Ночная кукушка

И тогда кто-нибудь из родителей моих одноклассников вызывался проводить меня до дома, снова усиливая во мне чувство неловкости. Но, к сожалению, моим маме и папе данное чувство не было знакомо, потому что они всегда спали, когда я возвращалась домой. Поэтому я старалась неслышно проскользнуть в нашу с сестрой комнату и нырнуть в постель, чтобы, не дай Бог, кого-нибудь не разбудить, потому что иначе меня ждало новое наказание.

А когда мы учились в десятом классе (через девятый мы перескочили), Анна Мелентьевна предложила организовать поездку в Ленинград (буду называть его именно так, потому что в 1989 году город на Неве именовался именно Ленинградом). Ехать мы должны были на три дня, и вся поездка стоила 60 рублей. Но услышав об этом, мама категорически сказала:

– Нет. Ты никуда не поедешь.

И поначалу я с ней даже не спорила, так как привыкла получать от родителей отказы. Но потом выяснилось, что едет весь наш класс. Даже те, кто уже бывал в Ленинграде. И более того, поездка планировалась не в каникулы, а во время учебных дней, и Анна Мелентьевна заявила, что если кто-то не поедет, то ему придётся эти три дня ходить на занятия с другим классом. Вот стыдобища-то!

И хотя я уже подрабатывала на ткацкой фабрике, и у меня появились карманные деньги, да только зарплата моя была невелика. Оплата была сдельной, да ещё и ученической, поскольку применялись пониженные расценки, и поэтому мой доход составлял приблизительно шесть рублей в месяц. И лишь в последние два года учёбы в школе, когда нам разрешалось работать один день в неделю вместо занятий, я стала зарабатывать по шестнадцать рублей в месяц. Но тратила я эти деньги в основном на ткань, которую покупала в комиссионном магазине, и на книжки. Но даже если бы я прекратила все расходы, то всё равно не успела бы накопить требуемую сумму до отъезда. Поэтому я поняла, что мои одноклассники поедут в Ленинград без меня.

За пятнадцать лет своей жизни я привыкла к постоянным унижениям, а также к аскетичному образу жизни, но тут была уже другая ситуация. Если бы мне одной пришлось три дня ходить на занятия с другим классом, это был бы позор на всю школу. Я и так выглядела как узник Освенцима, а тут ещё и такое пренебрежение к общественному мероприятию со стороны моих родителей, пожалевших деньги на поездку, могло очень сильно аукнуться и на их репутации. Ведь городок-то у нас маленький, все друг друга знают, и такой конфуз не мог бы остаться незамеченным.

Но поначалу родители думали лишь о шестидесяти рублях, которые они должны были потратить на поездку, и потому продолжали упорствовать, надеясь, что кто-нибудь ещё из детей откажется ехать. Но, как всегда, наш класс проявил поразительное единодушие. Все быстренько сдали деньги, чтобы иметь возможность заблаговременно приобрести билеты и оплатить проживание в гостинице, и лишь я, а точнее, мои родители, проявляли стойкость в этом вопросе. Но под конец они всё же сдались, вероятно, не желая стать объектом всеобщих упрёков. Ведь со стороны наша семья казалась идеальной. Молодые успешные родители, благополучные дочери, старшая из которых отличница, активистка и комсомолка. Всё прекрасно, если не заглядывать за фасад. Правда, никому и не хотелось за него заглядывать. А уж о том, чтобы фасад выглядел идеально, родители заботились, в частности, затыкая мне рот постоянными наказаниями.

Возможно, именно поэтому я сейчас и пишу эти строки, потому что нет больше сил молчать. Я устала жить, тщательно охраняя репутацию своих родителей и постоянно думая о том, что скажут люди, узнав правду. Но, к сожалению, моя скрытность не помогла мне сохранить свою репутацию. Ведь для окружающих я – неблагодарная дочь, эгоистка, трудный ребёнок, с которым моим родителям пришлось всю жизнь мучиться. Что ж, настал и мой черёд говорить. Пусть люди узнают правду и сами решат, кто прав и кто виноват в этой истории.

Но тогда, в далёком 1989 году, вместе со всеми я собиралась ехать в Ленинград, и моей радости не было предела! Правда, перед самой поездкой выяснилось, что несколько человек из нашего класса всё же передумали ехать, но их тут же заменили на учеников параллельного класса. И я благоразумно предпочла об этом умолчать, иначе родители непременно ухватились бы за эту возможность, чтобы вернуть свои деньги. А мне так хотелось хоть одним глазком взглянуть на северную столицу, тем более что я не ездила никуда дальше деревни в Рязанской области.

Ехать в Ленинград мы должны были ночным поездом из Москвы. И едва мы разместились по купе, как все мои одноклассники начали вываливать на стол еду, которую родители дали им с собой. У кого-то была жареная курица, у кого-то пирожки с мясом, а одной девочке мама дала с собой торт «Чародейка». И лишь я, сиротка, снова почувствовала себя Роном Уизли, уезжающим в Хогвартс. Потому что в тот день мама дала мне с собой лишь пару бутербродов с сыром, что для неё было чуть ли не акцией неслыханной щедрости.

Когда мои одноклассники доставали из сумок свои припасы, я тоже последовала их примеру и смущённо выложила на стол пару своих тоненьких бутербродов. И естественно, они сразу же затерялись в море различных вкусностей, которые выкладывали на стол другие.

И затем мы начали есть. Если всё подряд, начиная с торта. И ещё до отправления поезда вся еда была съедена. Лишь к моим бутербродам никто не притронулся, и я снова спрятала их в сумку, надеясь, что никто этого не заметил.

Хмурый Ленинград под тяжёлыми ноябрьскими тучами не произвёл на меня сильного впечатления. Наверное из-за того, что наша экскурсионная программа была рассчитана исключительно на поддержание в школьниках духа военного патриотизма. В первый же день мы посетили Волковское кладбище, Пискарёвское кладбище и мемориал павшим блокадникам. После этого были однотипные обзорные автобусные экскурсии по местам Пущкина, Грибоедова, Достоевского. А на третий день мы взвыли и отказались от посещения очередного кладбища и обзорной автобусной экскурсии по одним и тем же местам. Мы разъехались по магазинам, кто куда. Я же с подружками поехала в Гостиный двор, решив купить там подарок маме на свои честно заработанные деньги. С рук я купила для неё тушь и тени для век за пятнадцать рублей, переплатив при этом номинальную стоимость в пять раз!

Вернувшись домой, я вручила маме свой подарок, надеясь, что она обрадуется. Но она приняла гостинец так, словно сделала мне одолжение. На её лице не было и тени улыбки, а в глазах – даже искры радости. А ведь в нашем маленьком городке такая косметика не продавалась! Но мать равнодушно положила мои подарки на полку и впоследствии никогда этой косметикой не пользовалась. Хотя тушь была реально качественная.

И так как мама эту косметику принципиально не использовала, то после окончания школы я сама стала ею пользоваться. И однажды, когда мои ресницы были накрашены ленинградской тушью, я попала под проливной дождь. И она не потекла! Хотя и не была водостойкой, потому что я легко её смывала мыльной водой.

Никто из родителей не спросил меня о том, как прошла поездка в северную столицу, где мы были и что видели. Жизнь продолжала идти своим чередом, но периодически родители использовали факт моей поездки в Ленинград для того, чтобы подчеркнуть свою безграничную щедрость по отношению ко мне и мою неблагодарность им за сей великий дар.

В том же 1989 году родители неожиданно купили швейную машинку с ножным приводом. До этого у нас была совсем древняя машинка, и я даже подозреваю, что её покупала ещё бабушка.

Я уже упоминала о том, что шила практически всё свободное время. По счастью, этому способствовали школьные уроки труда. И поскольку это было время всеобщего дефицита, то наша учительница по труду решила отступить от установленных правил, согласно которым в четвёртом классе все девочки весь год шьют фартук, в пятом – ночную рубашку, в шестом – юбку и так далее. Она сказала нам так:

– Я понимаю, что сейчас трудно найти подходящую ткань. Поэтому пусть каждый из вас приносит в школу то, что сможет купить. Если кто-то из вас принесёт ткань для ночной рубашки – будет шить ночную рубашку. Кто принесёт ткань для юбки – будет шить юбку, кто принесёт ткань для платья – будет шить платье. А я каждому дам соответствующую выкройку. А если у кого-то вообще нет возможности купить ткань, пусть приносит пряжу и будет вязать. Можете вышивать, если хотите. Главное, чтобы все были заняты делом и в конце урока показывали мне результаты своей работы.

Это было прекрасное решение, благодаря которому я смогла сшить для себя целый гардероб разнообразной одежды.

Увидев результаты моей работы, мать сразу же стала давать мне новые задания. Теперь я должна была шить одежду ещё и для сестры. Видимо, она считала, что покупаемых ежемесячно кофточек недостаточно для Лины, нужны ещё и юбки, рубашки и прочее. Но мне нравилось это занятие. И хотя шить для кого-то не так приятно, как шить для себя, я делала то, что велели. И может быть поэтому, а может быть и потому, что родители решили сбросить обесценивающиеся деньги, но в один прекрасный день папа принёс домой новую швейную машинку и, устанавливая её, сказал:

– Светка, это твоё приданое! Когда будешь выходить замуж, можешь забрать её с собой, потому что мы купили её для тебя.

Я обрадовалась. И первые дни я подолгу училась пользоваться швейной машинкой с ножным приводом. Нужно было точно поймать ритм, чтобы нажимая на педаль, синхронизировать движения правой ноги с движением шнура, приводящего механизм в действие.

Сначала это казалось мне слишком сложным, но буквально через пару дней у меня начало получаться, и я поняла, насколько это удобно, ведь обе руки оставались свободными, и ими можно было придерживать ткань.

После этого я стала шить ещё больше, выполняя ко всему прочему ещё и мамины заказы. И когда я вышла замуж, то, помня об обещании, данном мне родителями, собралась забрать свою швейную машинку в семью мужа, но мать тут же этому воспротивилась.

– Куда это ты собралась забрать нашу швейную машинку? – возмутилась она, не подпуская меня к вещи, которая изначально покупалась для меня.

– Но она же моя! – удивилась я. – Вы с папой всегда говорили, что это моё приданое, и, когда я выйду замуж, то заберу её с собой!

– Вот ещё! – продолжала возмущаться мать. – А если мне понадобится занавески подшить, что я, по-твоему, буду делать? Швейная машинка в хозяйстве нужна всегда! А если ты хочешь продолжать шить – обращайся к мужу! Теперь его обязанности –содержать тебя!

Так я и уехала не солоно хлебавши. По иронии судьбы, на свадьбе свекровь объявила во всеуслышание, что в качестве свадебного подарка дарит мне электрическую швейную машинку, так как слышала, что я люблю шить. Но дальше этих обещаний дело не пошло.

Сбрасывая излишнюю денежную массу в начале девяностых, родители моего мужа, как и большинство советских людей, действительно приобрели электрическую швейную машинку, которая, собственно, и должна была впоследствии стать моим свадебным подарком. Но свекровь меня к ней так и не подпустила. После свадьбы она заявила, что поскольку у них на даче нет швейной машинки, то она забирает эту. А если меня что-то не устраивает, то я должна или сама купить себе машинку или же должна просить своих родителей это сделать. Короче, замкнутый круг. Одни слова, одни обещания. А в итоге вплоть до 2002 года я была лишена возможности шить, отчего ужасно страдала, потому что шитьё всегда успокаивало меня. Я люблю что-то делать руками, и когда удаётся создать что-то красивое и оригинальное, когда я вижу результаты своего труда, это действует как терапия. Поэтому я очень люблю шить. Но только для себя, для своих детей и в подарок определённым людям, которым действительно нравятся результаты моего труда. Только тогда это приносит мне радость. А когда меня принуждают что-то делать, да ещё и постоянно дают указания, хотя сами в этом не разбираются, да ещё и толком не знают, что хотят, то в этом случае шитьё становится не радостью, а пыткой, от которой я всегда стараюсь отказаться.

Так что лишь в 2002 году после повышения зарплаты я смогла купить себе новую швейную машинку.

Сколько себя помню, родители всегда старались поскорее выдать или, точнее будет сказать, выпихнуть меня замуж. Мне было всего пятнадцать лет, но они каждый день твердили мне, что я должна быстрее выйти замуж. Отец называл меня иждивенкой, и что я только зря ем их хлеб. И это притом, что я с четырнадцати лет работала на ткацкой фабрике!

Стоя у станка, я проклинала всё на свете. Этот монотонный рутинный труд на протяжении целой смены просто взрывал мой мозг, страдавший от безделья. Я бы предпочла всё это время решать задачи повышенной сложности, учить иностранные языки или иным способом тренировать свой ум, а часами вязать узелки и отматывать прокрутившиеся нити было для меня пыткой. Я считаю, если у человека в определённый момент времени нет возможности заняться чем-то более интеллектуальным, то лучше просто смотреть в окно. По крайней мере, небо и плывущие по нему облака никогда не перестанут радовать нас своей безупречной красотой. Но тогда, в школьные годы, я не могла позволить себе долго любоваться красотой бескрайнего неба. Нужно было зарабатывать деньги, чтобы иметь возможность покупать одежду, обувь, книги. Родители лишь кормили меня, но о своём рационе я уже рассказывала. Но, по-видимому, даже тарелка бульона в день, которую я съедала, казалась им непомерной тратой. Именно поэтому я боялась встречаться с мальчиками. По крайней мере, открыто. Я знала, что если у меня появится официальный ухажёр, то родители сделают всё, чтобы переселить меня к нему, несмотря на мой несовершеннолетний возраст. Собственно, такое чуть не произошло со мной, когда мне было семнадцать лет. В это время я уже окончила школу и работала в Москве. И за мной начал ухаживать молодой человек из одного подмосковного городка. Мне тогда было, повторюсь, семнадцать лет и четыре месяца.

Мой кавалер пригласил меня в ресторан и подарил букет роз, с которым я и приехала домой после работы. И первый вопрос, который мать задала мне, когда увидела цветы, был:

– Ты собралась замуж?

– Нет, – поспешила ответить я. – Я всего лишь познакомилась с молодым человеком, и он пригласил меня в ресторан.

– Но тебе уже пора замуж!

– Мама, мне всего семнадцать! Конституция разрешает браки лишь с восемнадцати лет!

– Ну и что? Ты могла бы переехать к нему сейчас, а расписаться потом!

– Мама, я познакомилась с этим парнем лишь вчера, а ты уже предлагаешь мне переехать к нему жить! Я ведь совершенно его не знаю!

– Со временем узнаешь, – спокойным тоном ответила мать.

– Но ведь он ещё не звал меня замуж! – возразила я, что было ложью, но ложью во спасение.

Я давно заметила, что принадлежу к числу девушек, в которых влюбляются с первого взгляда. И это притом, что сама я не верю в любовь с первого взгляда. Собственно, теперь я вообще не верю в любовь. По крайней мере, в любовь мужчин. Но отчего-то все мужчины, независимо от возраста, западают на меня сразу же. Я часто говорю, что меня любят дети, мужчины и животные. И это правда. Не знаю, почему. И тогда, в прошлом, молодой человек, с которым у меня было всего лишь одно свидание, сделал мне предложение, едва мы вышли из ресторана.

Я сказала ему, что мне семнадцать, но он согласился подождать при условии, что я дам ему своё слово. Он сказал, что не будет спешить, и дал мне на раздумья три дня. И это было его ошибкой. Потому что если бы он попросил меня дать ему ответ сразу же, то, очарованная атмосферой ресторана, я бы согласилась. А так помутнение прошло, и я поняла, что совершенно не хочу замуж ни за него, ни за кого бы то ни было другого. Я ещё слишком молода для этого. Я не видела жизни, и лезть в семейную кабалу мне совершенно не хотелось. И как бы не было велико моё желание сбежать из родной семьи, я понимала, что бежать из огня да в полымя – не выход. И хотя мне очень сильно хотелось вести ту жизнь, которую ведут все нормальные девушки, а именно встречаться с парнями и весело проводить время, пришлось отказаться от этого удовольствия. Я знала, что увидев меня в обществе парня, родители сделают всё, чтобы оставить меня с ним навсегда. Поэтому я рассталась со своим молодым человеком, даже не успев как следует узнать его, и поспешила сообщить об этом своей матери, исказив при этом истину. Я сказала, что это он меня бросил, чтобы она не вынуждала меня ползти к этому парню на коленях, умоляя жениться на мне. Потому что когда я сообщила ей, что не могу выйти за него замуж, так как он не предлагал мне этого, она ответила.

– Значит, сделай так, чтобы предложил!

Вот она какая – материнская любовь!

Два года я избегала общества парней, общаясь с ними исключительно на пионерском расстоянии. Но потом я всё же совершила ошибку, за которую расплачиваюсь и по сей день. Мой будущий муж, с которым мы только начали встречаться, подарил мне букет роз, потому что это был канун 8 марта, и я не выкинула этот букет, и не соврала, что купила его матери в подарок, а сказала правду, что это подарок от молодого человека из Москвы. На следующий день, как я теперь понимаю после ночного общения с мамой, папа пошёл в магазин и купил два ящика водки, после чего спросил меня:

– Когда свадьба?

Я пыталась объяснить, что только познакомилась с этим молодым человеком и не могу заставить его сразу же на мне жениться, но никакие аргументы в расчёт не принимались. Родители твердили, что мне уже девятнадцать, и я должна срочно выйти замуж и уехать от них, потому что они не могут меня содержать. А мой будущий муж, как и прочие до него, да и собственно после, влюбился в меня с первого взгляда и стал вскоре настаивать на свадьбе. А мне было уже всё равно. Родители так измучили меня, что я готова была бежать куда угодно, лишь бы прочь от них. Но только если бы я знала, что выхожу замуж за алкоголика, живущего с матерью-психопаткой, то, пожалуй, предпочла бы удавиться на первом же суку, чем жить с ними.

Всю свою семейную жизнь меня поддерживала на плаву лишь мысль о детях, которые будут так же мучиться, как и я, если я проявлю слабину и наложу на себя руки.