FNaF: Into the pit

Он боднул кролика головой и ударил им по канатам и сетке, окружавшим бассейн. Кролик немного споткнулся, выпрямился и, вытянув руки, бросился на Освальда. Он прижал Освальда к стене бассейна. Его глаза были пусты, как всегда. Разжав свои челюсти, он обнажил два ряда клыков, острых, как сабли. Широко разинув рот, кролик рванулся к шее Освальда, но Освальд перехватил атаку рукой.

Боль пронзила предплечье Освальда, когда желтое существо вонзило свои клыки в его кожу.

Освальд здоровой рукой сильно ударил кролика по лицу, прежде чем клыки вонзились слишком глубоко. Клыки. У какого сумасшедшего кролика есть клыки?

Челюсти твари разжались, но времени на осмотр повреждений не было, потому что существо рванулось к отцу Освальда, широко раскрыв пасть, словно змея, готовая проглотить ничего не подозревающую добычу.

Его клыки были красными от крови Освальда.

Освальд оттолкнул локтем кролика и встал между ним и все еще лежащим без сознания отцом.

– Оставь… моего отца в покое! – закричал он, затем с помощью сетки отскочил и вскарабкался на спину желтой твари.

Он ударил его кулаками по голове, почесал глаза, которые не были похожи на глаза живого существа. Кролик споткнулся о сетку и веревки, затем схватил Освальда за руки и с силой сбросил его с плеч в яму.

Освальд упал головой вниз, радуясь, что дно бассейна было мягким. Его рука пульсировала, все тело было измучено, но он должен был встать. Он должен был спасти своего отца. Подобно древнегреческим героям, о которых рассказывала ему Габриэлла, он должен быть храбрым и встретиться лицом к лицу с чудовищем.

Освальд неуверенно поднялся на ноги.

Каким-то образом, когда желтое существо оттолкнуло с себя Освальда, должно быть, оно запуталось в веревках и сетке, тянувшихся вдоль бассейна с шариками. На его шее висела веревка, и он ухватился за нее своими большими лапами, пытаясь освободиться. Освальд не мог понять, почему оно не может освободиться, пока не увидел, что ноги желтого создания не касаются дна бассейна. Желтое существо было подвешено на веревке, которая была надежно привязана к металлическому стержню вверху. Кролик повесился. Его рот открывался и закрывался, как будто он задыхался, но не издавал ни звука. Его лапы отчаянно цеплялись за веревки. Взгляд, все еще пугающий своей пустотой, был направлен в сторону Освальда, как будто он просил его о помощи.

Освальд определенно не собирался спасать его.

После нескольких секунд борьбы желтая тварь затихла.

Освальд моргнул. На веревке висел только грязный, пустой костюм желтого кролика.

Глаза отца раскрылись. Освальд бросился к нему.

– Я не понимаю, почему я здесь, – сказал папа. Лицо у него было бледное и небритое, глаза опухшие с синяками, – Что случилось?

Освальд обдумывал, что сказать: На тебя напал и оставил умирать гигантский злой кролик, который пытался заменить тебя, и я был единственным человеком, который мог видеть, что это не ты.

Нет. Это звучало слишком безумно, и Освальду не нравилась идея провести годы в психотерапии.

Джинкс была единственным членом семьи, которая знала правду, и, будучи кошкой, она не собиралась ничего говорить в его защиту.

Кроме того, его отец и так уже достаточно настрадался.

Освальд знал, что лгать нехорошо. Он также знал, что не умел хорошо лгать. Когда он пытался, то всегда нервничал, потел и часто говорил “э-э-э”. Но в этой ситуации ложь единственный выход.

Он глубоко вздохнул.

– Итак, я спрятался в бассейне с шариками, чтобы подшутить над тобой, чего мне не следовало делать. Ты пришел искать меня, скорее всего ударился головой и потерял сознание, – Освальд глубоко вздохнул, – Прости меня, папа. Я не хотел, чтобы все вышло из-под контроля.

Эта часть, по крайней мере, была правдой.

– Я принимаю твои извинения, сынок, – сказал папа. В его голосе не было злости, только усталость. – Но тебе действительно не следовало этого делать. И Джеффу следует избавиться от этого бассейна с шариками, прежде чем он подаст в суд.

– Конечно, – ответил Освальд. Он знал, что никогда больше не ступит в этот бассейн. Он будет скучать по Чипу и Майку, но ему нужно завести друзей в своем времени. Он вспомнил про девушку на скамейке. Она казалась милой. И умной тоже. Они хорошо поговорили.

Освальд взял отца за руку. – Давай я помогу тебе встать.

Пока Освальд поддерживал его, папа поднялся на ноги и позволил сыну вывести себя из бассейна с шариками. Он остановился, чтобы взглянуть на висящий желтый костюм.

– Что это за жуткая штука?

– Понятия не имею, – ответил Освальд.

Это тоже было правдой.

Они выбрались из бассейна и направились на выход. Джефф вытирал стойку, все еще наблюдая за матчем по телевизору.

Неужели он ничего не видел и не слышал?

Папа поднял руку сына и посмотрел на нее. – У тебя идет кровь.

– Да – сказал Освальд, – Я, должно быть, поцарапал руку, когда пытался вытащить тебя из бассейна.

Отец покачал головой. – Как я уже сказал, это вопрос общественной безопасности. Просто так повесить табличку с надписью ”Осторожно” недостаточно, – он отпустил руку Освальда. – Мы прочистим твою рану дома, а потом твоя мама перевяжет рану, как только вернется с работы.

Освальд гадал, что скажет его мама, когда увидит следы клыков.

Когда они подошли к входной двери, Освальд сказал: Папа, я знаю, что иногда причиняю тебе боль, но я действительно люблю тебя, ты знаешь.

Папа посмотрел на него с выражением одновременно довольным и удивленным. – Тоже самое и у меня, парень, – он взъерошил волосы Освальда. – Но ты знаешь, у тебя ужасный вкус к научно-фантастическим фильмам.

– Ах, да? – сказал Освальд, улыбаясь. – Ну, у тебя ужасный музыкальный вкус. А еще ты любишь плохое мороженое.

Вместе они открыли дверь на свежий ночной воздух. Позади них Джефф крикнул: Эй, парень! Ты забыл свою газировку.

TO BE BEAUTIFUL

Плоская и толстая. Эти два слова пришли Саре в голову, когда она посмотрела в зеркало. Что она часто и делала.

Как может человек с таким округлым животом быть плоским, как гладильная доска? Другие девушки могли бы описать свои формы как песочные часы или грушу. Но Сара была похожа на картофелину. Глядя на свой выпуклый нос, торчащие уши и то, как все ее части, казалось, прилипли к телу наугад, она вспоминала куклу из серии ”Смешивай и Сочетай” с разными глазами, ушами, носами, ртами и другими частями тела, которые можно было наклеить на куклу, чтобы сделать ее забавной. И вот какое прозвище она придумала впоследствии для себя: миссис «Смешивай и Сочетай».

Но, по крайней мере, у куклы миссис «Смешивай и Сочетай» был мистер «Смешивай и Сочетай». В отличие от девочек в школе, которых она называла красавицами, у Сары не было парня или какой-либо перспективы на него. Конечно, был один мальчик, на которого она смотрела, о котором мечтала, но она знала, что эти чувства не взаимны. Она догадывалась, что ей, как и кукле в её одинокие дни, придется просто ждать, пока не появится какой-нибудь столь же непростительно выглядящий парень.

Но ей нужно было закончить подготовку к школе. Все еще глядя на своего злейшего врага, зеркало, она нанесла немного туши и розового тонированного бальзама для губ. На день рождения мама наконец разрешила ей слегка накраситься. Она тщательно расчесала свои густые, мышиного цвета волосы. Это было так хорошо, как только могло получиться. И это было нехорошо.

Стены комнаты Сары были украшены фотографиями моделей и поп-звезд, вырезанных из журналов. Их глаза были дымчатыми, губы полными, ноги длинными. Они были стройными, соблазнительными и уверенными в себе, молодыми, но женственными, и их идеальные тела одеты в одежду, о которой Сара даже не могла мечтать. Иногда, собираясь утром, ей казалось, что эти богини красоты смотрят на нее с разочарованием.

“О, – казалось, говорили они, – И вот это ты носишь?” Или: ”Нет никакой надежды на то, что ты станешь моделью”.

И все же ей нравилось, что там были богини. Если она не могла видеть красоту смотря в зеркало, то, по крайней мере, она могла видеть ее, когда смотрела на стены.

На кухне мама была одета для работы в длинное платье с цветочным принтом, ее длинные волосы цвета соли с перцем были распущены.