переправщика были в больших болотных сапогах, а уровень потока воды был выше колен.

И вот что странно. Конечно, хочется домой, каникулы. А домой хочется всегда, даже и не из-за каникул. Но как же взрослые решились на такой рискованный шаг? Можно было вернуться назад на два-три дня. Каникулы немного передвинуть. Значит, не только нам домой хотелось. Нас ждали.

Уже позже совхоз, при управляющем нашего отделения, П.К.Костине, организовал перевозку детей-школьников зимой и в распутицу на тракторных санях. В понедельник рано утром, ещё по темноте, отвозили в школу, а в субботу, после обеда, развозили назад по домам…

Весенние каникулы проходили под знаком Солнца и Воды. Небольшие утренние заморозки немножко усмиряли многочисленные ручейки, а уж днём, нам на радость, они резвились вовсю, вместе с нами. Валенки с калошами уже не годились для этих игр. Только резиновые сапоги. Срочно мастерились всевозможные кораблики-лодочки и прочие плавучие средства. Устраивались недолгие снежные плотины. А самое главное происходило на настоящих плотинах. В первые утренние часы каникул, после сна, прислушиваешься, не шумит ли плотина. И вот, наконец: «Плотину сорвало!!!» Вода мчится через верх земляной насыпи упругим потоком. Это чувствуешь, когда в него заходишь с краю, до предельно возможного по высоте сапог уровня либо до того момента, когда ноги уже опасно переставлять, когда они не удерживаются на ещё мерзлом грунте и скользят под напором воды. Верх плотины постепенно размывается, углубляется, вода хлещет не широкой полосой, как сначала, а мощной, шумной, узкой струёй, и падает в бурлящий котлован. Лед на пруду ещё держится, но постепенно переламывается. Он хрупкий, на изломе видны длинные, как будто отдельные столбики льда, похожие на кристаллы горного хрусталя. Вода в пруду затхлая до головокружения.

Дальше поток от Авилова пруда мчится в сторону нашего огорода и недалеко за ним разливается по широкой и глубокой лощине. Вот здесь уже есть льдины, на которых можно прокатиться. Правда, не всегда удачно. Мы так однажды с Шуркой Незнановым прокатились вдвоем на одной льдине. Льдина была скользкая. Не успели мы подобрать устойчивого положения, как оба оказались в воде. Обожгла, как кипяток. Выскочили на берег, воду из сапог вылили – и по домам. Мой-то дом рядом, только взбежать на пригорок, а Шурке порядком бежать, почти до середины деревни. Бабушка оставляла его просушиться, но он поскакал на высшей передаче. Потом у родителей со мной был разговор, только разговор. Причём, не о мокрой одежде и обуви, а о возможных последствиях.

Вообще в нашем доме за шалости детей не ругали, на крик не переходили и, тем более, никогда не били, даже условно. Я здесь и дальше, когда говорю о детских годах, всех сверстников называю и буду называть Федьками, Мишками, Сережками, Лёшками, Шурками, Зинками, Валерками, Гальками, Витьками. Так называли мы себя и взрослые нас. Да, словом, и взрослые, со своего детства, чаще всего так между собой и общались. Часть из Колек стали Николаями, часть стали величаться по имени-отчеству, а другие так и остались Кольками. Спроси, например, сейчас, где живет и что делает Авдюхов Станислав. Тебя ещё спросить могут, о ком это речь. А Стаську Авдюхова все знают и помнят о нём всё. Сколько бы половодий не прошло в жизни тех, кто встречал их со Стаськой. (Кого только сейчас об этом спрашивать, да и где, в каких местах?)…

Половодье! Слово-то какое! Полый – это пустой. А здесь-то от слова полный. Только буква н выскочила, вымыло её в какое-то время за ненадобностью, и слово стало самостоятельным. Полная вода – половодье. Не говорят же «пололуние», а полнолуние. А самостоятельным слово это стало потому, что и в голову никому не придёт по-другому его воспринять. Нет пустой воды, есть половодье.

Прикатит весна, прошумит половодьем, промоет наши души и косточки, что-то изменит, хоть не намного, но обязательно изменит. И каждый Новый Год начинается у нас не с первого января, а с возгласа:

– Плотину сорвало!!!

Футбол

Первые весенние командные игры на поле (на лугу), для нас – традиционные, проводились весной. Это игры в «лапту» и в «чижика». Не только для нас, а можно сказать, что нашего возраста. То же самое было и у наших дедушек и наших пап, а, возможно, что и бабушек и мам, поскольку в наших командах были часто и девчонки. Отец рассказывал, что у них в деревне часто играли в «лапту», про игру в «чижика» он ничего не говорил, но сам играл хорошо, показывал и нам, как играть.

Недавно прочитал Виктора Потанина «Облака бывают белые, синие, чёрные» (письма сыну). В десятом письме он пишет об играх. Только у них игра называлась не «чижик», а «чирок», а мяч для лапты они делали из коровьей шерсти, в отличие от нас, а потом ещё и обшивали кожей.

Игра в «чижика» попроще, чем в «лапту». «Чижик» («чирок») – это деревянная палочка диаметром около двух сантиметров и длиной двенадцать-пятнадцать сантиметров. Один конец этой палочки заострён под карандаш, а другой – срезан с двух сторон на две плоскости, как хвостик. На поле очерчивается кон – квадрат размером примерно шестьдесят на шестьдесят сантиметров. «Чижик» помещается в центр квадрата, где сделано небольшое углубление, в которое и кладут это нехитрое приспособление. По его концу ведущий ударяет битой. «Чижик» от удара подпрыгивает, вращается как пропеллер, и дальше по нему надо будет ударить, чтобы он улетел как можно дальше. Ведомый должен был рукой бросить «чижика» в сторону кона, выигрышем считается попадание в кон. Если ведомый в кон не попал, то ведущий продолжает битой отгонять «чижика» дальше от кона таким же приёмом, как и в начале игры, только непосредственно с того места, куда прилетел «чижик» от броска ведомого, но уже и безо всякой луночки для удобства удара. Чижик от первого удара должен подскочить и только тогда можно будет более сильным ударом отбросить его в поле. То есть «хоккейные» удары по «чижику» не допускаются. Однако если «чижик» попал в густую траву и не касается земли, то можно его подбросить не ударом по его кончику, а подсунуть под него биту и подбросить для удара. При этом нельзя во время подсовывания коснуться «чижика» битой. Касание в этом случае считается проигрышем…

В русскую «лапту» можно было играть большими командами, можно даже сказать, что и разумно неограниченным количеством. Игра состоит в том, что члены команды, которая водит, по очереди били по мячу битой, а мяч подавался для удара одним из членов команды, которая мается. Остальные члены маящейся команды распределялись по полю. Ударивший по мячу должен был добежать до определенной черты на поле и не быть осаленным при этом мячом, который попадал после удара в руки противника. Если такой возможности не было, то есть явно он мог быть осален мячом, находящимся в руках противника, то он мог остаться на кону в ожидании следующего удара по мячу членом его команды. Оставаться можно было и за чертой на противоположном конце игрового поля в ожидании благополучного исхода, то есть успешной перебежки в обратном направлении, на кон. Возвратившемуся игроку предоставляется возможность следующего удара по мячу битой.

Команды менялись местами в нескольких случаях:

– если мячом, появившемся в руках маящейся команды, будет осален бегущий по полю член ведущей команды;

– когда бьющий по мячу трижды подряд промахивался;

– если один из членов маящейся команды ловил летящий после удара мяч;

– когда все члены ведущей команды собирались за чертой на поле, противоположной кону и не могли убежать на кон, то есть некому было больше бить по мячу;

– когда все члены ведущей команды оставались на кону и не смогли сделать установленную перебежку туда и обратно.

В последних двух случаях, особенно в первом из них, всё равно кто-то, а то и все сразу врассыпную, бежали на кон, в надежде, что их не осалят мячом, промахнутся, например. В связи с этим последнее условие, при котором требуется успешно убежать на противоположную от кона черту и возвратиться обратно (то есть пробежать двойное расстояние) имеет весьма маленькую вероятность.

Однако, если осаленный мячом игрок ведущей команды, перебегающий по игровому полю, поймал при этом мяч, то это не считалось проигрышем.

Маялась команда, которая стояла на поле, а ведущая команда бегала туда-сюда с языком через плечо. По правде говоря, маялась-то, получается, она.

Как только сойдёт снег, на лугу ещё лужицы не утонули в землю, а «лапта» уже начинается. Мяч мы делали из овечьей шерсти, валяли её в прочный клубок. Это уж после появились покупные резиновые и теннисные мячи для этой игры. А шерстяной мяч намокнет, становится тяжёлым, от удара летит недалеко. А уж если осалят им, да с близкого расстояния, то рад будешь и помаяться.

По весне иногда и взрослые парни, и мужики приходили на наше поле размяться, детство вспомнить. Помню, что часто к нам приходили играть Шемонаев Володя и Костромин Витя. Тут уж нам делать было нечего. Мячи, ещё легкие, улетали так далеко, что с кона их и не видно в полёте. Если получалось, что ведущая команда долго не уступала своего места, то к моменту общей усталости правая рука настолько от биты отмотается, что на следующий день и играть не захочется. Давайте в другую игру играть! (Уставала правая рука, поскольку у нас в деревне никого не было левшей, да и во всех школах – тоже. Впервые левшу я встретил только в институте.)

Как составлялись команды? Просто. Мы уже знали способности каждого из нас, поэтому отбор проходил капитанами с учётом этих качеств. Так что получались сравнительно равные по силам команды. Если по каким-то соображениям отбора команды получались не равные, то игра не начиналась до тех пор, пока составы команд не устроят обе команды. Какая команда будет «ведущей» или «ведомой», определяли сами капитаны. Для этого бралась палочка или веточка, отличная от длины биты, и перехватом её капитанами по очереди руками «доходили» до последнего перехвата. Последний, ухвативший и удерживающий палочку, считался победителем, и его команда становилась «ведущей». Такой приём назывался у нас – «канаться»…

Игры «лапта» и «чижик» проходят вместе с весной. В «чижика», правда, и летом мы играли, но летом и других забав хватало. Да и на солнце в поле мало радости не только маяться, но и водить, я имею в виду – игру в лапту.

Летние игры чаще проводились на воде. По очереди осваивали близлежащие пруды. Чаще всего это был Путьправдовский (Воробьёвский) пруд, самый большой и чистый. А наш, Авилов пруд, представлял собой в то время лишь сравнительно узкую полоску чистой воды между сплошными по обоим берегам зарослями высоченного камыша. Но и в этом пруду мы купались, хотя и редко, а больше катались на лодке, которую сами смастерили наши сверстники, братья Колмаковы: Толька, Витька и Юрка. Сборка лодки-плоскодонки представляла собой весьма сложное дело. Очень трудно было соединить без просветов пазы бортов. Но, в конце концов, это удалось, а что осталось – было густо залито битумом. Вёсел не было, поэтому использовались доски или лопаты. Желающих покататься было много, поэтому в перегруженной лодке из её дна в некоторых местах били просто фонтанчики. Чтобы не утонуть, имелась консервная банка. Поэтому лодочная команда распределялась строго по обязанностям: загребной или загребные, водочерпий и пассажиры, которыми чаще были маленькие ребятишки и разновозрастные девчонки. Бывали и водные крещения без всякого таинства с последующей просушкой на берегу у костра или просто на солнце…

Были в ходу и настольные игры, например, карты, домино, лото, шашки и другие. В карты мы чаще играли в «пьяницу», в «короля», в «подкидного», иногда и на небольшие деньги в «петуха», в «очко». На улице мы часто играли в прятки (мы их называли «хоронючками»). А то и разбивались на две команды и воевали друг с другом, заранее условившись или по жребию (здесь тоже использовался приём – «канаться»), кто будет за красных (или чапаевцев) и за белых (или немцев). При отборе команд старались придерживаться принципа их сравнительного равенства, как и в лапту. Конечно, каждой команде хотелось быть на стороне красных, но что поделаешь, как укажет жребий. Сначала составлялись команды, а потом их командиры уже определяли, кто будет кем, немцами или русскими. В каждой команде избирался командир, который руководил действиями своих подчинённых. Оружием у нас были шпаги (хворостины) из веток дерева (чаще – ветлы). Командир, для отличия, имел ещё и другое оружие – пистолет, тоже, конечно, деревянный. А вот когда Панюшкину Ивану привезли из Москвы литой алюминиевый револьвер, то вопрос с выбором командира отпал сам по себе, можно сказать – на долгие годы. Но Иван был благоразумный, поскольку часто передавал револьвер своему какому-нибудь товарищу, и тот становился командиром…

У нас дома, у Чекалиных, было домино, сделанное из дерева. Так что с криком ставить фишку можно, а вот бить ею по столу, как это делали взрослые мужики перед фильмом в клубе, было опасно – могла и разлететься на две части. Но в клубе у нас было пластиковое домино, поэтому ему сильные удары не очень угрожали. Шашки тоже у нас были, их сделал отец. Он расчертил доску на клеточки, закрасил эти клеточки красной и чёрной красками. Из деревянных кругляшков диаметром примерно 2,5 сантиметра напилил шашки, раскрасил их, как и клетки шашечной доски в красный и чёрный цвета. Обратную их сторону он покрасил каким-то другим цветом, не помню каким, вероятно, белым. А может быть, и не красил, а дамками были сдвоенные шашки, я уж теперь и не помню. Да это и не столь важно.

Сначала отец играл в шашки с дедушкой Васей, своим отцом. Играл очень азартно, радовался прямо по-детски своим удачам во время партии. Когда удавалось, например, построить такую комбинацию, при которой «убивались» сразу три, а то и четыре шашки противника. Дедушка в этом отношении был спокойнее. А мы с Мишей были пока только сторонними наблюдателями, да и учились правилам игры, играли и между собой. Когда дедушка умер, то отец стал приглашать на игру Мишу и меня. Больше приходилось играть нам с ним, брату как-то не очень нравилась эта игра. А может быть, и то, что отец так же, как и при игре с дедушкой, очень радовался своим удачам. Так было и при играх со мной, но до определённого момента. Скоро я стал обыгрывать отца, потом общий счёт стал приближаться к ничьей, а потом уже отцу стало сложно меня обыграть. Так постепенно наши с ним турниры прекратились, поскольку, вероятно, отцу стало просто не очень интересно, часто проигрывать-то. Ну, это я так сейчас думаю, может быть, я и не прав. Иногда играли мы сМишей.

У нас всегда был отрывной календарь, ещё с дедушкиных времён. Вешали его на стену над обеденным столом, справа от входа в избу. В Яковлевском и в Узуново, куда переехали родители из Тамбовской области, тоже всегда был отрывной календарь, который вешали обычно в кухне, у обеденного стола, почти над газовой плитой. Тогда (не знаю, как сейчас) в календарях публиковали шахматные задачи (с картинками начальных шахматных позиций), например, «белые начинают и выигрывают», «белые начинают и дают мат в два (три, четыре и т.п.) хода». Кажется, что и сейчас тоже публикуют, в каких-то специального направления календарях. Тогда такого большого числа разнообразных календарей не было. Помню только один, «стандартный», с советскими праздниками, днями рождения наших вождей, правителей, отдельных лиц, политического или научного направления, например, дни рождения Клары Цеткин, Карла Либкнехта или Розы Люксембург, Землячки, Попова, изобретателя радио, а также и с Днём самого радио, Днём печати и, конечно, дни рождения всех классиков марксизма-ленинизма, а также многих «текущих» на настоящий момент государственных деятелей партии и правительства. Это сейчас их развелось разных очень много: для огородника, для домохозяек, с юмором, православный, поэтический и т.п.

Но на бумаге шахматные задачи решать было мудрено, а шахматы – вещь дорогая. Сначала я на шашки наклеивал название фигуры или её вид (установленный рисунок). Но это было тоже не очень складно. Решил сам сделать шахматы.

Для корпуса фигур я приспособил деревянные катушки от ниток, благо их у нас было «достаточное количество», потому что мама много шила на ножной машинке «Зингер». Катушки эти не выбрасывались, поскольку «в хозяйстве всё пригодится». Вот и пригодились. Катушки я разрезал поперёк на две половинки, каждая из которых становилась подставкой для шахматной фигуры. Пешки никак не обозначал, так и были половинками катушек, на ладьи шли полные катушки, но с небольшим уменьшением бортика в верхней части (я делал по верхней части по бортику катушки зубчики), слоны помечались вставками-штырьками в отверстия катушек с остриями в верхней части. Для королей и ферзей я подобрал веточки с развилкой (для королей развилка была побольше, а для ферзей – поменьше, да и высотой они были разные). Но самыми настоящими у меня были кони. Они мне и самому очень нравились. Их я вырезал из дерева (молодой ветлы), как и в настоящих шахматах: голова с гривой, глазами и со всеми выпуклостями и вогнустями. Внизу каждой головы был сделан штырёк для закрепления в катушке. Все фигуры я раскрасил в те же цвета, что и клеточки на доске, которую сделал отец для шашек. С такими шахматами стало намного лучше и легче решать задачи, да и мы с братом стали учиться играть в эту увлекательную игру. Она ему, кажется, больше нравилась, чем шашки. В воспоминание об этом мы с женой Мариной на шестидесятилетний юбилей Михаила, в 2008 году, подарили ему шахматы из оникса.

Потом у нас в доме (ещё в Красном Кусте) появились и настоящие шахматы, в доске-коробочке, с точёными на токарном станке шахматными очень изящными фигурами, кроме коней, конечно. Кони были почти такими же, как и мои, детские, вырезанные из ветлы, конечно, значительно получше, чем мои. Фигуры были очень аккуратные, не очень большие (сторона доски была, кажется, 30 сантиметров). Эти шахматы и сейчас у нас на даче. Коробочка у них от шахмат родителей жены (их шахматы растерялись где-то на их даче), такого же размера, что и их родная, 30х30 см. Старая коробочка тоже сохранилась…

Когда, в какое время, но летом к нам однажды пришёл футбол. Мяч привезли из Москвы, настоящий. С камерой, которая надувалась через сосок, со шнуровкой. Сам мяч кожаный, сшит из кожаных фигурок. Привезли с собой и правила игры. Мы ведь их настолько не знали. Если по радио слушали футбол, то понятия «угловой», «штрафная» и другие воспринимались с большим трудом. Хотя бы комментатором был и Николай Николаевич Озеров. А тут нам всё и разъяснили. Вообще говоря, основные правила игры в футбол, а потом и в волейбол, к нам прибывали из Москвы. На лето всегда приезжал к Авиловым их внук Володька (из Новомосковска), и ещё один, Федулов Толька, часто приезжал из Москвы к своим дедушке с бабушкой, к Колмаковым (к другим Колмаковым, к Григорию Андреевичу). Володьку и Тольку мы называли по их принадлежности к их дедам: «Вовка Авилов» (хотя фамилия у него была совсем и не Авилов), и «Толька Григорьандрев». Вот они и рассказывали, что такое «угловой», как пробить «пенальти», как расставить игроков на волейбольной площадке, как подавать мяч, да и многое другое, что нам было слабо доступно. Какие-то правила, конечно, узнавались и из Полетаевской школы, но проще и понятнее, когда тот же Толька или Вовка скажут тут же, на этом самом месте, эти правила.

Организатором футбола в деревне выступил брат, Мишка. Тогда ещё, конечно, Мишка. Поле разметили на лугу, чуть в стороне от нашего дома, справа, если смотреть от крыльца на улицу. Получается, что напротив бывших исчезнувших за нами домов. Разметку сделали по правилам, с соблюдением всех размеров. Нужны были ворота. А где их взять, если в нашем степном совхозе каждый кусок дерева на счету? Но ворота были поставлены за одну ночь. Ночью на хозяйственном дворе нашего отделения совхоза украли шесть брёвнышек, их днём ещё облюбовали, сразу же установили и ворота: закрепили перекладины и вкопали стойки.

Управляющий нашим отделением совхоза, Пётр Константинович Костин, был вне себя. Центром этого отделения совхоза была наша деревня Красный Куст…

Петру Константиновичу досталось не очень благополучное в успехах хозяйство. Но он смог наладить работу, организовать и, несмотря на все усилия партии и правительства, вывел его в сравнительно передовые. Семья у него была большая. Трое взрослых – он с женой, Ксенией Андреевной, мать или тёща, не знаю, не помню, да ещё и четверо детей – три дочки и сын (может быть, что и ошибаюсь в количестве детей). Мои отец с матерью подружились с Костиными, в гости друг к другу ходили. У них, Костиных, у первых в нашей деревне и телевизор появился, когда в 1959-1960 гг. электричество по деревне провели от своей местной электростанции. Впервые пришлось увидеть кино в доме, на экране телевизора. Они очень часто приглашали всех ребят посмотреть телевизор. С нами играл их сын, Генка. Но, кажется, даже и если бы не было Генки, всё равно они бы приглашали на просмотр телевизионных передач. Сначала мы так робко приходили, но потом освоились, и уже чаще стали бегать к ним, особенно зимними вечерами. Конечно, что и говорить, им это было не очень складно.

Я не помню, когда и куда уехали Костины из Куста, но до нашего отъезда из него в 1965 году. Недавно узнал, что Пётр Константинович умер и похоронен в Абакумовке Токарёвского района. Там, вероятно и проживала его семья. Сам Пётр Константинович до своей смерти проживал в Озёрах, что недалеко от Каширы. Однажды, примерно в 1982 году, на Троицу, он появился у нас в Москве (в это же время и мои родители тоже были у нас). Он рассказал, что сын его, Гена, закончил Рязанский радиотехнический институт, работает в Дубне. После них в доме, где они жили, поселили девушек из Белоруссии, которые приезжали помогать с уборкой совхозного урожая, поскольку своих рук уже не хватало – народ стал разбегаться по другим местам…

Электричество в нашей деревне сделали от автономной электростанции, электрогенератора, который работал от дизельного движка. Радио и телефон к нам в деревню были проведены ещё раньше, с организацией колхозов. Радио на столбах – это известный всем рупор прямоугольной формы на выходе, а в помещении – тоже известные всем «тарелки». Кое у кого оно было даже и в доме. Но у нас не было, потому что до нашего дома от самой деревни было далеко. Сказали так, что если хотите, то проводите за свой счёт. Надо было поставить дополнительно два или три столба. В то время вокруг нас было больше соседей, чем к середине 60-х годов. Но эти соседи были очень бедные, без мужиков в хозяйстве. То же самое произошло потом и с электричеством. Электрические провода провешивали на тех же столбах, на которых были и провода для радио и телефона. Поэтому и здесь мы оказались в стороне. Так что электричеством мы пользовались только в клубе, на ферме, колхозном (совхозном) дворе. Электричество и наладили практически для того, чтобы облегчить дойку коров автоматическими аппаратами…

Так вот, пошумел-пошумел Пётр Константинович, а что делать. Тем более, что и сын его, Генка, который на два или три года моложе меня, принимал активное участие в перетаскивании брёвен и строительстве ворот. Уже после шума:

– Что же вы не попросили? Дал бы я вам эти брёвна. По-хорошему ведь надо.

Скорее всего, дал бы, даже и, несомненно, дал бы, поскольку хозяйственность человека определяется не тем, что он не разбазаривает имущество, а «разбазаривает» его на дело. А это дело – беспроигрышное. Но об этом похитители не думали, поэтому поступили по своему уму и соображению – наверняка.

Появился потом и свой мяч, наш, чекалинский. Сеток на воротах не было. С одной стороны от одних (северных) ворот были старые ямы от погребов бывших наших односельчан. Так что ямы эти часто и были ловушками. Ну а с другой стороны за мячом приходилось бегать далеко.

В нашей деревне набралось две полных команды примерно одного возраста. Сначала играли своей деревней, потом – с другими деревнями, кто кого. Ездили и с полетаевской командой играть.

Приходилось играть и мне. Но должности в игре у меня были три: либо вратарь до первого гола в мои ворота, либо защитник, но тоже до первого пропуска противника, если мяч залетит в ворота. Но я не силён был в футболистах, бегал не быстро, обводить не умел. Приходилось пользоваться и третьей должностью – быть судьёй на поле, по-честному, невзирая на то, чья команда играет. Но судьёй в тех случаях, когда с защитой не справлюсь и в воротах – дырка.

Капитаном, конечно, был брат Мишка. Как организатор и вдохновитель ночных работ на футбольном поле. Он меня и перемещал, по-родственному, с одной должности на другую.

А универсал-футболист у нас был Шурка Кожевников, мой ровесник. Это нас с ним взяли учиться в первый класс ещё до наших шести лет. Вот он мог быть и защитником, и полузащитником, и нападающим, и вратарём. Но уж никогда – судьёй. Зачем терять такие ценности! Прыгучий, словно обезьяна, бегающий, как гепард, обводящий, как настоящий ас-футболист. Была бы возможность, то из него наверняка получился бы хороший футболист. Шурка сначала всегда был нападающим. Да и потом – тоже. Достаточно ему в ноги мяч подать, жди потом гола от его удара. Это сначала детский эгоизм вперемешку с азартом не позволяли сделать передачу своему товарищу, самому надо было забить. Но скоро это прошло, потому что важен был гол и победа, особенно когда игра с другой деревней…

Помню одну из игр в футбол. Году, по-моему, в 1963. У нас новогодние каникулы. 1 января. На полях – ни снежинки. Как у Пушкина: «…снег выпал только в январе, на третье в ночь…». И вот, мы играем в футбол, время уже к обеду, и в два часа дня повалили с неба огромные хлопья. Невиданных размеров. Прямо не снежинки, а пушистые клубки снега. С этого времени снег и улёгся до весны.