Чертобой. Свои среди Чужих

– Двадцать человек нас приехало.

– Значит, минус десять. Осталось одиннадцать. Да еще местного урода приплюсовать… Итого – двенадцать.

– Шестеро уехали в «уазике», повезли мальчишек.

– Их зачем взяли?

– Чтобы старый черт сговорчивей был… Ай! – Дербенев дернулся, пытаясь зажать длинный порез на внутренней стороне бедра. – За что?

– Выбирай слова, гнида, когда про моего папу говоришь!

Пленник побледнел и, кажется, даже перестал дышать. В его глазах читалось все, что он думает об исчадии ада, к тому же дочери не меньшего исчадия. Демонское семейство, одним словом. И демон в услужении. Вот он, ходит, сладострастно повизгивает и посматривает с вожделением содомским масляным взглядом. Сгинь, провались, нечисть!

Васька нечистью себя не считал, проваливаться не собирался и с увлечением играл забавную роль сексуального маньяка. А то, что маньячить пока нечем, так это не беда. Всему свое время, молод еще. Вот лет через пять, когда каждый уважающий себя зверь становится взрослым… Нет, и тогда бы на этого человека не позарился.

К концу допроса Санек становился все мрачнее и мрачнее.

«Ты чего такой?» – спросила Лена, уже привычно не произнося слова вслух.

«Кончать его надо».

«Ясное дело».

«Я не смогу».

«А я?»

Младший брат пожал плечами, вздохнул и без всякой паузы воткнул Дербеневу нож под подбородок:

– Извини, дядя… никакой работы, исключительно личное.

Пока Санек долго и мучительно блевал в кустах, вытирая дрожащие губы рукавом, заляпанным чужой кровью, Васька убежал вперед. И почти сразу же послышалось его предупреждение:

«Внимание, противник!»

Тут же громкий незнакомый голос:

– Дербень, козлиная морда, тебя долго ждать? Ты там чего, веревку проглотил?

На дороге, плавно спускающейся к пруду, показался такой же бородач, чуть ли не близнец первого. Он появился из-за поворота, огибающего заброшенный сад, и не подозревал ничего дурного. Во всяком случае, лицо изображало полную безмятежность, разве что искаженную легким недовольством по поводу вынужденной прогулки на поиски Станислава Вениаминовича.

– Стас, придурок ляховский[4 - Ляхово – поселок на окраине Нижнего Новгорода, где на улице Кащенко располагается одна из психиатрических больниц. Придурок ляховский – устоявшееся выражение.], вылезай!

Бородач так и умер в предвкушении потехи над незадачливым соратником – шашка ударила в шею и остановилась, не в силах перерубить позвонки. Лена отшатнулась от брызнувшей алой струи, выпустила оружие и упала на колени, закрыв лицо руками. По плечам пробежали судороги. Тут же в ухо ткнулся мокрый нос, и горячий язык скользнул по щеке, собирая слезы:

«Не плачь. Это было нужно. Врагов стало меньше».

«Понимаю. Но так не должно быть, мы не должны убивать».

«Людей – да. Враги – не люди».

«Думаешь?»

«Знаю. Вы защищаетесь – это свято».

«Вася, у вас есть понятие святости?»

«Есть у тебя. Родина, папа, мама, братья… Я видел».

«Ты философ».

«Нет, я Василий, который ждет команды».

«Какой?»

«Защитить… освободить…»

«И убить?»

«Нет, уничтожить. Это разное».

«Тогда?..»

«Командуй».

– Тогда вперед! Санек, ты как, оклемался?

Сашка выполз из кустов на четвереньках и сразу же наткнулся взглядом на почти обезглавленный труп, лежащий поперек дороги. Мальчишку тут же скрутило новыми приступами рвоты. Лена подошла и успокаивающе погладила по голове:

– Не переживай. Видишь, мухи уже садятся? Они не ошибаются. Это не люди, это дерьмо. Будешь расстраиваться из-за каждой раздавленной коровьей лепешки?

– Не могу.

– Я тоже. Но что делать? Нужно.

– Расстраиваться нужно?

– Идти вперед. Ну?

Саня решительно встал и поднял двустволку, которую до этого волочил за ремень по траве. Прикушенная губа, сузившиеся глаза…

– Если не мы, то кто?

«Правильно говоришь», – одобрил Васька.

– Это не я первый сказал.

«Все равно правильно».