Кружевные закаты

Ничто не предвещало того, что двое молодых людей, оказавшимся в одной комнате за ненужностью никому, обмолвятся хоть парой слов. Но неожиданно тихоня Борис обратился к соседу.

– Неплохая погода нынче, – сообщил Борис с выражением какой-то упрямой и в то же время смиренной… не тупости, нет, скорее, ограниченности.

Лискевич с удивлением посмотрел на юнца и, не терпя пустой констатации очевидных фактов, отвернулся.

– Вы знаете, что сестра снова отбывает в столицу?

– Знаю, – буркнул Василий, не проявляя признаков жизни кроме отстраненной ухмылки.

– И будем там без Львова. Они перестали ладить после того, как он пал на рыжую глупышку.

Василий заторможено перевел на собеседника свои выпуклые очи, но на бледном лице его не отразилось ни единой эмоции. Но, будь Борис проницательнее, он непременно угадал бы в зрачках Лискевича медленно зарождающееся внимание.

– Они что же, влюблены?

– О, господин нет. А вот сестра…

Борис красноречиво приподнял брови.

– Не понимаю, почему отец не отдаст ее за вас, – сокровенно прошептал он.

Василий слегка приоткрыл рот, и внимание его заострилось на молодом человеке со светящейся кожей. Человек этот блекло, но выжидательно следил за ним, не думая даже, что собеседник понимает это.

– К чему все эти вводные конструкции? – выдохнул Лискевич, чувствую поднимающуюся обиду и злость.

– Вы заслуживаете ее… А она, слепая, не понимает…

Василий промолчал, в душе одобряя слова младшего Крисницкого.

– Я продолжу! – воскликнул Борис, приподнимая брови. – Сестра неблагодарна.

Василий сохранял гнетущее безмолвие, Борис приободрился.

– Она едва ли заслуживает такого к себе отношения… Она и ее сподвижники.

– Вы верите этим слухам?

– Это факты… Об этом знают все. Кроме отца, кажется. Понятно, его все ограждают от треволнений.

– Я не думаю, что стоит что-то делать. Пусть живет, как знает.

Это слова едва ли отражали действительность. Василий собирался рано или поздно снова позвать Алину замуж и вовсе не думал, что она может существовать без него.

– На вашем месте я бы добился ее. Если бы вы были рядом всегда, когда ее шарахают по носу… Она бы поняла, что друзья ей отнюдь не Львов с Лиговским.

– С чего это в вас нашлась такая забота о сестре? Помнится мне, вы и парой слов с ней не обмолвились за все время. Как и со мной, впрочем.

– О, забота о сестре не входит в список моих приоритетов. Но я думаю об отце. В отличие от нее. Он так привязан к дочери… Вообразите, что будет, если ее деятельность предадут огласке? Его сердце разорвется.

– Что же вы хотите? – проронил уже не так сухо, как раньше, Лискевич, в упор глядя на Бориса.

– Я лишь хочу, чтобы моя сестра не свела своими выходками отца в могилу. Было бы чудно, если бы кто-то присмотрел за ней в столице, уберег от ошибок. Для вас это тоже будет весьма выгодно – вы получите возможность заполучить ее.

– Меня она едва ли станет слушать, – отмахнулся Лискевич, а в душе его зародилась мечта – повлиять на Алину, наставить на путь истинный, завоевать любовь… О да, он даст ее братцу этот шанс!

– О, станет! Сестра чутко отзывается на заботу. Как все женщины.

Лискевич вновь не озвучил ни слова. На сегодня красноречия и так показалось довольно, несмотря на волнение, охватившее его при развитии темы.

Как Борис ни пытался завуалировано преподнести заботу об окружающих, выходило это коряво. Но Василий со своим извращенным понятием о действительности относился к числу тех, кто как раз не разгадывает фальши там, где привык видеть неестественность. В центре неразвивающейся благодаря собственной лени сущности юного Крисницкого стояло глубочайшее уязвление превосходством сестры, невероятной к ней любовью отца, своей второстепенной ролью, пусть и благодаря собственной безынициативности. Ребенком он рос слабым и тихим. Из-за сложившихся отношений в семье он все больше замыкался, чувствуя себя неугодным, ощущая желание отца, чтобы он исчез, возродив ту, которая погибла, производя его на свет. А из взрослых никто не хотел иметь дело с таким букой. Снежный ком нарастал годами, а у Бориса не было ни сил ни способностей разорвать этот порочный круг.

Какая тонкая игра, игра почти бессловесная, на самых тщеславных гранях характера предстала бы случайному зрителю в тот момент! Борис не прогадал. Ростки сомнения пустили корни, и вступление Лискевича в заговор было лишь вопросом времени.

29

– Знаешь, милая, в старом имении твоего деда считали нечистой одну речку.

Алина, вошедшая за нотами, с досадой приостановилась, понимая, что теперь ей придется стоять на месте, пока Федотов не разразится тирадой: «Как хороши, как свежи были розы».

– Отчего? – благовоспитанно спросила она.

– Барин утоп, а молодая барышня под лед там провалилась.

– Анна?

– Нет… Моя жена.

– Янина… Удивительна история моей семьи, – с задумчивой улыбкой произнесла Алина.

– Да… Оттого она и зачахла несколько лет спустя. Легкие ее стали совсем слабыми после того купания.

Алина, погруженная в мысли о взаимосвязи всего в мироздании, притихла. Федотов явно хотел продолжить разговор, но отчего-то не решился.

– Ну, иди, золотце. Вечно у тебя столько дел…

– Недавно я встретил старого знакомого, – начал Денис нерешительно, и в глазах его только вошедший Крисницкий обнаружил страх и смущение, – который сообщил мне ошеломительное известие. Анна здесь, она пыталась разыскать своих родных. Не сгинувшая в рудниках, но в богадельне.

Крисницкий, казалось, прирос к полу.

– Вы, верно, шутите… Та самая Анна?!

– Поверьте, хотел бы. Словно призрак, нежеланный призрак прошлого лицезрел я… До сих пор не в себе.

– Вы встречались с ней?!

– Видел краем глаза, когда она в сопровождении товарищей совершала моцион. Она совсем недавно вернулась с каторги.

– И?.. – Крисницкий пока не понимал, к чему клонит Федотов и клонит ли вообще, а не просто сообщает ему о перипетиях судеб стародавних знакомых. То, что речь шла о бабушке его дочери, казалось, не приходило ему на ум.