Восхождение к власти: день гнева

– Это же…

– Да. Наш Первоначальный Крестоносец дал мне её, а теперь пригнитесь, будет очень жарко.

Маритон отошёл от края, запустив туда гранату и трёх секунд хватило, чтобы коридор озарился светом яркого адского пламени, сожравшего часть коридора, окрасив его в чёрный цвет сажи, сменив белоснежный блеск мрамора. Гвардейцы испытали истинный катарсис, когда их броня нагрелась до страшного состояния, зажаривая внутренности, и в итоге они пропеклись до самого сердца, словно курицы в фольге. Микросхемы и детали автоматических турелей расплавились, что привело к их детонации – не выдержали хранилища для плазмы – они взорвались, растворив и сами орудия. А укрепления из металлопластика в вихре шторма, грянувшего из ада, стали дымящейся лужей на полу.

Со стороны, откуда наступали воины Рейха, подалась тяжёлая грузная фигура, чей доспех черен как ночь от количества пепла и сажи. Нагрудник пробит в нескольких местах и сильно заляпан кровью. Алая юбка оставила от себя лишь напоминание в виде несколько обожжённых жалких лоскутов ткани, а сам грузный воин идёт, прихрамывая, и от правого колена сыпется дождь искр, затопляя мраморный пол.

– Господин «Крестоносец», – почтенно обращается Маритон. – Что с вами произошло?

Через динамики помятого и исцарапанного шлема, который напоминает кусок металла, на котором сплясали кувалды, полилась всё такая же грубая и низкая речь:

– Неудачная встреча с Гвардией «Антивирус»… когда мы отвлекли основную группу войск от тебя, чтобы ты смог достать Апостола, пришлось столкнуться с ними в рукопашной в коридоре смерти.

– Вы шли через… коридор? – подавленно вопросил Маритон, зная, что он полон ловушек и специальных оборонительных систем.

– Мы спасались, – тяжко выдал Аурон. – И только там мы уравняли шансы. Они дрались как демоны, но не смогли его пройти с нами.

За Первоначальным Крестоносцем из-за угла вышагнули и оставшиеся воины, идущие чтобы встать рядом с ними, перешагивая через бардак на полу. Такие же помятые и усталые, израненные алебардами и клинками, с пробитой бронёй и одеждой они встают рядом с Ауроном.

– Сколько же вас осталось? – ошарашенно спросил Маритон.

– Два «Нуккера» и десять человек из смешанного отряда.

Ужас, ползущий холодной стеной, развеял в душе парня другие эмоции, ибо он помнит, что в битву за Дворец шло не менее двадцати тяжёлых гвардейцев, превосходных стрелков и практически всесильных в ближнем бою «Нуккеров» и пять сотен человек из смешанных сил. Но пройдя через ужасы Дворца, которые ограничиваются одним коридором смерти и толпой врагов, вышла горстка солдат, лишившихся всякой тяги к существованию и идущих только по воле приказа. Страшные потери, горы трупов и море крови, мимо которых прошёл Маритон бросают его душу в подлинный трепет, заставляя продрогнуть и снова вернуться к жизнелюбию.

– Скажи, Маритон, сколько нам осталось пережить безумия и боли, чтобы их прекратить? – от бессилия спрашивает один из выживших солдат личного отряда Аурона.

– Тише, – обрывает его командир. – Мы слуги Канцлера и пройдём все испытания, уготованные Всевышним, чтобы уничтожить одно из царств «Сына Зари» на земле.

– Немного, – спешит успокоить Маритон. – Немного… остался только Апостол по общим делам, взявший на себя командование всей армией и… Аурэлян.

– Кто это? – Спросил Лефорт.

– Это первый и главный Апостол, который хоть и равен по статусу остальным, но является самым старым и мудрым. Его слово не просто закон, а божественное повеление. Говорят, что он даже есть воплощение Макшины на земле. Его охраняет специальный отряд из тридцати лучших Гвардейцев… они именуют себя «Хранителями Сапфирового Завета».

– Сапфировый Завет?

– Это книга, написанная самим Аурэляном и якобы «несёт божественную мудрость». Я её не читал, не видел, так она доступна только самому высшему классу програманнства.

– Хорошо, будем готовиться. Пять минут на отдых и подготовку, – тихо отдаёт приказ Аурон и обращает взгляд на Маритона. – Пойдём, потолкуем.

Двое мужчин подошли к величественному окну, за которым открывается поистине грандиозный вид на могучий город – тысячи и тысячи построек простираются на всю земную поверхность едва ли не до самого горизонта, сверкая десятками оттенками синих цветов, меж которых прорывается яркий пламень войны. Глаза Маритона с жадностью устремились вдаль, захватывая всё новые и новые участки нескончаемого городского пейзажа. Под Дворцом простирается изумительный сад, отливающий в лучах солнца, наполовину севшего за горизонт огненно-изумрудным свечением. Полкилометра живой растительности, деревьев и кустарников, среди которых устроились воины Рейха, удерживающие периметр. А там, ещё дальше те самые ворота, только опрокинутые на землю, с десятком прожжённых лазерными пушками дыр. Некогда мастерство архитекторов Информократии лежит на земле и дымится перед мостом, где устроились палачи информократичного искусства – старенькие Т-90, вставшие непреодолимой стеной и готовые отразить даже самую дерзкую атаку.

Маритон никогда не забудет, как увидел огромный, не вмещающий дворец – постройка в виде исполинского зиикурата, по пять ступеней, в каждой из которых был устроен отдельный домен Апостолов, в три сотни метров каждая по десять отделов на ступень. Первая ступень – Домен Апостола Война, вторая принадлежала Апостолу дел религиозных, а третья главе экономической сферы. От каждого домена ввысь, словно споря, друг с дружкой и Господом за превосходство, устремляются огромные башни и надстройки. Когда армия ступили за пределы ворот на территорию Апостолов огнём фронтальных орудий, вылезших из чёрного фасада Дворца, их попытались остановить, но ракетный удар подпортил не только планы обороны, но и живописный фасад постройки. Живые растения, статуи и украшения, вместе с сотней голограмм исчезли в боевом налёте, навсегда похоронив с собой часть былого мира, что восстал средь праха и продемонстрировал силу научного подхода и технического прогресса.

– Многое мы прошли, – Аурон коснулся помятого шлема и отстегнул его, демонстрируя изнеможённое и измученное битвой лицо, покрытое сетью кровоподтёков, на месте, где сильно вогнулся шлем – на правой брови, под левым глазом и у челюсти. – А ведь я даже не думал, что всё так произойдёт.

– Что именно, господин?

– Ровно по воле Бога мы сможем взять штурмом главную дорогу и попытаться захватить Дворец… хотя мы его так и не захватили. И мы вот-вот подойдём к концу войны. Ты чувствуешь, как он близко, Маритон? Конец всего этого, – рука, обтянутая металлом и печаткой устремляется в сторону пылающего города. – Ещё немного и конец всему этому.

– Да, – пытаясь тряпкой утерпеть сажу с лица, отвечает Маритон и смотрит в практически чистый, но гордый и мужественный лик командира, что с печалью взирает на картину хищной войны, которая квартал за кварталом пожирает город. – Скоро она закончится, только боюсь, этого мы не увидим. Во Дворце слишком много врагов. Гвардия, Киберарии и ловушек до чёрта. Мы не выйдем отсюда, – мрачно заключил Маритон, вспомнив, что сюда они пробрались с жестокими боями через все сегменты Дворца, обходя скопления врагов как можно дальше.

– Знаешь, я даже и не думал, что сегодня выживу к вечеру. Мы живём, чтобы умереть ради великой цели. И только отдавая жизнь за нечто славное и светлое, можно верить, что мир станет лучше.

– Интересный у вас настрой, – отбросив тряпку проговорил мужчина.

– А у тебя какой? Ответишь, наконец-то, Маритон, за что ты сегодня пошёл на войну? Во имя чего столько крови оказалось на твоих руках?

Губы мужчины разошлись в нечто среднем между улыбкой через боль и жестокой ухмылкой, преисполненной сумасшествием через моральное потрясение.

– Я? У меня много причин… я ведь был ещё мальчишкой с родителями, когда застал рождение всего безумия. Затем нас рассоединили и лишили меня семьи. Потом на службе Аккамулярия и увидел столько идейной несправедливости. А затем я… влюбился. Девушка по имени Анна запала мне в душу, но она с неистовством чтила все постулаты Информократии до тех пор, пока не получили компромат. Всё кончилось тем, что её казнили. Убили за обычные чувства, сожгли, как тряпицу.

– Вот это ирония! – то ли усмехнулся, то ли восхитился Аурон. – Тот, кто застал рождение власти, терпел её и служил ей, во имя обычной любви, собственноручно казнил её, стал палачом для всей Информократии. Это же какая сильная тяга была к человеку?

– Скажите сеньор, а ради чего вы обагрили клинок? – быстро перевёл тему Маритон.

– Не обижайся, – Аурон почувствовал нотки обиды в голосе парня. – Я считаю твой повод достойным. Ты спрашиваешь, за что я борюсь? Не за идею… нет, но за людей и за то будущее, что им уготовано. Я был бандитом, душегубцем на службе новых феодалов старого, погибающего мира, выстроенного на костях Италии. На моих руках много крови невиновных и шанс исправить положение для меня залог… спасения души. Наверное, послужив у того мрака, который мы выжигаем я понял его опасность и как моя душа осквернилась. Да, я сражаюсь за неё, за душу, ведя за собой армии Канцлера, так как для меня это последний шанс искупить множественные грехи прошлого.

– Думаете, Рейх это лучшее для них? – осторожно спросил Маритон. – Лучшее для мира?

– Знаешь, среди всего безумия, что нас окутало, среди сумасшествия, вроде Информократии и либерального распутства, Канцлер со своими идеями тотальной духовности и контроля это свет, луч обжигающего солнца. И делая выбор между идейным мраком, в котором способны пропасть самые осветлённые души и испепеляющим солнцем, выжигающим всякую оскомину, я выберу второе. Ты и сам знаешь, что Империя… Рейх это лучшее, что может стать с этим проклятым миром и лучшего не будет. Костры новой инквизиции и молитвы с утра до ночи это не самое худшее, что станется с нашим миром, ибо ночи разврата, тьма либерального абсурда или же такого безумия как Информократии, куда убийственнее для человека.

Время на отдых прошло парами минут раньше, чем окончился разговор. Аурон развернулся к своим воинам, оставив Маритона, и заглянул в их очи. Каждый из них готов идти до конца, а посему «Крестоносец» без лишних слов обнажил всё так же сияющий серебром меч и двинулся вперёд навстречу судьбе, поведя за собой оставшихся в живых.

– Веди нас, Маритон! – громогласно обращается полководец к мужчине.

Впереди только витиеватые коридоры Дворца, переплетённые между собой с одной безумной целью – запутать любого нежелательного гостя, но полученные из архивов самого Дворца чертежи и схемы упрощают жизнь. Маритон достал дисковидное широкое металлические устройство и от середины его, там где небольшая лампочка в пространство ударили пуски света, собравшиеся в единую голографическую карту.

– Нам вперёд, а затем налево, – усмотрев верный путь в переплетениях света, хрипловатым голосом сказал Маритон. – И всё.

– Ну что ж, вперёд.

Отряд в составе горстки людей вступил в последний бой скоротечной войны гнева, ставшей роком для одного из самых сильных государств бывшей Италии. Через прицел автомата парень, который явился вершителем всех этих событий, видит перед собой длинный коридор, в котором стоит тишь да пустота. Ни души.

– Что-то тут подозрительно пусто, – сквозь трескающие побитые динамики шлема заговорил один из «Нуккеров». – Где все враги?

– Скорее всего эта часть Дворца не охраняется, – поясняет Маритон, посматривая на тяжёлого бойца, давно выбросившего автопушку из-за утраты боеприпаса к ней. – Но остерегайтесь, когда мы повернём.

Три сотни метров пустынного и мрачного коридора отряд преодолел без всяких сложностей, которые начались прямиком за углом, увенчанным длиннющей серебряной колонной. Маритон только ногу успел убрать, когда услышал щелчок и через секунду место, где была его стопа, покрылось сажей, и разлетелась на мраморные щепки от выстрела Гвардейца.

Тут же стало понятно, что там, за углом скрывается мощный враг, только о его численности ничего не известно. Один из бойцов срывает серебряный шарик и со всей силы бросает его под потолок и серебристая конструкция застыла не долетев и двинулась в сторону врага. Спустя десяток секунды серебряная сфера плевком расплавленного металла вылетает обратно.

– Надеюсь она успела что-то снять, – говорит один из бойцов отряда Аурона и смотрит в портативный компьютер. – Ага… вижу стены из металлопластика, вижу четыре СВЧ-турели и там эти… белые…

– Гвардейцы «Антивирус», – помогает Маритон, смотрящий в экран и просматривающий внимательно большие, похожие на ночные прожектора установки, предполагая, что это и есть СВЧ-турели.

– Да они. Только не знаю сколько.