Восхождение к власти: день гнева

Взгляд Конвунгара метнулся быстрой стрелой на мужчину, стоящего среди двух бугаев славянской внешности, и после того как карие глаза уставились на парня с аккуратной стриженной бородкой, чёрным аккуратно убранным волосом, худущим острым лицом, последовал лёгкий кивок, будто бы дающий право на слово.

– Эархо-АД-2 «Сладкое кодопение», – чуть подался мужчина в чёрном плаще, под которой кроется священническая ряса. – Он ведь знаменитость в Аурэлянской Информократии. Это один из пяти Апостолов, которому его собратья по правлению отдали духовную власть и его владения все храмы, все церкви… и все клирики отдают почести не только Макшине, но и ему.

– И чем же он так знаменит, позвольте узнать, Флорентин?

– Ох, госпожа Вергилия, его «Код», то есть религиозное чтение священных текстов Инфо-философии, самое сильное и вдохновляющее и одной лишь силой могучего слова он может направить толпы фанатичных безумцев на свершение любого беспутства или сумасшедший поступок. «Сатанинские Уста» его можно назвать, ибо суть его слова сущее извращение реальности и измывательство над всеми заповедями Божиими, однако несмотря на видимый бред его слов, их охотно исполняют.

– А сегодня он читает свои гнилые проповеди прямо у здания Системного Узла Снабжения Информацией, – заговорил глава группы. – Поэтому у нас возникает проблема, он может направить тысячи людей рядом с ним на противодействие нам. И тогда вся операция превратиться в кромешный ад и геморрой.

– А может его попросту убить. Накрыть огнём из дальнобойных винтовок? И что с ним морочится?

«Андерсон, хороший стрелок… и держит на попечении одного сироту» – вспомнил о человеке Конвунгар.

– Можно было, – напомнил о себе Антинори. – Но его защищает личная гвардия, защитное поле и при его смерти весь безумный настрой толпы будет обращён против нас, – Флорентин задумался, став поглаживать бородку. – У нас есть один шанс… совсем призрачный, если так можно сказать. Но я не знаю, получится ли к нему подойти на близкое расстояние… если бы подойти.

– И какой же, Флорентин? – задала вопрос худенькая субтильная девушка, с коротким чёрным волосом, выразительно-отточенными чертами лица и большими ворожащими янтарными глазами.

– Госпожа Фелиция, господин Конвунгар, дорогие братья и сестры, – взволнованно заговорил Флорентин, активно перебирая руками воздух, обратив на себя всеобщее внимание. – Как Апостол, он ответственен за сказанное и обязан ответить на любой вопрос и особенно они должны отвечать на вопросы, на «вопросы чести и веры». И если бы мне удалось миновать охрану я бы смог его заговорить на тему «вопросов чести и веры».

– То есть? Что это за вопросы? – удивился один из мужчин. – И как понять «заговорить».

– Это брешь в их управлении и общественном устройстве. Пока его «Код» оспаривается словом другого человека, он не может отдавать распоряжения и приказы, ибо само его знание под сомнением, а значит, и право управлять обществом теряется. Так решил сам «Апостолис Директорис», чтобы доказать свою «праведность». Господь нам дал возможность использовать самомнение врагов как шанс, ибо пока он будет скован диалогом

– А зачем тебе подбираться к нему? Разве так задать нельзя?

– Господин Андерсон, его охрана без предупреждения заткнёт любого, да и к тому же, чтобы задать вопрос, нужно пройти «линию мудрости», а на ней как раз стоят гвардейцы, которые никого не пропустят.

Конвунгар снова обнимает взглядом всех, кто откликнулся на зов Императора и готов служить Рейху и чувствует, как сердце от чего-то жмётся при виде этих людей. Он не хочет их пускать в будущую круговерть событий, зная, что их ждёт только погибель от орудий воинов Информократии, но всё же Флорентин говорит о шансе, о том, чтобы заставить оборонные действия врага встать. Большинство их них несут тяжкое и одновременно радостное бремя воспитания детей, и лихой сгусток плазмы может оставить кого-то сиротой. Конвунгар говорил Аурону, что лучше будет привлечь наёмников, однако тот даже не стал слушать. А со старого полководца и главы «Орды» хватит крови и боли на всю жизнь, чтобы порождать другую. Но всё же священник, слуга старого Бога, даёт надежду и Конвунгар решается ухватиться за призрачный шанс, так удобно предоставленный жизнью:

– План следующий, – тяжело зашевелив губами, заговорил командир операции, сохраняя печаль в глазах. – Флорентин, Хельга, Андерсон, Джон – вы в составе двух отделений должны прорваться к Эархо-АД-2 «Сладкое кодопение», ликвидировать его охрану и… а дальше Флорентин разберётся. Только дайте нам как можно больше времени.

– Будет исполнено, господин Первоначальный Крестоносец! – чётко дали понять, что готовы к исполнению задания названные.

– Остальные – готовится к штурму Системного Узла Снабжения Информацией. Мы не должны подвести Канцлера, ибо от нас зависит сам исход войны. Всем всё понятно?

– Да, господин, – в унисон ответили уже все.

Люди стали собираться. Флорентин отошёл подальше ото всех. По глазам, по взгляду можно заметить, что его гложет одно из древнейших чувств на планете, заставлявшее человечество на рассвете своей бытности прятаться по пещерам и не гасить пламя ночью – обычный страх. Антинори ощущает нутром, что идёт на верную смерть и через сущие минуты встретиться с воплощением дьявола в человеческом обличье, ибо только черти способны породить такой мир, только их извращённое сознание сподобится родить Информакратию. Но страшно оставаться один на один с таким чудовищем, как один из лживых «Апостолов» и ещё страшнее представить, что будет, если они не совладают с его гвардией и их повяжут? Наступление сорвётся, и Информократия одержит верх, а значит и вся Италия окажется под пятой нечестивого режима и обратиться в один сплошной лагерь для рабов. Гложет ли его страх перед смертью? Едва ли, ибо смерть не конец, а своеобразный переход между земным тленом и райским царством для тех, кого Бог сочтёт достойным. Боится ли смерти священник? Но вот страх перед поражением, которое ощущается, будто бы нож у горла, готовый в любой момент скользнуть по коже, действительно заставляет Флорентина содрогаться от одной мысли – что станет с миром, если они проиграют. Однако именно мыль о рабской Италии, разделённой на касты по интеллекту, и подстегает к действу, даёт силу и стимул для борьбы.

– Приготовится, – звучит единственное слово, ставшее сигналом к началу операции.

Флорентин накидывает капюшон и половину его лица скрывает кусок ткани, скрывший и личность. Он берёт посох, с грубым крючковатым неверием в виде заточенного лезвия из стали, отчего он становится похож на небольшую косу. К нему присоединяются двое мужчин, которых он благословил. Широкоплечие и грузные, так же облачившиеся в накидки из старой ткани, они пойдут за священником хоть до девятого круга ада. Антинори окинул их взглядом и вспомнил, что это именно он настоял на том, чтобы их взяли вместе с ним на операцию и что только вместе с ними он пойдёт на эту авантюру.

– Ну что, Герасим и Ерементий, готовы?

– Отродясь ждали момента сего, – взял ответ Герасим.

– За спинами нашими – отечество, а впереди всех нас ждут бесы, – поддержал того Ерементий.

– Там очень много врагов, слишком много и все они искусно обучены. И все они способны только профессионально убивать, да и жалости они не знают. Вы уверены, что хотите со мной пойти? – Флорентин хотел бы, чтобы эти двое выжили, так как он с ними прожил множество лет и столько всего прошёл и теперь их потерять нет желание – человечности в этом священнике слишком много для времени позднего кризиса и всеми силами он стремится сохранить, что ему дорого.

– И мы не пальцем деланные, – произнёс Герасим. – Ты и сам памятуешь, что ж, такой расклад не впервой нам.

– Это хорошо… хорошо, – горестный ком, едкая боль и ноющий стон души сотрясли дух Флорентина. – Я горд, что знал вас. Надеюсь, что сегодняшний день мы переживём.

– Мы тоже рады, что с тобою ходили. А переживём мы или нет, на то воля Божья, – твёрдо произнёс Ерементий.

Флорентин попытался обнять двух друзей, но это у него слабо получилось и скорее показалось, что это они его зажали в дружеских объятиях. Таких друзей Флорентин терять не хотел, и если была его воля, он бы пошёл вместе с ними в бой, но его задача – разить словом противника, а дело оружия он оставит другим.

– Все вперёд! – отдал приказ Конвунгар и операция понеслась – все поспешили покинуть здание и разойтись по ключевым точкам

Нужное здание расположилось в паре сотен метров отсюда и идти по улицам долгого времени не составило. Как ни странно, но скопление людей в заброшенном доме не привлекло внимания усиленных патрулей, поэтому пока всё сохраняется в тайне.

Улочки старой Флоренции сохранились в том виде, какой им придали ушедшие эпохи – узкие и прохладные, сдавленные со всех красивыми изысканными зданиями. Только практически все постройки обветшали, а дороги стали непроходимыми из-за разбитости – асфальт, там, где был положен, вздыбился, плитка и брусчатка выбита и валяются горами у краёв дороги. Кучи мусора вместо мусорных контейнеров в старой Флоренции обычное дело и всюду любого будет преследовать аромат гниения и отходов, а так же неприятное амбре от химических выработок.

Все кто вышел на улицу, похожи на мрачные и серые фигуры, словно они программные элементы в большой системе, существующие лишь ради того, чтобы стать слугами для элиты Информократии. Всюду шныряют силовики – либо дройды, с простейшим оружием и интеллектом, либо полукибернетические солдаты, ставшие тут вместо обычной полиции. Но среди них ярко выделяются шесть фигур, в практически одинаковых мантиях-плащах – кусок ткани с капюшоном, закрывший всё тело. Они уверенно пробираются сквозь улочки и сотни людей, чтобы выйти к площади, и их уверенность так и норовит вызвать подозрения у людей, которых по приближению к месту становится всё больше.

– Как же тут «прекрасно», – осмотревшись констатировала обстановку Хельга, поправив капюшон и пистолет на поясе. – Жуткое местечко, хоть и столица.

– Раньше тут действительно было красиво, – возразил ей Флорентин. – Я видел фотографии Флоренции прошлого. И поверьте, уважаемая, это был один из самых красивых городов мира. Каждое здание было произведением искусства,

– Лучше настроитесь на задание, – ударил по ушам недовольный голос из динамиков средств связи. – Вы передали координаты отделениям?

– Да, – чётко ответила Хельга и слуги Канцлера продолжили путь в безмолвии.

Спустя десяток минут отряд вышел на Площадь Республики, и тут у Флорентина едва не схватило сердце от того, что эти дикари уничтожили великие памятники искусства и надругались над архитектурной концепцией Площади.

Людей тут немерено, ибо каждый пришёл послушать и впитать мудрость «Апостола». По бокам – справа и слева так же стоят белые здания, только их фасады поражены странными рисунками, нанесёнными кистью некого идейного фанатика – всё в синей мерцающей краске и в форме технического орнамента, какой бывает у микросхем. Старая плитка, лежавшая тут испокон веков, по-варварски выдрана и заменена на стекло-плитку, под которой решили провести диоды и кабели и теперь всё утопает в фантасмагоричном безумии синего света, что, по мнению авторов этой вакханалии, доказывает власть и превосходство информации. Вместо знаменитой Колонны Изобилия, связывающей Флоренцию со временем правления сынов и дочерей Ромула, стоит непонятный и ужасающий зеркальный столб, высотой в двадцать метров. От него несёт могильным холодком и сущим сумасбродством архитекторов, явившиеся миру в тот момент, когда они крушили древнюю колонну. Арка Виктора Эммануила Второго сильно обветшала, пострадав от временных потоков, и обрушилась, и теперь в зданиях, срощенных с нею сидит всё управление – Местное Модераторство «Старой Флоренцией».

Яркая и красочная карусель, цветастая и пёстрая, как флорентийская жизнь в былых временах, которая служила долгие десятилетия источником развлечений для детишек и людей постарше, которая испускала в пространство флюиды радости, создавая неповторимый и яркий дух жизни, исчезла бесследно. Её заменяет трибуна, с которой вещает сам «Апостол» – квадратное сооружение пять на пять метров из стекло-плитки, пронизанное проводами и экранами, проецирующее различные живописные изображения, чтобы проповедь была красочнее.

А на трибуне он – всё тело облачено в изумительной расцветки одеяние, ибо каждый клочок мантии красочно переливается нолями и единицами. Это самое настоящее священническое одеяние, только сшитое из неведомых нитей. Мантия, исторгающая в пространство мерцающие единицы и ноли, подпоясанная ремнём из проводов, где каждый элемент выполнен из эластичного драгоценного камня и получается, что узкую талию окутали рубин, изумруд, аметист и сапфир. Позади у него небольшая стальная техническая модификация, походящая на коробочку, из-под которой выглядывает лишняя пара золотистых рук человеческого атлетического сложения.

– Програманне Информократии! – ласково обратился ко всем «Апостол», размахивая золотистым двухметровым посохом. – Вчера сама Макшина явила мне видение, дала слёзное пророчество, где весь мир сквозь множество эпох будет следовать тем идеалам, что мы исповедуем, – его лицо скрыто за маской из металла, окрашенного в гранатовый блистательный цвет, а слова проходят сквозь динамик. – И верьте, настанет час, когда всё отсталое человечество проникнется идеями великой Инфо-философии.

В ответ народ на площади как-то жутко и неестественно за веселился, словно они смеются и ликуют от истерики, или даже сумасшествия, нежели от проникновения идеями учения.

– Что это за бред? – вопрошает один из участников группы.

– Он их «программирует», – тихо поясняет Флорентин, сделав голос шёпотом. – То есть настраивает на «Молитву Почтения», и они будут восклицать имя его.

– Тише, – в канал ворвался голос Конвунгара. – Все отряды на позиции, начинайте представление.

И операция понеслась. На середину площади вышел Флорентин и, привлекая к себе всеобщее внимание, он в пространство кинул фразу, ставшую пусковым механизмом для исполнения приказов:

– Вы не правы, господин «Апостол»!

Всеобщий шок и изумление волной удивления и возмущения прокатились по толпе и народ, подобно чертям от ладана, отхлынул от Антинори, дав ему три метра свободного пространства.