Вторжение деструктов. Новое житие

– Да, я вас понимаю, – улыбнулся благообразный старичок-учёный. – Однако помочь ничем не могу. Данная информация, как вы изволили выразиться, является закрытой. Это значит, что она оглашению не подлежит. Поэтому вы должны меня понять, коллега. Тем более, если ваш отец, как вы говорите, бывший учёный-оборонщик.

– Ну, как хотите, – тактично свернул разговор бежевый. – Я пас.

Видя, что со старичком у него ничего не вышло, он переключился на Мишу. Предложил ему выйти в тамбур. (При въезде в Московскую область, он стал белым и пушистым от инея.) Там между ними состоялся весьма занятный разговор. Впоследствии Михаил не раз вспоминал его. Он стал придавать этому эпизоду одно из определяющих значений в своей жизни.

– Послушай, друг, – вкрадчиво обратился к нему усатый. – Меня интересует оперативная информация. Я в некотором роде, ну… этим занимаюсь… Это мой профиль: добывать секретные данные. Ты меня понимаешь?

– Может, ты ещё оперативной работой занимаешься? – с нехорошим прищуром спросил его Михаил, уперев руки в боки. Ну, твари подумал он при этом, задёшево вам не отдамся. – Давай, признавайся, друг. Мы ведь не на выданье перед невестой? Как-никак откровенный мужской разговор. Да и наряд милиции по поезду ходит.

– Да, в некотором роде, – усмехнулся бежевый. – Хотя нет. Я не о чём таком тебе не говорил. И ещё. Я подумал – а не пойти ли нам обратно в вагон? Выпить по новенькой?

– Почему бы и нет? Хотя насчёт выпить я пас, – открыл дверь в вагон Миша, что вздрагивал и трясся в грохоте пролетающих за ночными окнами полустанков.

По правде говоря, лёгкий хмель от прежних двух четвертинок уже давно выветрился. Миша хотел хлебнуть с соседом по последней. Затем вцепиться в него мёртвой журналистской хваткой и вытащить всё наружу. Но не тут-то было. Стоило только двум обретённым «друзьям» принять по новой, как в тёмном проёме меж свисающих коек возникла высока фигура милиционера. За всё это время он с товарищем пару раз проследовал через вагон туда и обратно.

– Так, попра-а-ашу ваши документики, граждане! – произнёс он смачным голосом, будто смаковал сало или прочие любимые продукты.

Дальше началось нечто любопытное. Миша, не подумав как следует, отдал свой паспорт в руки сержанту МОБ. То же самое сделал и бежевый, словно нарочно согласуя с ним свои действия. Милиционер, хмыкнув, взял оба паспорта и направился с ними в купе проводника, где попытался запереться. Однако, поставив ногу в разъём двери, Миша воспрепятствовал ему в этом. Не желая связываться, милиционер заметил: в вину обоим вменяется распитие спиртных напитков на транспорте и появление в оном в нетрезвом состоянии. При необходимости и Мишу, и его спутника могут высадить на ближайшей станции, где они будут переданы в медвытрезвитель, где пройдут обследование за свой счёт. (От самого сержанта при этом явно несло перегаром.) Миша попытался убедить блюстителя, что пытался провести журналистское расследование. В подтверждение тому он показал ему (из рук!) красную журналистскую «корочку». Сержант лишь заржал. Он был либо совсем тупоголовый, либо ожидал «красненькую» с «беленькой» в фонд поддержки транспортной милиции, получавшей за свою службу гроши. В глазах этого здоровенного неуклюжего парня в синей форме на «липучках», с газовым баллончиком и табельным ПМ на поясе читалось раздражение и бычье упорство. Наряду с невыветрившимся перегаром это значило: желание компенсировать своё незаявленное и невостребованное «я», оторваться на ближнем своём, который что-то формально нарушил.

Вскоре в купе, лениво ковыряясь спичкой в зубах, вошёл круглый, толстый прапорщик. На его тёртом поясе бряцали металлические браслеты. При виде склонившегося над столом своего коллеги и стоящего перед ним Михаила, загораживающего дверь ногой, он плотоядно усмехнулся.

– Ребята..та-та! – произнёс он почти по слогам, обращаясь в пространство к кому-то невидимому. – Россия это бумажная страна. Все ваши разговоры ничего не стоят. Вы можете быть сто раз невиновны, но если есть бумага, удостове… тьфу… ряющая вашу вину, то ничего не попишешь. Сейчас составим протокол, уплатите штраф. Готовьтесь…

Миша в очередной раз попытался доказать, что ни в чём не виноват. К тому же по вагонам развозили тележки с пивом и водкой. Но бумага есть бумага. Прапорщик, старший наряда МОБ, толкнул его животом с дороги. В ответ на это Миша налетел на него грудью. Он совершенно не задумывался о возможных последствиях. Действовал совершенно невозмутимо. Прапорщик на мгновение опешил. Затем, глядя Мише прямо в лоб, вымолвил:

– Если будете сопротивляться, я прикажу проводнику остановить поезд. Одену на вас наручники и сдам обоих в медвытрезвитель.

– Слышь, придурак, мы тебя сейчас самого сдадим куда надо! – поднял голос бежевый, что заметно приободрился.

Миша предупреждающе ткнул его локтём в бок. Тогда бежевый, заискивающе улыбаясь, зашептал ему в ухо:

– Ну что, здорово я его? Мне это у вас зачтётся? Я смотрю, как ты ему своё удостоверение показал – он совсем затрусил…

Мише захотелось врезать ему в челюсть, но одно мгновение и усилием воли он подавил своё желание. А сержант, что дежурил над изъятыми паспортами, лениво выполз из купе и встал сзади. Он, по-бычьи наклонив голову, показывал начальству, что готов был броситься, схватить за руку, подмять и растоптать. Правда, в его красных поросячьих глазках мелькал ужас. Драться с ними было, конечно, глупо. Не сопротивляться им было ещё глупее. Поэтому Миша решил действовать иначе. Полагаясь во всём на Бога и свою интуицию.

– Товарищ прапорщик, мне есть, что вам сказать с глазу на глаз, – уверенно обратился он к старшему наряда МОБ.

– С глазу на глаз я беседовать с вами не буду, – спокойно возразил ему прапорщик. – А отойти в сторонку можно. Почему бы и нет.

Усевшись за столик в вагоне-ресторане, Миша выложил ему первое, что пришло ему на ум. Он заявил, что на самом деле он не журналист, а… сотрудник внешней разведки, работающий под прикрытием. Он возвращался из командировки, когда усатый тип в бежевом завёл с ним разговор о соседе-учёном. Пытался с его помощью вытянуть из старика секретную информацию. Самогон, естественно, выступал в качестве прикрытия. Миша выпил самую малость в оперативных целях, чтобы выпить из возможного агента иностранных спецслужб кто он и что он.

Рука прапорщика так и зависла над серыми листами протокола. Да, ему было известно, что ряд сотрудников ФСБ, ФАПСИ и тем более СВР выступают под оперативным прикрытием, что зовётся «крышей». При этом они не имеют на руках служебных удостоверений. Он сам не раз (в чём ООН тут же признался Мише) помогал сотрудника ФСБ на транспорте. Но раз Миша вынужден себя рассекретить, значит… не совершил ли он ошибку?

– Я еду со срочным донесением в Москву, – заметил Миша. – Я должен его доставить точно в срок. Если вы меня по каким-то причинам задержите, меня будут искать и в конце-концов найдут. Вы сами тогда понимаете, что тогда будет.

– Но протокол-то я должен составить, – обижено молвил прапорщик, опуская потускневшие глаза. – А в случае чего, даю вам слово, он будет уничтожен.

– Можете составить, – улыбнулся Миша, чувствуя как опасность переходит на усатого. – А этого товарища, – он хлопнул по спине бежевого, – лучше будет обыскать.

В присутствии начальника поезда, колоритного армянина из Адлера, и молоденькой проводницы состоялся обыск. У бежевого был найден странный пластиковый жетон, поделённый на синее и белое. Он якобы был выдан ему заместо утерянного паспорта. Кроме того – тетрадный листик, что был до половины исписан каким-то текстом. Сложив его вдвое, прапорщик сунул его в карман на липучках и довольно произнёс:

– А вот этим тебя снабдили, когда подсадили к нему.

Вскоре поезд сделал остановку. Злоумышленника в бежевом сдали дежурному наряду транспортной милиции. Миша, выйдя на мороз, немедленно поймал под локоть дюжего капитана. Он вручил ему лист бумаги с написанным текстом, где были указаны телефоны редакции в Москве, напротив которых Миша поставил фигурную скобку и обозначил: отдел стратегических исследований службы внешней разведки Великой России (СВР).

***

Приехав в Москву, он первым делом отправился на квартиру к Ирине, с которой предварительно созвонился по мобильному. Чтобы не мешала толпа на вокзале, ушёл в кабину таксофона. Его тут же обступила толпа неряшливых молодых людей. Длинноволосые и с серьгами в ушах, они наперебой предлагали купить «лоху» телефонные карточки, которые, по их словам, были «бессрочные». Пришлось одного отодвинуть плечом, а другому слегка показать кулак. Пройдя через блестящие турникеты, он оказался в метро. Спустился по гремучей дорожке к станции метрополитена «Курская» и вскоре доехал до станции «Пушкинская» с выходом на одноимённую площадь, где в подземном переходе произошёл небезызвестный теракт. Там же за стеклянными пирамидальными формами некоего ресторана высилось высоченное здание, где располагалась редакция газеты «Великая Россия».

Правда при выходе из метро к Мише привязалась неприятная юная особа. Облизывая вымазанные в шоколаде губы, она предлагала ему себя в качестве «дочери».

– Шли бы вы лучше того – в церковь, – весело отмахнулся от неё парень.

– А что мне там делать? – заманчиво протянула та, не понимая смысла.

– Да Богу помолиться, свечку поставить. Глядишь и мысль, какая новая появится.

– Да ну вас, мужчина. Можно подумать – какой…

Обиженно фыркнув, она бросилась приставать к господину в каракулевом пальто и меховой шапке, что беседовал по сотовому телефону. Пусть тебе повезёт, пошутил Миша. Он подумал, что это лучше, чем чертыхаться и попадать в разного рода непредсказуемые ситуации. Выйдя за остеклённые массивные двери, он оказался в подземном переходе, где некоторое время постоял у мраморной доски. Несомненно, что унесённые в этот день жизни не нелепая случайность. Скорее это суть необходимость. Сумма причинно-следственных связей, приобретённых нами из прошлого жизненного опыта, а зачастую из прошлых жизненных воплощений. Потерпевшие катастрофу самолёты и вертолёты, затопленные города и сёла, сошедшие с рельс поезда, сотни, тысячи и миллионы жертв это – процесс включения личной и групповой кармы. Об этом многие теперь знают, но мало кто этим знанием пользуется по назначению. Об этом трудно говорить в телеэфир, пропитанный бездуховной коммерцией, похотливой эротикой, а также кровью и грязью локальных конфликтов, ощущая всеми телесными и душевными фибрами. Ощущая всеми духовными и телесными фибрами, как этот кошмар накопляется и сгущается в мире людей, которые либо не понимают этого, либо пытаются использовать общую трагедию для своих выгод. И хотя подобные передачи уже есть… сколько наберётся людей, могущих открыто заявить в «голубом экране», что, мол, собирались в этот день и этот час именно туда, но – сорвалось и не состоялось по какой-то причине. Но вот – по какой! Может кто-то подумал о прекрасном и вечном, кто-то каялся и молил о прощении, кто-то так и вовсе «завернул» себя в храм. А кто-то и вовсе не думал ни о чём. Вырвал себя их шумного, не всегда чистого водоворота жизни, присел на скамью или облокотился о ствол влажного, пахнувшего ароматами далёких лесов дерева в парке. Мысленно устремил себя ввысь – поближе к неведомым далям, которые суть тонкие миры, где царит любовь и свет. Присутствует ВЕЧНОЕ Начало ВЕЧНОЙ Жизни.

Ира наскоро угостила Мишу чаем с брусничным вареньем.

– Ты к нам надолго? – носилась она как угорелая, в одном халате после душа и ванной. – Сорвался с того ни с сего. Я тебя совсем не ждала.

– А что, может под кровать следует заглянуть? – неумно пошутил Миша, одёргивая полог с кистями. – Алло, генацвали? Где ты есть? Вылазий, да! Чай пить будем!

– Фу, дурак! – рассмеялась девушка. – Я к тому говорю, что предки уехали на дачу. Только завтра обещали быть. Правда, могут, как ты внезапно нагрянуть. Но пока их нет, я с тобой, – она тут же приземлилась у него на коленях, прильнув своими губами, влажными и разгорячёнными…

Они познакомились год назад в Сергиево-Троицкой лавре. Тогда Миша тоже был в командировке. По окончании он решил, дабы развеяться, зайти сначала в бар Дома Журналистов. Но затем, ощутив некоторую пустоту в душе, решительно, за сутки до отъезда, купил билет в пригородных кассах до бывшего Загорска, что вернул прежнее святое русскому сердцу название. Через четыре часа, трясясь в неотапливаемой электричке, он прибыл в этот маленький городок. Ещё через полчаса он уже гулял по монастырю, стоял на службе. В храме Трапезная заметил модно одетую девушку. Она ставила свечку к иконе святой равноапостольной Ирине. Затем, помолясь и перекрестив себя, выстояла всю службу. Они вышли по каменной лестнице во двор. Там Миша без обиняков спросил: «А вы верующая? Или так, интересуетесь?» Ира изумлённо тряхнула головой в бархатной шляпке, с опускающимися тёплыми наушниками. «Нет, верующая. Ну, не всегда, конечно, в храм хожу, как вы. Когда особенно нужно, тяжело или хочется что-то попросить у Бога. Это, наверное, неправильно?» Пришлось Мише признаться, что и он на этом поприще не преуспел. Два-три раза в год это не много. Но, признаться честно, если ходишь с душой и просишь искренне (а до этого ещё искренней раскаиваешься в своих ошибках!) это помогает почти незамедлительно. Девушка рассмеялась: «И у меня также! На прошлой неделе подруга затянула в стриптиз-бар, фу, гадость какая… С тех пор на душе покоя нет. Вот, кажется, замолила. Правда, по опыту знаю, что могут быть сюрпризы. Ведь нечистый их любит…». «Ну да, ну да, нечистый! – пошутил Миша голосом Савелия Крамарова, прищурив один глаз. На них тут же цыкнула одна богомольная старушка, что выносила из храма на месте святого источника бутыли со святой водой. Пришлось заметно сбавить обороты. Выяснилось, что Ирины родители служат в московской мэрии. Сама Ира работает в проектном институте. На все его расспросы о Лужкове, она, не колеблясь, сказала: врут! Конечно, «кепка» не идеален, но для города делает много. Вот недавно в их районе, в их доме в том числе был проведён ремонт за счёт мэрии. Покрашены стены, поклеены обои, заменена сантехника. Это, конечно, скромные услуги, но в других городах (Миша кивнул) и этого не делают. Лужковым вся Москва довольна, несмотря на происки всяких там Доренко с Березовскими.

– Я у тебя погощу пару деньков, – заявил Миша уже на кухне. – Так что не бойся, не объем. Надо кое-что по командировке сделать. Ну, а сутки – с тобой. Меня вот что удручает: мне так давно хочется обойти вдоль и поперёк всю историческую Москву. Пушкинская галерея – век не бывал! Да и Кремль не мешало бы почтить своим визитом. Да что там своим…

– Я вот тоже думаю – что ты только о себе? – хитро улыбнулась Ира, надкусывая овсяное печенье. – Меня в расчёт не принимаете, товарищ журналист?

– Ну почему же? – прильнул к её губам на этот раз сам Миша. – Как раз-таки принимаю. А то ведь меня самого не примут в расчёт. Возьмут и спишут за ненадобностью. А то ведь у вас здесь, в столицах, товару завалящегося – немеренно! Патриарший пруд пруди…

– Ой, только вот не надо с булгаковской чертовщиной, – капризно надула губки Ира. – Я тоже предлагаю прогуляться по историческим местам. Танковый музей в Кубенке знаешь? За тысячу рублей можно покататься на любом танке. Хоть на БТ-7, хоть на КВ-1, хоть на «Тигре» с «Пантерой». Вообще выбор широк, а ты, я знаю, интересуешься. Я могу позвонить дяде Грише из штаба МВО. Он мигом устроит – без денег. Кстати, рядом с Кремлём, на Манежной, можно посмотреть сам Манеж. Как его отстроили после пожара. Мне надо в мэрию, в отдел культуры, к тёте Маше позвонить. Она тоже всё устроит. И в подземный комплекс…

– Там тоже можно всё устроить? – надкусывая её печенье, поинтересовался Миша. – Какой-нибудь дядя Саша, известный или не известный… Угадал? Может, дадите мне самому за что-нибудь заплатить, тургеньевская девушка?

– Ну вот! – грациозно заламывая руки, прошлась девушка по кухне, отделанной красным деревом. – Каково? Хотелось сделать приятное своему молодому человеку, а он? Ну ладно, попомню я тебе. Больше сегодня, что б с поцелуями не подходил. Иду спать…

Дело было в воскресенье, и девушка действительно заперлась у себя. А Миша некоторое время пробыл в зале за телевизором. Затем, вспомнив её намёки на помолвку и женитьбу (а почему бы и нет!) решительно отвернул подушку, где лежал перехваченный синеватый пакет. В поезде он держал его при себе, за пазухой застёгнутой на молнию куртки. Несмотря на то, что вагон отапливался, так и не расстегнул и не снял её. Боже, что бы было, если б его попытались обыскать? Когда этот бежевый и этот наряд милиции… Ну, да это всё осталось в прошлом.

– Кстати, Ира, не подскажешь, где Турчанинова, 1…? – спросил он напоследок в закрытую дверь, после чего выслушал о себе массу нелицеприятного…

Вскоре Миша, выйдя со станции метро, упёрся в витиеватую чугунную ограду, за которым расположился небольшой, припорошенный снегом парк и группа старинных строений с колоннами и портиками. Обойдя по периметру, он обнаружил в ограде неприметную калитку на пневматике, с переговорным устройством и кнопкой вызова оператора.