Мангуп

– Я вот пришла. Потому что завтра ты уезжаешь. Потому что ты можешь погибнуть. А мне это надо, чтобы мы были вместе. Иначе я не могу, иначе я потеряю в жизни всё. Я тебя люблю!

Она говорила, а её губы дрожали, щёки алели румянцем возбуждения, и слёзы капали из широко открытых глаз. Он растерялся, протянул руку, пытаясь вытереть ей слёзы, но одеяло соскользнуло с плеч, и он, вдруг, остался абсолютно голым, и сильное смущение, мгновенный стыд плеснули в лицо вскипевшую кровь. Тогда она тоже отпустила своё одеяло, и оно также упало на ковёр, и они стояли друг перед другом в свете мигающих свечей. София подошла к Александру ближе, взяла из его руки подсвечник, и поставила оба подсвечника на столик возле кровати. Потом встала с ним рядом, коснулась его груди двумя твёрдыми сосками, протянула руку, и погладила его лицо, шею, грудь, покрытую тёмными волосами. И он тоже протянул к ней руки, гладил её плечи, талию, касался её груди, её прохладных сосков. И дыхание его становилось всё чаще, а вся сила, вдруг, сконцентрировалась в одном месте, и он ощущал, как она стремится к чему-то вполне определённому. И он уже знал её заветную цель.

Наконец, их тела соприкоснулись. Два голых тела. Два мира, два желания. Он почувствовал её всем телом, ощутил её податливость, понял её трепет и стремление. А она ослабла, подчинилась ему, потому что он – её заветная цель, детские мечты, тайные желания, будущие дети и вся жизнь. Они были словно две струи, два пламени, два луча в тёмном мраке жестокой жизни. Он не думал ни о чём. Не было мыслей в его голове. Тело думало за него. И её тело думало так же. Два умных тела перед слиянием. Две души, перед единством. На мгновение разум вернулся к нему.

– Если я погибну, ведь ты тогда не сможешь выйти замуж.

– Без тебя я не собираюсь ни за кого выходить замуж. Без тебя моим пристанищем станет монастырь.

И тогда он решился. Она лишь слегка поморщилась от боли, а потом подалась ему навстречу, и он ощутил тот край, за которым уже нет ничего, и жизнь заканчивалась, чтобы начаться снова. Смерть и рождение – они рядом. Они и есть бессмертие. Они и есть та цель, к которой стремится всё живое. И безотчётный страх, и тайное желание, и отчаяние, и любовь. Переплетение жизни и смерти. Переплетение тел и судеб, пляска бесконечных волн. А потом одна, гигантская волна, как взрыв, как извержение вулкана, и стон, и смерть в конвульсиях и содроганиях раздавленных тел.

Александр гладил влажное от внезапно пролитых слёз лицо Софии, а она лежала без сознания, и дыхание её почти прервалось. Тогда он забеспокоился, стал дуть ей в лицо, даже немного похлопал по щеке. Она очнулась, чуть приоткрыла один глаз и прошептала:

– Жива!

А он рассмеялся, и ощутил себя абсолютно счастливым, так, как не чувствовал себя ещё никогда, ощутил безумное желание говорить, говорить, словно прорвался в нём всегда дремлющий говорильный вулкан.

– Теперь мы муж и жена. Никакая Церковь уже ничего сделать не сможет: я впервые чувствую себя независимым от Церкви. Мы совершили шаг. Мы совершили грех. Он сладок и приятен. Мне всегда было отвратительно думать, что самое великое таинство в жизни человека должно происходить по соизволению бога, а без бога это, якобы, грех. Зачем нам свидетель? Ведь мы не извращенцы, чтобы любить друг-друга при свидетелях.

София смотрела в потолок, и во взгляде её был морок. Александр подавил свои словесные извержения, лежал рядом, бок обок с Софией, ощущал её тёпло, а потом повернулся к ней, стал смотреть на её тело, гладить пальцем плавные его изгибы, словно рисовал на песке таинственные письмена. И от этих прикосновений она ожила, её дыхание становилось всё глубже, а потом она повернулась к нему лицом и стала ласкать его кончиками пальцев, любуясь рельефными мышцами, гладкой бархатистой кожей, пока новая волна желания не накрыла их своим волшебным покрывалом.

За окнами серело. Наступал первый час нового дня. Они расстались, измученные и абсолютно счастливые.

За завтраком Александр любовался Софией, поражался, что ничто на её совершенном лице не выдавало следов ночи, полной любви. Только щёки её пламенели чуть больше обычного.

После завтрака Александр оделся, попрощался со всеми, обнял Софию и шепнул ей:

– Жди, я обязательно вернусь! Я люблю тебя, и буду любить вечно!

– Я тебя тоже люблю и надеюсь, сегодня ночью был час зачатия нашего ребёнка. Я очень на это надеюсь. Береги себя, теперь ты не один, теперь нас двое, а, может быть, и трое,– прошептала она ему на ухо.

Он сбежал по парадной лестнице дворца вниз, легко вскочил на вороного жеребца, и, в сопровождении небольшого отряда боярина Яцко Худича, умчался в серый промозглый день.

Глава 11. Битва при Васлуе

Вечером 9 января Александр вместе с сопровождающими прибыл в военный лагерь южнее местечка Васлуй и присоединился к дружине Великого боярина Влайка, дяди Господаря, которому Штефан поручил командовать Малым войском.

На следующий день рано утром Малое регулярное войско стало выстраиваться на пути приближающихся по долине реки Барлад турецких колонн. Слуги Господаря – витязи и профессиональные пехотинцы лефеги перекрыли дорогу. Отдельными отрядами строились дружины – четы Великих бояр. Александр уже был знаком с многими из них, и теперь поклонами приветствовал Збирю, Тэутула – логофета, Фетэ Готкэ, ворника Гояна, комиса Иона Буоряна. С ним тоже раскланивались знакомые бояринаши и куртени.

Стяги городов и монастырей заняли места по краям долины. На западных холмах за рекой укреплялись артиллеристы вместе с отрядами наёмников – трансильванских аркебузиров. На Востоке никакого движения заметно не было, но все знали, что Большое войско, мобилизованное по случаю войны под командованием Штефана, находится именно там, за высокими холмами.

Поле, выбранное Штефаном для боя, было покрыто лесом с заболоченными участками, куда из-за оттепели проваливались ноги лошадей. Лёд на реке Барлад, протекавшей вдоль западных холмов, истончал, и уже не мог выдержать человека. Густой туман висел над частью поля, над рекой, над дорогой вдоль левого берега реки, по которой двигалась турецкая армия.

Вернулись посланные на разведку калараши. Разнёсся слух: идут.

По распоряжению боярина Влайка, прячась за стволами деревьев, вперёд выдвинулись пешие лучники.

Время тянулось медленно. Сначала далеко впереди среди тумана показался небольшой конный отряд разведки османов: «байрак» серадкулу под командованием «делибаши». Спрятавшиеся за стволами деревьев молдавские лучники меткой стрельбой уложили всех врагов. Никто из турок не успел спастись, чтобы сообщить авангарду о засаде. Коней поймали, трупы врагов оттащили с дороги и укрыли в сугробах. Кровь и следы замели снегом. Опять потянулось время ожидания.

И вот, среди тумана на дороге показался авангард османского войска – нерегулярная конница акынджи, построенная в походные колонны.

Молдавские лучники пустили стрелы. Первая походная колонна османов, не ожидавшая удара, развалилась. Падали лошади, всадники, не имевшие брони. Многие турки стали нахлёстывать коней, пытаясь убежать с поля боя. Командирам удалось справиться с паникой, и, наконец, полетели ответные стрелы, а потом акынджи бросились на молдаван, пытаясь порубить их саблями. Но туман, глубокий мокрый снег, кусты, деревья и болото, в которое проваливались ноги лошадей, помешали османам уничтожить лучников, и те успели отступить и спрятаться за копейщиками, не переставая пускать стрелы во врага.

Из-за тумана Малое войско, выстроившееся для боя, не было полностью видно османам. По команде боярина Влайка вперёд перед витязями вышли музыканты и заиграли в альпийские рожки.

Акынджи, преследовавшие лучников, с ходу бросились на музыкантов, но те быстро отошли в тыл, и турки напоролись на выставленные пики пехоты. Потеряв множество всадников, акынджи отступили, чтобы по команде командиров – тойдже снова атаковать плотные ряды витязей и лефегов. Профессиональные полностью экипированные молдавские пехотинцы сражались успешно с худосочными тюрками, не имевшими даже кольчуг.

Бой шёл только у дороги. Подходили всё новые и новые колонны османов. Не перестраиваясь в боевые порядки, без всякого плана и координации, колонны вступали в бой, и полоса сражения расширялась поперёк долины.

По команде Збири, командовавшего кавалерией, конница четэ бояр тронулась, стала разгоняться. Александр, одетый в белый миланский доспех на закованном в броню боевом молдавском коне, скакал рядом с Худичем. Глухой угрожающий топот копыт с фланга привёл в замешательство османов. Они вглядывались в густой туман, пытаясь угадать направление удара, но когда из плотной молочной мглы вынырнули первые, закованные в броню всадники, турки не успели выстроить линию обороны. Мощный удар тяжёлой конницы смял, опрокинул нерегулярную конницу османов. Сильный конь Александра шёл напролом, сминая и давя врагов. Александр легко орудовал копьём, жонглируя им как шпагой. Мгновенный удар прямо в глаз турку, и вместе с глазом улетела к небесам очередная османская душа. Взмах, и режущая кромка копья рассекла лицо ещё одного османа. Но даже с рассечённым лицом турок продолжал сражаться. Тогда княжич нанёс ему удар копьём в живот.

Александр краем глаза заметил, что в нескольких шагах от него арбалетчик, сидя на коне, тщательно прицеливается, чтобы попасть ему в сочленение доспеха. Александр с разворота мгновенно метнул копьё, и оно вонзилось в грудь турка, пробив кожаный доспех. Арбалетчик упал спиной на круп коня, но успел нажать на рычаг, и арбалетный болт громко щёлкнул по кирасе Александра, рассыпался на деревянные осколки. Александр обнажил меч – подарок Лоренцо Медичи, и сталь впервые окунулась в кровь врагов, впервые насытилась.

Княжич рубил наотмашь, не особенно задумываясь о технике боя, ибо перед ним были не профессиональные воины, а обычные налётчики, которых набирали из кочевников.

Но внезапно перед ним появился странный всадник в медвежьей шкуре, а на голове у него была голова медведя с разинутой пастью. Сражавшийся рядом Яцко Худич бросился на турка, но тот легко отразил меч молдаванина своим мечом, а топором в другой руке нанёс страшный удар Худичу. Боярин подставил под топор щит, но тот раскололся надвое. Конь Худича от удара присел на задние ноги и попятился. Один из слуг боярина вступил в поединок с незнакомцем в медвежьей шкуре. Александр наклонился к Худичу и спросил:

– Что это ещё за чудо в медвежьей шкуре?

– Один из далилов – бешеных, элита серадкулу, отобранная из лучших акынджи. Мастер владения оружием. Сейчас с ним сражается мой лучший воин. Но боюсь, ему одному долго не продержаться, а у меня рука от боли онемела.

Александр послал коня вперёд, встал рядом с молдаванином, и, раскрутив меч над головой для придания ему мощи, ударил горизонтально по медвежьей голове. Голова медведя слетела, и тогда далил обратил свой топор – тебер против Александра. Кровавое лезвие рубануло сверху, но мечом Александр отбил топор, а пока турок пытался опять поднять его для удара, княжич дагой нанёс ему колющий удар в живот. Щитом далиле удалось этот удар парировать, но в то же мгновение слуга Худича ударил мечом сверху, и далил с рассечённым плечом уткнулся головой в гриву коня.

– Всё правильно, крикнул Александр,– у турка же не три руки.

Бой продолжался. В какой-то момент Александр почувствовал, что его окружают. Тогда он, преодолевая тяжесть доспехов, вскочил ногами на седло и стал разить врагов сверху, а потом опять прыгнул в седло, поднял коня на дыбы, в «леваду».

Конь наносил удары передними копытами, а княжич, стоя на стременах, рубил мечом нападавших османов налево и направо.

И всё же, туркам удалось сомкнуть кольцо вокруг княжича. Тогда, по команде Александра, его мощный молдавский конь, стоя на задних ногах, и нанося удары передними, совершил несколько прыжков вперёд – «курбетов». Лошади османов испуганно отпрянули в стороны, и Александр, оказавшись среди молдаван, опустил коня на четыре ноги.

Углубляться дальше в гущу врагов было опасно. По команде Збири отряд бояр, бояринаши и куртеней повернул коней, прорубаясь к краю османского авангарда. Кровавая просека из смятых, раздавленных, проткнутых и порубленных тел осталась за атакующей конницей.

Описав широкую дугу по вражеским тылам, отряд всадников мечами прорубил себе выход, и, не дожидаясь, когда турки организуют отпор, помчался назад к основной массе войска. Вслед летели стрелы, но пробить сплошные доспехи всадников они не могли.

Акынджи, потеряв в сражении с витязями и лефегами, а также при атаке тяжёлой молдавской кавалерии значительное количество человек, отступили в замешательстве. Многими турками овладела паника, и они группами, пришпорив коней, пытались прорваться в тыл, но были остановлены и возвращены назад подходящими полками пехоты.

С юга по дороге шли всё новые и новые отряды османов. Скоро долина от реки до леса была битком набита турецкими войсками. Огромное войско не помещалось поперёк долины. Большая его часть ещё была на марше в походных колоннах, и ей не хватало места, чтобы перестроиться в боевые порядки.

Молдаване спешились. Слуги увели коней в тыл, за сооружённую засеку. Спешился и Александр. Он был в миланском белом доспехе, и держал в руках меч и дагу. На боку у него висел кинжал.

Наконец, в рядах османов зазвучали команды, запели дудки, забили барабаны, и началась атака по всему фронту. Вперёд пошли пехотинцы азапы, даже не перестраиваясь из походных колонн. Где-то за основной линией пехоты виднелись сквозь туман высокие шапки янычар ак бёрк с прикрепленным сзади куском ткани – кече, символом рукава святого дервиша.

Когда расстояние между приближающейся массой врагов и выстроившейся линией молдаван сократилось до ста шагов, прозвучала команда. Тысячи молдавских стрел и арбалетных болтов взмыли в небо. Они летели, словно стаи быстрых птиц, вспарывая воздух острыми гранями оперения, а потом тёмной тучей опустились на атакующих турок. Падали азапы, пронзённые стрелами. Но, невзирая на потери, турки бежали вперёд, с криками: «Аллах акбар».

Зазвучали рожки. Войско молдаван сначала медленно, а потом всё более ускоряясь, кинулось навстречу врагу. Передние ряды метнули дротики, и через мгновение два войска сшиблись. Стук мечей был как непрекращающийся гром.

Александр сражался легко, с задором, и когда обрушивал свой меч на очередного врага – крякал, как когда-то крякал его отец Олобей, и его дед Алексей. Весь род князей Гаврасов сейчас воплотил в себе этот мощный рыцарь. Опыт тысяч боёв, опыт побед и поражений, казалось, направляли его меч, несущий смерть врагам.