Темная материя

– Нет, конечно. Откуда?

– Ясно, – подумал про себя Иван.– Собственно на завхоза я не очень-то и рассчитывал. Он то ли очень хитрый, то ли совсем дурак. Пойду спрошу Антона.

Антона Выхухолева Иван встретил выходящим из второго служебного здания.

– Антон, поделись, пожалуйста, информацией, – попросил Иван. – У меня три вопроса. Первый – что делать, если готовить не умеешь? Второй – как вы тут со стиркой белья обходитесь? И третий – как тут можно в Москву позвонить?

– Начну с последнего, потому, что это проще всего. Позвонить можно из канцелярии или из консульского отдела. Но для этого нужно разрешение посла или бухгалтера, чтобы потом знать, с кого деньги за разговор удерживать. Но разговаривать придется при массе свидетелей, потому что деликатничать никто не будет, все будут сидеть и слушать. Вот если подружишься с представителем АПН или ТАСС или Аэрофлота, тогда от них можно звонить бесплатно и без посторонних ушей. Теперь стирка. Женщины в посольстве сами стирают, а одинокие ковбои вроде нас иногда договариваются с бродячими стирщиками. У местных это мужская профессия. Можно договориться с местным мужиком, он придет со своим корытом, все перестирает на улице и даже будет караулить белье, пока оно не высохнет, чтобы не сперли. Но гладить тебе придется самому. Не пускать же тебе его к себе в комнату, правда? Если хочешь, я тебя со своим стирщиком познакомлю. И последнее, еда. Я тебя прекрасно понимаю, готовить страшно не хочется, да и времени чаще всего нет, но безвыходных ситуаций не бывает. Тут прямо напротив посольства есть неплохой китайский ресторан. Видел, наверное, вывеску «Мандарин»? Так вот это он. Пошли – покажу хоть сейчас.

Остаток вечера молодые люди просидели на веранде ресторана «Мандарин». Пара бутылок пива, порция риса и кисло-сладкого мяса на брата вполне утолили и жажду, и голод и вылились не в такую уж большую сумму. Такая альтернатива стоянию у плиты вполне устроила Ивана. Правда такой образ жизни был абсолютно несовместим с финансовыми накоплениями, но и задача перед Иваном стояла совсем другая: накопления ему были не нужны, ему надо было пережить практику с минимальным ущербом для здоровья. Уснул Иван этим вечером умиротворенный.

Африканки не стонут, не плачут,

Как ни крутит их жизнь, ни корячит.

Их секрет счастья прост:

Молча тянут свой воз,

Но на вид больше лани, чем клячи.

Глава 6. Черная неблагодарность.

Пляж не место для отдыха тела.

Это место где делают дело.

И еще для души

Пляжи тем хороши,

Что там все обнажать можно смело.

На следующее утро Ивану очень хотелось понежиться в постели лишний часок. Но, несмотря на то, что была суббота, вставать пришлось рано. По выходным в посольстве был предусмотрен обязательный для всех выезд на пляж. Пропустить этот акт единения коллектива можно было только по двум причинам: из-за тяжелой болезни или по служебной необходимости, то и другое должно было иметь официальное подтверждение. Все остальные попытки оправдать свое отсутствие на пляже расценивались как вызов общественному мнению, нежелание сливаться с коллективом и даже как противопоставление себя обществу. Народ, населявший посольство, привозили на автобусе, солидные же люди приезжали на своем транспорте.

Иван положил в пакет полотенце и плавки, надел шорты с пестрой маечкой и поспешил на автобус. Успел только-только, автобус уже вырулил за ворота, и водитель возился с замком. Еще немного и Ивану пришлось бы идти домой досыпать. Но бог миловал, Иван не опоздал, так что у него появился шанс пообщаться сегодня с первой леди посольства в неформальной обстановке.

До пляжа доехали за десять минут, там уже стоял автобус с торгпредскими, остальные еще не подтянулись. Поскольку главной целью посещения пляжа Иван считал встречу с супругой посла, он решил пока не переодеваться. Не беседовать же с дамой, стоя в плавках. Иван решил пока обойти территорию и посмотреть, что к чему. Пляжный комплекс под названием «LABADY BEACH» представлял собой довольно обширную территорию, обнесенную двухметровой бетонной стеной. На этой территории были обустроены две волейбольные площадки, скамейка с навесом для болельщиков и раздевалка с душем. Территория была достаточно затененная, потому что на ней росло много кокосовых пальм. Желающие позагорать и порезвиться на океанских волнах могли спуститься по лестнице прямо к линии прибоя. Многие мамаши с детьми сразу же поспешили к воде, чтобы насладиться общением со стихией пока не наступила изнуряющая жара. Мужчины же прямиком рванули на волейбольную площадку.

Игра началась с места в карьер. Это была не игра, а какой-то бой гладиаторов. По мячу лупили с такой силой, что Ивану стало страшно за мяч. Каждый удар сопровождался звериным рыком. Каждая потеря мяча озвучивалась с одной стороны радостными воплями, а с другой отборным матом. Было очевидно, что засидевшиеся в душных и темных кабинетах люди стараются побыстрее выпустить пар. И тут ворота распахнулись, и на территорию рекреационного центра въехал «Мерседес» посла. Крики на площадке стали еще громче, удары еще сильнее, а мат еще яростнее.

Посол степенно вышел из авто, сходил в раздевалку, переоделся и, не спеша, направился в сторону площадки, где кипели волейбольные страсти. По мере его приближения мат стал стихать, удары смягчились, и мячик из пушечного ядра превратился в воздушный шарик. Когда посол уже поравнялся с площадкой, один из игроков сделал шаг в сторону и освободил место для вновьприбывшего. Посол вышел на площадку, и там началась игра в поддавки. Мяч послу подавали не просто прямо в руки, а еще и на блюдечке с голубой каемочкой, но он его, все равно, терял или посылал в сетку. Один раз ему удалось перекинуть мяч через сетку, но при этом он заступил ногой за разделительную линию. Игроки вяло поспорили по этому поводу, но, в конечном итоге, мяч засчитали. Ивану, сидевшему на скамейке для болельщиков, было отчетливо слышно, как скрипят зубы и видно, как раздуваются ноздри и играют желваки у игроков. Ему стало, с одной стороны, смешно, а, с другой стороны, жалко озверевших мужиков. Он решил не усугублять ситуацию своим присутствием и пошел прогуляться в сторону первой леди.

Мадам амбассадор стояла в пляжном сарафанчике и в соломенной шляпе с полями на площадке перед раздевалкой. Если бы она была одна, то, наверное, она любовалась бы океанскими далями, стоя в романтической позе, но это было не так. Вокруг нее уже собрался почти весь посольский бомонд.

Здесь уже был атташе по культуре с супругой. Очень экзотичная на вид пара. Разница в возрасте между супругами составляла лет пятнадцать. Чтобы как-то снивелировать этот разрыв, господин культуратташе носил молодежные майки, совершенно немыслимые пестрые штаны, огромные солнцезащитные очки, панамку, длинные кучерявые волосы и бороду с усами. Но разница в возрасте супругов не бросалась окружающим в глаза не из-за его юношеского наряда, а совсем по другой причине. Просто его молодая жена, вчерашняя студентка, была настолько толстая, что никому даже и в голову не приходило подозревать ее в том, что она совсем недавно разбила чужую семью, увела мужа от менее удачливой соперницы и теперь во всю пытается изображать семейное счастье с молодящимся пожилым дяденькой. Но не будем писать ее портрет исключительно черной краской. Лицом она была очень мила. Но до лица дело чаще всего и не доходило, людям хватало увидеть складки жира не ее боках, чтобы потерять всякий интерес к остальным ее компонентам.

Второй парой в свите первой дамы была чета корреспондента газеты «Правда» и известной актрисы театра и кино. Здесь разница в возрасте супругов была еще больше, она достигала лет двадцати. Но супруга журналиста уже давно не была студенткой, она уже успела завоевать себе некоторую известность в богемных кругах. В кино она появлялась только в эпизодах, но своим появлением картину не портила. В театре за ней была закреплена пара ролей, которые и были ее визитной карточкой. О ней так и говорили: « Элла Брутальская – это та, которая играет маму в спектакле по рассказу Киплинга». Сам же корреспондент, несмотря на предпенсионный возраст, еще держался бодрячком, он всегда был подтянут, ходил с очень прямой спиной и высоко поднятым подбородком. Так что никакой возрастной дисгармонии тут не было и в помине.

Завидев Ивана, Людмила Алексеевна призывно замахала рукой и закричала: «Ванечка! Идите же скорее сюда!» Подошедшего практиканта она тут же представила своим собеседникам как сына своих хороших друзей. То ли представители посольской элиты уже были в курсе того, что Ванечкин папа заведует отделом в ЦК КПСС, то ли они просто поняли, что у таких серьезных людей, как посол и его супруга, и друзья не лыком шиты, только приняли его как родного. Собравшиеся дружно заулыбались, закивали головами и наперебой стали задавать Ивану вопросы о первом впечатлении от страны и о возникших трудностях бытового плана. Иван понял, что сразу все проблемы озвучить не удастся, поэтому решил остановиться на самой животрепещущей, на стирке и глажке белья.

– Да вот, Людмила Алексеевна, не знаю, как быть со стиркой. Самому мне стирать негде, у меня там только душ, да и некогда мне. В посольстве многие отдают стирать белье местному стирщику, но он только стирает, а не гладит, это раз, а, два, это то, что я не совсем уверен в том, что смогу носить рубашки, после того, как он их своими руками пожамкает.

– Да это серьезная проблема, – сказала первая дама. – Давайте сделаем так: вы завтра соберите все грязное белье в пакет, отдайте завхозу и скажите, чтобы он отвез это к нам в резиденцию. У нас есть стиральная машина, уборщица все и постирает и погладит, а через денек завхоз вам привезет все назад. Надеюсь, что одной проблемой у вас станет меньше.

– Большое спасибо, это значительно облегчит мою жизнь. – сказал Иван, а про себя подумал: «Ну, это совсем другое дело, когда твои рубашки стирает машина, а гладит белая женщина. Против такого решения проблемы я не возражаю».

Все остались довольны. Все, кроме уборщицы, которой теперь предстояло обстирывать и обглаживать еще одного иждивенца, разумеется, без всякой с его стороны доплаты.

– А вы уже познакомились с какими-нибудь местными достопримечательностями? – спросил атташе по культуре.

– Нет, конечно, я еще и недели здесь не живу, – ответил Иван.

– Тогда мы приглашаем вас завтра с утра посетить вместе с нами Elmina Castle. Это бывший центр работорговли. Он в двух часах езды от столицы. Сейчас там музей. Но, честное слово, со временем там мало что изменилось. Посмотрите на городок и на форт.

– Охотно составлю вам компанию. Думаю, это расширит мое представление о стране в целом.

– Тогда завтра в семь утра мы за вами заедем.

– А почему так рано?

– Чтобы ехать по прохладе, а не под палящим солнцем.

– А, понятно. Хорошо, я буду готов.

Тут в разговор вступила вторая пара. Это был корреспондент газеты «Правда» с супругой. Корреспондента звали Кирилл Маркович Подшивалов. Когда-то в юности в качестве корреспондента он ходил в плаванье на научно-исследовательском судне «Витязь». О подробностях этого плавания он никогда не распространялся, только говорил с печальной улыбкой «Ах, молодость!». Но народная молва, от которой никуда не скроешься, постаралась за него. На судне команда дала ему прозвище «Мочекалов». И это прозвище шло за ним по жизни. Куда бы он ни приехал, везде находился человек, который знал об этом его прозвище. Этот человек тихонько сообщал кликуху коллективу, и уже никак иначе господина Подшивалова за глаза никто не называл. Был ли сам господин Подшивалов в курсе о том, что прозвище его шлейфом за ним тянется по жизни или не был, история умалчивает. Известно только одно, что народу он тихо мстил. Мстил, как умел. А умел он в этой жизни только писать (с ударением на втором слоге). Вот он и описывал быт и нравы, царящие в советских колониях за рубежом. Даром, что очеркист. Описывал жадность людскую и скаредность. Описывал разудалость и разухабистость русской души, не знающей ни в чем удержу, особливо после выпивки. Описывал столь милую русскому сердцу страсть к наушничеству и поклепам. Описывал он все это, естественно, не в очерках, которые печатали в газете «Правда», а в романах, которые он сочинял между делом и печатал по каким-то одному ему ведомым каналам малыми тиражами. Осуществлял он е эту свои месть профессионально, используя литературные приемы типа аллегории, синекдохи, оксюморона и прочих художественных средств для создания образа. Так, например, захотелось ему свести счеты с одной коллегой своей жены по театру. Глупый писатель сочинил бы сценку, где выставил бы ее дурой набитой или бездарностью полной, а Подшивалов не таков. Он описал убогую комнатушку, где дипкурьеры коротали дни и ночи своей командировки за беспробудным пьянством. Описал это грязное и смрадное логово очень живо. А главным украшением сего жилища сделал засиженный мухами календарь с портретом той актрисы, у которой вышел с его супругой конфликт. Сильный ход, ничего не скажешь. Читатель и не вспомнит, где он это прочитал, но перед глазами его долго будет стоять картинка: засиженный мухами портрет актриссы, тонущий в парах перегара и табачном дыму.

Супруга его, актриса драматического театра, Элла Брутальская, находилась с ним в командировке временно. Она взяла в театре отпуск на полгода, и приехала к мужу с тем, чтобы поездить вместе с ним за казенный счет по разным африканским странам и набраться впечатлений.

– А как вы относитесь к большому теннису? – вступила в разговор актриса.

– Я, конечно, умею играть, но не уверен, что у меня это получится в такой жаре и при такой влажности. Да и ракетку я не взял.

– Вторую ракетку для вас мы найдем, а играть можно вечерочком, после работы, там на корте при отеле «Амбассадор» хорошее освещение. Мы с вами еще вернемся к этому разговору, – проворковала актриса.

После этих слов своей супруги корреспондент «Правды» явно занервничал. Он всегда начинал нервничать, как только на горизонте появлялся некто, молодой да ранний, способный ублажить его супругу гораздо лучше, чем он сам. А прецеденты уже были. То она нашла себе учителя по фотографии. Они там и проявляли и печатали вместе. Слава богу, он уехал. Потом был ботаник-любитель из болгарского посольства. Рассаду ей возил, объяснял чего-то про пестики-тычинки, рассуждал про солнцелюбивые и тенелюбивые растения, весь сад перерыли. Теперь вот теннис. «Парню диплом писать надо, а ей, видите ли, скучно. Ладно, справимся как-нибудь и с этим», – скрипнул зубами корреспондент и предложил супруге пройтись вдоль линии прибоя.

– А что ж вы не играете в волейбол? – спросила Ивана Людмила Алексеевна, – Тут у нас такие баталии, такие страсти кипят на площадке. Я пыталась Юлия Вениаминовича отговорить, да где там!

Иван не успел ничего ей ответить, их внимание было привлечено возмущенными криками, доносящимися с волейбольной площадки. Там шло бурное выяснение отношений между двумя командами. Как Иван понял из криков, команда, в которой играл посол, забила мяч своим противникам. Мяч забил муж Валентины после пасса, сделанного самим экселенсом. Казалось бы, что конфликтного в этой ситуации? Сплошная идиллия: посол подбрасывает мяч вверх, а простой радист делает неимоверный прыжок и забивает мяч противнику. Какое единение! Какое чувство локтя! Одно только плохо: после своего пасса посол споткнулся и упал на площадку, прямо под сетку. След от его тела четко отпечатался на взрыхленном песке территории противника. Между командами разгорелся спор о том, стоит ли засчитывать этот мяч. От прямых высказываний народ всячески старался уйти, вещи своими именами никто не называл, изъяснялись все исключительно эзоповым языком. Основным предметом спора было «местоположение тела». Иногда казалось, что разговор идет о трупе. Юлий Вениаминович стоял в стороне в позе обиженного мальчика. Только что он был в центре внимания, как вдруг оказалось, что его в упор никто не видит, никто не спрашивает его мнения по спорному вопросу, коллектив его игнорирует.

Сначала он просто стоял и ждал, что дискуссия, как обычно, быстро иссякнет, и игра возобновится. Но потом он увидел, что выяснение отношений затягивается. Ему стало обидно, что о нем не просто говорят в третьем лице, а еще и как о неживом предмете. Тогда он повернулся и пошел в сторону океана, якобы купаться. В душе он тайно надеялся, что кто-нибудь из его команды окликнет его, ведь до конца матча оставалось еще несколько очков. Но никто его не позвал, хотя выяснение отношений между командами с его уходом сразу же прекратилось. Когда он удалился от площадки на сравнительно большое расстояние, общее молчание нарушил муж Валентины. Он четко озвучил мысль, сидевшую в мозгу у каждого: «Ну, вот теперь хоть доиграть сможем по-человечески.»

Посол на эти слова не обернулся, но покраснел еще больше, а ноздри раздул еще шире. Поравнявшись с женой, процедил сквозь зубы: «Сволочи неблагодарные! Пытаешься с ними по-человечески общаться, но они нормального отношения не понимают. Я им это припомню.» Однако Юлий Вениаминович был калачом тертым и понимал, что сейчас за ним наблюдает вся колония, поэтому он быстро взял себя в руки, расплылся в улыбке, приобнял свою супругу за талию и сказал: «Ну, что Люся? Пойдем купаться! Что-то жарко сегодня.» И они пошли по ступенькам вниз туда, где на мокром песке пенились волны прибоя.

Короля самому сыграть сложно,

Выйдет роль, если свита поможет.