Мангуп

– Я предлагаю сегодня вечером отметить отъезд наших мужчин. Не возражаете?

– Конечно, нет! – вытерев платочком слёзы, ответила София. – Заодно и познакомимся поближе. Ведь моего двоюродного брата и двоюродную сестру мы тоже пригласим?

– Пригласим. И Елену, падчерицу мою, пригласим, иначе обидится. Это ещё та штучка.

Мария взяла Софию под руку, и они стали медленно подниматься по ступеням лестницы, обе заплаканные и несчастные. Александр постоял немного, ощутил на лице мелкую морось холодного утра, и, передёрнув плечами, пошёл в свою комнату. Закрыл за собой двери, полюбовался белым миланским доспехом, подошёл к своему старому готическому доспеху и с удовлетворением заметил, что все вмятины на нём устранены, он совершенен, а каждая грань его идеальна. Потом осмотрел другое оружие: старинный отцовский булатный доспех, отцовский булатный меч, другие мечи, сабли, кинжалы, пики, арбалет и лук в налучнике. На крюке, вбитом в стену, висела аркебуза. Всё было начищено, ухожено, заточено, шёлковая тетива на луке ослаблена.

– Ну что, проверил свои игрушки, всё в порядке? – раздался голос Марии за спиной. Княжич вздрогнул от неожиданности, потом обернулся, широко улыбаясь.

– Спасибо, сестрица, я всегда знал, что могу на тебя положиться. Другого дома, кроме как дворец Штефана, у меня нет. Теперь всё самое ценное из моих вещей под твоей заботой. Мне надо отобрать оружие на грядущую битву, ведь не везти же всё с собой.

– Ты по-прежнему, как в детстве, спишь, положив на подушку рядом с собой любимый ножик?

– Конечно! Только теперь кладу рядом меч или саблю,– улыбнулся Александр.

– После обеда мы с Софией задумали помыться в недавно построенной Штефаном турецкой бане. Если у тебя есть желание, то поторопись, иначе мы займём баню. Можешь пригласить с собой Шандрю, чтобы не было скучно. Баня уже натоплена.

– С большим удовольствием. Заодно познакомлюсь с Шандрей. Мне он понравился. Вижу, не зря его отца прозвали красивым. Сын в отца.

– Его сестра тоже красивая. Очень. Мне даже завидно.

– Не завидуй, ты тоже далеко не дурнушка. Иногда смотрю на тебя, и любуюсь: тонкие, словно точёные черты, нежная кожа, чёрные брови, длиннющие ресницы. А главное – умные глаза. Ты загляденье, сестрица.

– Спасибо, Алекс! Никто мне давно уже таких приятных слов не говорил. Штефан слишком занят государственными делами, чтобы ещё и на жену обращать внимание. Есть жена – и хорошо. Всем доволен. И опять с утра до ночи занят политикой, планированием военных операций, войной и борьбой с боярами. Ладно, пойду. Только поторопитесь, не засиживайтесь в бане до вечера. Не будьте эгоистами, мужчины!

Александр через слугу передал приглашение Шандре, и чуть позже они встретились в раздевалке – «джамекян».

Поздоровались. Александр разделся донага и остановился в замешательстве.

– Ты никогда не мылся в турецкой бане? – спросил Шандря, молодой человек, лет восемнадцати.

– Признаться, нет. У нас в Феодоро римские термы. Наверно, это разные бани. Здесь всё необычно, – Александр посмотрел на отделанные разноцветным мрамором стены, пол, на богатые персидские ковры под ногами, узкие стрельчатые окна, через которые пробивал серый свет промозглого января и покачал головой. – Как тут мыться?

– Здесь нет особых правил. В отличие от терм, в турецкой бане все развлечения плотские, никаких артистов, певцов и танцоров, а также вин не предусмотрено. Поступай как я!

Они надели набедренные повязки «пестемаль», и прошли в просторное помещение, где в центре под куполом находилось мраморное возвышение – супа, по-турецки – гебекташи – «камень для живота». Легли на горячий мрамор, и тепло заструилось по телу. После прогрева тела на специальных скамьях – чебек-таши, стоящих в центре зала, двое банщиков сделали им лёгкий предварительный массаж, поглаживая и поколачивая тело.

Когда массаж был закончен, их помыли специальными рукавицами и облили прохладной водой из медной чаши. Александр опять лёг на супу, а когда немного отдохнул, массажист подошёл к нему и начал ломать его члены, вытягивать суставы, колотить по телу кулаком, а потом, вдруг, вскочил ему на спину и стал бить пятками, коленями, топтать, и прыгать. Но Александр не чувствовал боли, а лишь ощущал удивительное облегчение. Наконец, натерев Александра рукавицей из козьей шерсти, окатив его тёплой водой, массажист оставил его на время в покое.

Рядом лежал Шандря, истерзанный и расслабленный. Наконец, он пошевелился, и спросил.

– Княжич, ты кого-нибудь в своей жизни уже убил?

Александр, которому было лень даже губами шевелить, не выдержал и рассмеялся.

– Конечно. Многих я уже отправил в лучший мир. Вот только ни один из них даже не сказал мне спасибо.

– И каково оно, убивать людей?

– Не убивать, а отправлять в рай. Считаю, что делаю врагам большую услугу, которой они, как мне кажется, заслуживают далеко не всегда. А если серьёзно, то перед началом битвы, когда страх сжимает все внутренности, и болит живот, а возбуждение захлёстывает так, что дрожат руки, стучат зубы – убиваю легко, не задумываясь. Это скорее самозащита, чтобы самому не быть убитым. Потом страх уходит, а ярость и возбуждение нарастают ещё сильнее. Тогда убиваешь с восторгом. Наконец, притупляется ярость, спадает возбуждение, и тогда убиваешь механически, как дрова рубишь. В конце битвы, когда вонь от распоротых животов, пары крови, жалобные стоны и хрипы вокруг переполняют душу, убиваешь с омерзением, ненавидя себя и свою работу.

– Я понял: и страшно, и приятно вместе.

– Примерно. Только приятно не убивать, хотя, возможно, кому-то и это доставляет удовольствие, а чувствовать свою безграничную власть над жизнью и судьбой тех несчастных, которых ты лишаешь жизни, приятно быть сильнее, совершеннее и ловчее других. Понимаю, что это мерзко, бесчеловечно, противоречит морали, вере, всем заповедям Божьим, но такова презренная природа человека. Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо. Увы!

В это время банщики опять подошли к Александру и Шандре, стали намыливать их сирийским алеппским мылом с помощью мочалок из конского волоса, ополаскивая попеременно то тёплой, то прохладной водой. После мытья Александр окунулся поочерёдно в нескольких неглубоких бассейнах с водой различной температуры.

– Может, ещё раз попаримся? – предложил Шандря.

– Я бы с удовольствием, но женщины просили не задерживаться,– сказал Александр, и они пошли в джамекян, где уже парил чай из целебных трав.

– Как говорят турки, мы очистили тело от злых духов и снова родились на свет, стали самими собой,– сказал Шандря, – разливая чай из заварного чайника в чаши тонкого китайского фарфора, за попытки выведать тайну которого многие купцы и путешественники заплатили жизнью. На китайских блюдечках с драконами лежало печенье.

После вечерни небольшая компания собралась в зале. Сначала придворные музыканты играли, а София пела грустные песни о несчастной любви. Александр смотрел на неё, любуясь высокой грудью и тонкой талией, слушал чистый голос, проникающий в самое сердце. Ему казалось, что его тело одеревенело, стало бесчувственным и чужим, а сладкая истома разливалась по жилам медленно, как густое молоко, опаляя внутренности и обволакивая душу. Потом поочерёдно обе Марии, София и Шандря читали стихи.

Когда за окнами тёмная ночь накрыла город, слуги пригласили всех к столу. Блестели свечи в зеркалах, сверкали бриллианты и сапфиры в украшениях женщин, и плыл над столом запах подрумяненного гуся. На столе было много разнообразной еды, и всё это запивали молдавским вином с зеленоватым оттенком.

– Я никогда не видел такого странного вина,– сказал Александр. – У него изумительный вкус.

– Это вино, как и боевых лошадей, мы не продаём. Оно не выдерживает дороги. Если его болтать при перевозке, оно потеряет свой вкус, – сказала Мария.

– А почему Молдова не продаёт лошадей? – спросила София.

– Потому что молдавские лошади быстры, сильны, выносливы. Это одни из лучших боевых лошадей мира. Молдова не хочет усиления армий соседей. С молдавскими лошадьми могут сравниться лишь испанцы,– сказал Александр.

– А рыцарские кони хуже? – спросила Мария Войкица, сестра Шандри.

– Дестриэ, рыцарские кони, сильны, тяжеловесны, хороши для рыцарского удара, для турнира, но совсем не приспособлены для скачки, для прыжков и преодоления препятствий, для отступления и преследования неприятеля. Они вдвое тяжелее других коней, много едят, и не переносят тягот пути, вязнут в болотах. Но удар тяжёлой кавалерии на дестриэ зачастую решает исход сражения. В бою каждое качество лошади имеет свою ценность. Главное – разумно спланировать бой, тогда и тяжёлая конница на дестриэ, и лёгкая кавалерия на молдавских скакунах принесут максимум пользы.

– Вы искушённый воин, Александр,– сказала Елена. – Но всякий воин, даже рыцарь, есть только насильник, злодей и убийца, который нарушает заповедь Божью «не убий!».

Все замолчали. Александр с изумлением смотрел на это крохотное создание, чья белокурая головка едва выглядывала из-за огромного дубового стола, тёсаного из гигантского ствола тысячелетнего молдавского дуба. Он не знал, как реагировать на её слова, и опять растерялся.

– Что ты такое говоришь, Елена! Если бы не наши защитники, не Александр, не твой отец, то была бы ты сейчас не принцессой, а наложницей в турецком гареме,– сказала Мария.

– Ну, и пусть! Родила бы турчонка. Какая разница? Ещё неизвестно, за кого замуж выдаст меня мой отец. В одном я уверена точно: замуж меня выдадут не по любви! А чем турки хуже христиан?

– Может, турки не хуже, но и не лучше. Они просто другие, у них всё другое, нам чуждое,– сказала Мария.

– И всё-таки, Елена говорит правду,– возразила Мария Войкица. – Бог совсем не хочет, чтобы человек убивал человека. Мы должны жить так, как жили первые христиане. В любви, без насилия, без господ и подданных, без рабов. Все должны возделывать землю, создавать материальные блага и обменивать их на товары, производимые другими людьми. Истинный христианин не приемлет государство, представляющее собой чуждое христианству язычество, государственную религию, иерархию церкви и иерархию государства. Нужно чтоб общество вернулось к чистому учению Христа, и тогда не останется места королям и папам. Людям хватит одного закона любви. А нынешние правители заботятся только о том, чтобы властвовать, вооружают людей друг против друга на убийства и грабежи. Они совсем уничтожили христианство и в жизни, и в Церкви. Насчёт турок: Господь сказал: «если тебя ударили по правой щеке, подставь левую».

– Непротивление злу?– спросил Александр?

– Да. Потому что зло рождает зло. Надо прервать цепь зла. А прервать её можно лишь добром, любовью, отказом от насилия.

Александр смотрел на эту красивую девушку и понимал, что она права в чём-то главном. Да и его собственные мысли очень часто обращались вокруг этой темы, вокруг странных слов Библии: «…подставь щеку другую». Но сказал он совсем иное.

– Всем христианам по собственному желанию стать рабами османов? Спасибо за совет! То-то османы обрадуются! Христианство исчезнет, останутся лишь мусульмане. Или вы думаете, что османы позволят своим рабам иметь собственную Церковь? – сказал Александр.