Чертобой. Свои среди Чужих

– Все оторвало! Рука – хрясь! Нога – хрясь! Только сапоги стоят совершенно невредимые! Хромовые! – Ну зачем же так безбожно перевирать Булгакова? Коровьев, насколько помню, Поплавскому про сапоги вообще не упоминал.

– Ладно, вояка, затаскивай своего друга сюда, – решил дружинник. – Йодом помажем.

Андрей мелко-мелко закивал и ухватил меня за воротник. Я вскрикнул, будто бы от боли, и обмяк. Будем считать, что потерял сознание, зато руки останутся свободными.

– Ну, долго вы возиться будете?

– Совсем спекся, – пояснил сын и предъявил замотанную в портянку конечность. – Сам не дотащу.

– Желторотики хреновы, – почти беззлобно выругался снайпер и, перегнувшись через подоконник, заорал вниз: – Да помогите кто-нибудь этим болванам!

Буквально через полминуты хлопнула подъездная дверь, и послышались торопливые шаги нескольких человек. Кто-то сразу же сдернул с моего плеча двустволку, но забрать не получилось – стиснувшие автомат руки не пускали ремень.

– Судорогами скрючило, – пояснил со знанием дела незнакомый голос. – В прошлом году было похожее – у Гришки Смирнова твари уже кишки выедают, а он все на гранате пальцы разжать не может. Так и похоронили с «лимонкой».

Я приоткрыл глаза, пробормотал нечто матерное и вновь их закрыл.

– Что он говорит?

– Просит не хоронить заживо, – перевел Андрей. – Погодите, на спину не переворачивайте, там, наверное, позвоночник поврежден.

– Плохо, – разочарованно протянул все тот же незнакомец. – Наши коновалы такое не лечат.

Пристрелят ведь из милосердия, промелькнула мысль, и сразу появилось желание встать на ноги. Что и попытался осуществить.

– Лежи уж. – Добровольный помощник заметил движение и слегка придержал за плечо. – Эй, мужики, снимите дверь с петель, на ней понесем.

– Тебе надо, ты и снимай! – Это опять снайпер. – Я что, в одиночку корячиться буду?

– А остальные где?

– Опомнился! – В голосе снисходительность. – Проспал все на свете, Петрович?

– Так после ночного дежурства…

– Понятно. – И новый крик вниз: – Эй, минетчики, помогите Петровичу!

– Мы пулеметчики! – обиженно отозвались с первого этажа.

– Не вижу разницы! Давайте тащите дверь!

Красотища-то какая! Меня осторожно и очень аккуратно приподняли, переложили на импровизированные носилки и потащили. Честное слово, гораздо лучше и удобнее стандартных санитарных, привязанных в несущейся по каменистой горной дороге армейской «таблетке».

– Не разворачивайте ногами вперед, ироды! – покрикивает Петрович. Судя по всему, он пользуется здесь немалым уважением, если не по должности, то по возрасту, во всяком случае. – Угол придерживайте!

Дверное полотно чуть наклоняется, чтобы удобнее было пройти в подъезд, потом слышится шарканье ног по ступенькам и поворачивает налево. Все правильно, я так и надеялся, что из-за узких лестниц хрущевки на второй этаж не понесут. А куда? Ясное дело, к пулеметчикам, лишний раз не напрягаясь. За спиной голос спустившегося сверху снайпера:

– Давайте его на диван.

Команду отдать просто, выполнить ее несколько сложнее – узкая прихожая трехкомнатной квартиры, да еще заставленная мебелью, не способствует. Вообще ничему не способствует, не только переноске человека в лежачем положении. Андрей остался справа сзади, но пока молчит. Ладно, и я тогда потерплю немного. Разве что застонать жалобно? Это можно – заодно будет хороший повод открыть глаза и осмотреться.

– Потерпи, браток. – У одного из передних носильщиков лицо аж побагровело от натуги, но во взгляде сочувствие. Хреново, лучше бы было злорадство по отношению к неудачнику. – Сейчас переложим, а там и сестричка подойдет.

М-да… хорошие вы ребята, только не повезло оказаться в ненужном месте в ненужное время. Если что, короткой очередью срежу обоих, а Андрей займется теми, кто пыхтит сзади. Сколько их там, четверо-пятеро? Жду условного знака.

– Поддержите голову! – беспокоится Петрович. – Еще чуток!

Сильный хлопок ладонью по сапогу застает врасплох не только меня – невольные санитары в удивлении раскрыли рты и выпустили из рук дверь, на которой лежу. Она падает так, что лязгнули зубы и от соприкосновения морды с твердой поверхностью перед глазами вспыхивают звезды. Да что же не везет-то как? Ну ничего, вот прямо сейчас и отыграюсь на обидчиках! Получи, гад… Кто следующий?

Стрелять не стал – не то чтобы пожалел, а так… Но автоматный ствол ткнулся левому носильщику в промежность настолько качественно, что даже померещился хруст скорлупы. Если она там была… Обратным движением бью в голень второго, и тут кто-то наваливается сзади, обхватив за шею руками, только не душит, а хрипит в ухо и слюнявит щеку. Пошел прочь, пра-а-а-тивный! Удар затылком в лицо, не мое, естественно… Полегчало.

И тишина.

– Хватай мешки, вокзал поехал!

Как есть, на четвереньках, оборачиваюсь на веселый голос Андрея. Зря – тут же прилетает по башке от левого, ударенного по яйцам. Бьет табуреткой, на мое счастье – с поролоновой сидушкой. Все мысли из многострадальной головы проваливаются куда-то в желудок, остается только одна – убью суку! Нет, не успел – противник падает на спину и тщетно пытается ухватить глоток воздуха посиневшими губами. Кто его? И чем? Рассуждать некогда, второй носильщик тянет руку к валяющемуся на диване ружью. Стоять, бараны!

– Ну ты как, пап? – Андрей протягивает охлаждающий пакет из найденной здесь же автомобильной аптечки. – Живой?

Хороший вопрос, только определенного ответа дать пока не могу. И надо было дураку так подставиться, а? Старею, наверное. Все, решено – закончится эта эпопея, пора уходить на покой. Буду разводить пчел с козами, ухаживать за садом, в огородике копаться… по бабам еще можно ходить, там голова не главное. Отращу бородищу до пупа, а то и ниже, чтоб за ремень заправлять, и объявлю себя духовным отцом всего Павловского района. Если покажется мало, то и Богородского. Нам, духовным отцам, простор надобен.

Резкий запах нашатыря прогоняет минутное наваждение. Надо же, так табуреткой нахлобучило, что всякая хрень в голову лезет!

– Спасибо, Андрюш…

– Да не за что. Свои люди, сочтемся.

С большим трудом сосредотачиваюсь и осматриваюсь – трупов нет. Во всяком случае, те, что на виду, на них не похожи. Иначе зачем заматывать им рот скотчем и привязывать к батарее? Но по неровному полу из прихожей в комнату натекла большая темная лужа. Андрей пожал плечами:

– Снайпера пришлось… того. Так получилось.

Остальные живы. Самый старший (так вот ты какой, Петрович!) сидит на корточках у подоконника, руки стянуты за спиной, и петля от них наброшена на шею. Попробует дернуться – сам себя и задушит. Правильно, он единственный, кто может представлять опасность. Другие, как уже говорил, бараны. Здоровенные, сильные, но бараны, умеющие нажимать на спусковой крючок. У одного нос похож на баклажан. Не длиной, цветом. Не его ли я немного подрихтовал затылком? Ну извини, кто же просил падать на человека при таких нервных обстоятельствах? Да-да, все болезни от них, от нервов проклятых.

– Не развяжутся?

– Обижаешь, – ответил Андрей. – Фирма веников не вяжет.

Разговаривать некогда, все потом. В первую очередь – найти детей, причем живыми и невредимыми. Кажется, пленные это поняли и немного расслабились. Чувствуют, сволочи, что после встречи с сыновьями стану мягким и добрым, даже муху не смогу обидеть. Надейтесь! Надежда, она того… умирает последней. Никто не торопится? Если да, то могу организовать вне очереди.

Петрович смотрит внимательно. Мысли читает? Прищурился, будто хочет что-то сказать. Может, и хочет, но кто же разрешит?

Глава 17

Первый этаж пустой – железные двери крайних подъездов заварены намертво, а из среднего туда прорублены в стенах проходы, что позволяет осмотреть все быстро и без излишней беготни. В квартирах, приспособленных под казармы, тишина, только густой дух несвежих портянок въелся, кажется, даже в штукатурку, и бодрит не хуже нашатырного спирта. Во всяком случае, двигаемся в приличном темпе, затрачивая на каждую комнату не больше пяти-семи секунд. Иногда задерживаемся подобрать заинтересовавшие трофеи, отчего стали похожими на двух навьюченных поклажей ослов. Хотя понять нас смог бы любой – когда еще встретишь наградной «маузер» в приличном состоянии? Пусть он без патронов, зато с орденом Красного Знамени. Положу дома на почетную полочку – такое оружие достойно лучшей участи, чем валяться в этом гадюшнике.

По лестнице почти крадемся, хотя и твердо уверены в отсутствии кого-либо на втором этаже. Но лучше, если уверенность будет на двести процентов, так оно как-то надежнее. Поднялись – спокойно все, только многочисленные комнаты с распахнутыми в спешке дверями.

– Андрей, ты же говорил, будто тут женская общага была?