Автомобильная фамилия

Сидим, когда мимо проходит мужчина в возрасте с маленькой девочкой на плече. Ей лет пять, не более.

– Пойдем? – шепчет Амелия.

Я поднимаюсь, прохожу мимо клиента.

Мужчину нельзя назвать старым. Хотя, конечно, возраст его скорее всего за шестьдесят и он наверняка помнит Солярис еще по первым мутным фотографиям первооткрывалей.

Держится статно, гордо, но меж тем без надменности. Не демонстрирует самодовольства, как те же японские топ-менеджеры, даже на отдыхе стесняющиеся показаться без пиджака. Девочка на его плече хохочет, раскинув руки громко рычит, пытается сквозь смех изображать самолет.

– Добрый день, юная леди, – говорю я.

Потому что клиентам нравится, когда я вежлив с их гостями.

Амелия отворачивается. Идет молча, уставившись в стену.

Не смотрит на меня, когда мы сдаем обувь. Спешит к коридору, идёт на два шага впереди.

– Ты…Ты злишься?– спрашиваю я, нагоняя ее.

– Я!.. – она произносит это так резко и замолкает, словно подбирает слова, останавливается, смотрит на меня исподлобья. – Тебя это… устраивает?

– Что именно?

– Такие вот… Старички на Солярисе?

– А что с ним не так?

– Ты думаешь он с ней в каюте в куклы играет?!

Мы смотрим друг на друга. Злость ей не идет. Ноздри раздуваются, на лбу собирается гормошка морщин. Интересно, если Солярис все же создает для людей идеалы, то они кажутся идеальными во всех состояниях?

– Что происходит в номере – личное дело каждого, – говорю я.

– Корпоративная отговорка, –Амелия качает головой. – Ты ведь все понимаешь.

– Но ты не можешь знать наверняка! Возможно, это его внучка, которая погибла, упав с балкона или воспоминания о дочери, пропавшей без вести еще в его молодости! – слова приходят сами, на миг я и сам верю в них. – Как ты узнаешь? Подойдешь и спросишь?

– Но большинство летят не за этим.

– У нас нет статистики.

– Ты сам говорил.

Молча смотрю в её глаза.

Скорее всего это так.

– Скорее всего это так.

– И ты не против?

– Но…Это же… Пойми, это не люди, – пытаюсь говорить мягче. Спустя год эти этические вопросы кажутся мне ерундой. Подобными моральными дилеммами задаются новички или туристы, которые прилетают сюда на неделю.

– Это даже не полноценные воспоминания о них. Это фантазии, представления об идеале. Какая-то смесь из желаний и реальности, которую выхватывает Солярис из дальних уголков разума.

– Но ведь заниматься… Делать… такое с детьми, разве не аморально?

Хмыкаю. Она так мило пытается не произносить вслух слово «секс».

– Конечно. Только это не дети. Это пустота. Фантомы, иллюзии…

– Перестань… – шепчет Амелия.

Она замолкает. Не смотрит на меня. Хочется взять ее за руку, но боюсь вырвется. Мимо проходит человек. Работник, в такой же форме как у меня – синем подобии кителя, чем-то средним между формой пилотов авиалиний и швейцаров дорогих отелей. На миг я встречаюсь с его удивленным взглядом. Странно, лицо незнакомо, наверное, прилетел только что на том же корабле, что и Амелия. Проходит мимо, оглядывается. Ну да, наверняка думает, что у меня какой-то конфликт с клиенткой. Погоди, поработаешь с месяц и не на такое насмотришься…

– Идем, – Амелия тянет за рукав.

Ее номер недалеко. Толстая дверь отъезжает в сторону, Амелия заходит первой.

Я переступаю порог. Номер как номер. Такой же, как и остальные во втором классе. Не самый дешевый, но и до люкса далеко. Двуспальная кровать, стол, дверь в душевую, совмещенную с туалетом. Единственное окно закрыто гермоперегородкой – синий полдень в самом разгаре.

Амелия достает из-под кровати рюкзак, зарывается в него. Рядом лежит чемодан. Синий, с эмблемой компании – такой выдают всем туристам. Требования к грузоперевозкам довольно строгие, ничего, что не влезет в такой чемодан, корабль не повезет. Странно, что Амелия среди прочего взяла еще и рюкзак.

Она перебирает вещи, какую-то одежду отбрасывает в сторону, но большую часть сворачивает и запихивает в рюкзак.

Она всегда делает так, когда расстроена. Принимается за уборку, перекладывает вещи с полку на полку, вытирает пыль и сортирует одежду.

Честно говоря, лучше в такие моменты ее не трогать. Но не могу же я просто выйти из номера. Я не видел сестру почти год, я буквально хочу провести с ней рядом все возможное время, пускай даже она будет дуться и молчать.

Осматриваюсь, поднимаю со стола ножницы с закругленными концам, запаянные в прозрачный пластик.

– О, ты их даже не распаковала, – улыбаюсь я. Пытаюсь разрядить обстановку. – Говорят, самый ходовой сувенир с Соляриса. На земле их перепродают по тысяче долларов.

– Уже по пятьсот, – бросает Амелия.

Журналисты, рассказывая о Солярисе любят называть его «создателем идеальных подделок». Навесить такой ярлык могут лишь те, кто ни разу не видел гостей своими глазами. Внешне – они действительно люди. Они двигаются, разговаривают, испытывают эмоции, кричат и смеются, как люди. Они совсем не похожи на китайских домашних андроидов, пугающих покупателей эффектом «зловещей долины». Гости выглядят как люди, ведут себя как люди и думают, что они люди.

По крайней мере, первое время.

По их венам бежит настоящая кровь с лейкоцитами и эритроцитами, внутренние органы функционируют так как и положено. Для того чтобы опознать подделку понадобится молекулярный микроскоп. Тела гостей состоят из клеток, те в свою очередь из молекул, а вот дальше… В отличие от привычной нам со школы атомной структуры внутри тел гостей роятся куда более мелкие частицы нейтрино.

Но для того, чтобы распознать подделку не обязательно иметь под рукой оборудование для анализов. В этом Солярис напоминает человека, считающегося самым неудачливым аферистом XXI века. Кацпир Вуйчик замахнулся на подмену Венеры Милосской. Он собрал в гараже промышленный 3D-принтер, нашел материалы и софт. Подделка получилась почти идеальной, могла пройти и спектроскопию, и радиоуглеродный анализ, обмануть искусствоведов и смотрителей Лувра, которые всю жизнь провели возле этой статуи. Выдала Вуйчика одна единственная деталь. Едва заметная подпись, которую оставила на мраморе пробная версия программы, использованной для печати.

Солярис вытаскивает образ из нашей головы, и, хотя зачастую и делает его идеальнее того, человека каким он был, некоторых вещей океан не понимает. К примеру – одежду. Он идеально подделывает ткань, цвет и фактуру – ни один модельер не заподозрил бы неладоного, если бы не одно «но». Солярис не понимает концепцию застёжек. На платьях и блузках нет молний и пуговиц. А даже если и есть, если Солярису удаётся вытащить эту деталь из чьих-то фантазий и воспоминаний – они остаются симулякрами – простыми украшениями. Молнии нельзя расстегнуть, пуговицы просто пришиты поверх ткани. Этот забавный факт довольно легко позволял отличать гостей от людей первым соляристам.

Единственное, что по какой-то причине признает Солярис – шнурки. Обувь со шнурками вполне можно развязать, снять и даже потом надеть обратно.

Но когда Солярис превратился в развлекательный комплекс, с этим пришлось что-то делать. Прилетевшие клиенты почти всегда хотели раздеть гостей в первые же минуты их появления. Часто это не удавалось, клиенты злились, скандалили и требовали деньги обратно. После таких случаев в инструкции и появился пункт, предупреждающий о возможных странностях одежды, а после – и ножницы в каждом из номеров.