Бейкер-стрит и окрестности

Вопреки представлениям, которые могут сложиться из знакомства с викторианской детективной литературой, частные сыщики в Англии, в отличие от их коллег из США, не составляли реальной альтернативы официальной полиции, они скорее дополняли ее в тех областях, где полиция действовать не могла или где ее действия были неэффективны. Позднее майор Артур Гриффит назвал британского частного сыскного агента «особым продуктом современного времени», «чья изобретательность, терпеливое упорство и стремление преуспеть были с пользой использованы при распутывании сложных проблем, граничащих, если только фактически не входящих, в пределы преступного царства.» Если посмотреть на судебные отчеты тех времен, мы увидим, что частные детективы редко имели дело с уголовными преступлениями, особенно с такими тяжкими, как убийство, ибо, как гласила распространенная среди сыщиков поговорка, восходившая еще ко временам «боу-стритских приставов», «убийства не приносят денег». Тот же Филд никогда не упоминался в связи с делами об убийствах, если не считать известного дела об отравителе докторе Уильяме Палмере, отправившем на тот свет ради денег своего приятеля Дж. Парсона Кука, и, вероятно, жену и брата, и повешенном в 1856 году; еще до обвинения в убийстве Филд расследовал финансовые дела Палмера, которому страховая компания отказала в выплате страховки за смерть брата (правда, сам Филд в рекламных объявлениях предпочитал утверждать, что это его детективы раскрыли дело об отравлении Кука). Дело об убийстве немца-булочника Ибера Наполеона Штангера в 1882 году, которое вел частный детектив Вендель Шерер, бывший в сыскном бизнесе с 1859 года, тоже начиналось не как дело об убийстве, а как рядовое дело о поиске пропавшего из дома человека, о чем свидетельствовали объявления с предложениями 50 фунтов в награду за любую информацию о Штанглере, помещенные в апреле Шерером в прессе. Отыскать Штангера Шереру так и не удалось, зато он представил перед судом вдову Штанглера и хозяина пекарни Франца Штумма. Дело против фрау Штангер развалилось, а Штумм был приговорен к 10 годам исправительных работ за подделку и использование чека на 76 фунтов 15 шилл., выписанного от имени Штангера.

К сожалению, оценить количество частных детективов в викторианский период невозможно, даже записи в бизнес-разделе «Почтового справочника Келли» не могут помочь нам в этом. Под рубрикой INQUIRY OFFICES, «Конторы по наведению справок», что в современном английском скорее обозначает справочное бюро, нежели сыскное агентство, в 1881 году мы находим 18 записей, через десять лет – 31.

Раздел лондонского почтового справочника Келли, посвященного частным сышикам, на 1891 год. Так он должен был бы выглядеть, если бы Холмс давал в нем рекламу

Примерно на уровне трех десятков продолжает оставаться количество упомянутых в справочнике частных детективов и детективных контор вплоть до Первой мировой войны, хотя число частных детективов должно было быть как минимум на порядок больше (для сравнения, по оценке Ассоциации профессиональных британских следователей, в настоящее время в Великобритании насчитывается около 10 тысяч частных детективов). Значительная часть ранних детективных контор благополучно продолжали свое существование и в 1881 году, и позже, о чем свидетельствует все тот же «Почтовый справочник Келли» и рекламные объявления в газетах. Дейт и Форрестер прекратили партнерство, но зато обзавелись собственными конторами (причем к 1890-м Дейт нашел для себя видных австралийских нанимателей – Артура Кабитта, агента по розыску пропавших друзей и наведению справок из Сиднея, и частного детектива Доудена из Мельбурна). Чарльз Филд удалился от дел в 1865 году, а его агентство процветало под названием «Филд и Никколз». Уильям Берджес держал агентство на Лоу-Кенсингтон-лейн вплоть до конца XIX века. Росло и число вновь возникавших агентств. В Вестминстере, на Литтл-Куин-стрит, 7, обосновался Урия Кук, прежде служивший в отделе уголовного розыска Си-дивизиона. По жалобе магистрата он был переведен в другой дивизион, но отказался отправляться туда и уволился, предпочтя открыть собственное частное детективное бюро под именем Кларка. Вскоре он стал выступать под собственным именем, его агентство имело среди агентов как мужчин, так и женщин, и к середине 1880-х Кук перебрался в Крейгс-корт, во двор по соседству со старым Скотланд-Ярдом, в котором в течение всей жизни Холмса непременно квартировали какие-нибудь детективные агентства. В 1886 году у агентства уже был телефон «3,116», а к 1891 свой телеграфный адрес “Outstrip, Лондон” и фирменный слоган в рекламе: «Долгий опыт обучил лучшим, надежнейшим и наименее дорогостоящим методам расследования». В 1880 году переквалифицировался в частные детективы Джон Праунсмандел из Центрального управления Департамента уголовных расследований, заведя себе телеграфный адрес «Инквизитор, Лондон» и контору на Эдгуар-роуд неподалеку от Гайд-парка. Вышедшие из тюрьмы герои «детективного скандала» 1877 года старшие инспекторы Натаниэл Драскович и Джон Миклджон тоже занялись частным сыском (правда, Драскович умер в конце 1881 года, зато Миклджон действовал до начала ХХ века). В 1881 году было основано «Континентальное сыскное бюро» Джорджа Атвуда, оно располагалось на Катрин-стрит, 6, Стрэнд, и предлагало услуги по поиску пропавших друзей (и, конечно же, непременные «и пр.», куда входили в основном доказательства для бракоразводных процессов). В течении первых десяти лет м-р Атвуд лично (и бесплатно) принимал клиентов в своем офисе с 10 до 17:30, но в начале 1890-х утомился и сократил приемные часы с 11 до 16 часов, предпочитая при необходимости общаться с ними по назначению, но всегда имел наготове опытных помощников, а также агентов заграницей. В 1900 агентство Атвуда перебралось на Тавесток-стрит и существовало там по крайней мере до 1903 года. Около 1884 года стал частным детективом Томас Ноулз, служивший прежде дивизионным детективом в G и F дивизионах. Он постоянно рекламировал себя в «Таймс», ссылаясь на умеренные цены и наличие филиала в Глазго. К клиентам он выезжал для консультаций лично по назначению, либо его можно было найти в его бюро близ Юстонского вокзала. Также лично (если верить рекламе) он вел и сами расследования. Он называл себя «частный детективный и конфиденциально-справочный агент» либо «частный бизнес-агент». В 1884 году открыл собственное сыскное бюро Джордж Тинсли (который стал вести дело под именем Генри Слейтера – к нему мы еще вернемся), спустя два года начал свою деятельность на частном сыскном поприще Герберт Трейси, бывший инспектор Столичной полиции (контора его располагалась на Адам-стрит, 9, Стрэнд), в 1888 возникло и существовало до 1910-х годов сыскное агентство, возглавляемое бывшим инспектором Особого отдела Скотланд-Ярда Морисом Моузером, имевшим тесные связи не только с британской, но и с французской полицией, что, несомненно, очень помогало ему в его работе. В 1893 году вышел в отставку старший инспектор Джон Литтлчайлд, прежний начальник Моузера, и стал весьма успешным частным детективом, обеспечившим приговор к двум годам каторжных работ Оскару Уайльду и сыгравшему значительную роль в знаменитом деле о наследстве «герцога с Бейкер-стрит» Уильяма Портланда и претендентов на него Анны Марии и Джорджа Друсов в 1898–1901 и 1907 гг.

Инспектор Джон Литтлчайлд при выходе в отставку. Рисунок из газеты “Penny Illustrated Paper”. 1893

В частных детективах подвизались Томас Баннистер и Эдмунд Рид, многие годы возглавлявшие детективные отделы в Хемпстедском и Уайтчеплском дивизионах. Были в Лондоне и детективы, имевшие опыт работы с американским «Национальным детективным агентством Пинкертона». Так, на Стрэнде, 180, находилась контора «Международного детективного агентства Грейнджера-Старка», имевшая также офис в Нью-Йорке на Бродвее. Старший суперинтендант Эрнст Старк и суперинтендант Эдуард Уикс прежде работали на Пинкертонов. Старшие детектив-инспекторы из Скотланд-Ярда Фредерик Джарвис и Фредерик Абберлайн по выходе в отставку в 1890-х также работали на агентство Пинкертона, в том числе и в качестве глав европейских филиалов.

Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы обратить внимание на количество отставных полицейских среди частных детективов. Со времени инспектора Чарльза Филда эта тенденция только усилилась, особенно после пенсионной реформы 1890 года, когда было разрешено полицейским, получившим ранения на службе или потерявшим на ней здоровье, досрочно выходить в отставку с сохранением полной пенсии. Но Холмс никогда не был полицейским, поэтому интересней, конечно, поглядеть поближе на кого-нибудь из частных сыщиков, не имевших полицейского опыта. Среди таковых наиболее значительным является бывший суперинтендант иностранного отдела детективного агентства Филда, Игнатиус Пол Поллаки, который, хотя и не имел никакого отношения к зарождению у Конан Дойла образа Шерлока Холмса, но, вполне вероятно, повлиял на дальнейшее развитие этого литературного героя, а также способствовал появлению в английской детективной литературе целой плеяды детективов-иностранцев, среди которых можно упомянуть француза Эркюля Попо у Мари Беллок Лаундз и бельгийца Эркюля Пуаро у Агаты Кристи. Славу Игнатиуса Поллаки как проницательного детектива использовали Гилберт и Салливан в комической опере «Пейшнс, или Невеста Банторна» еще в 1881 году. В этой «савойской» опере полковник в песенке драгуна перечислял качества, которыми должен обладать тяжелый кавалерист:

Чертами лорда Уотерфорда, безрассудного рубаки,
Чванливостью Родерика, главенствующего в своем клане,
Острой проницательностью Паддингтонского Поллаки,
Грацией одалиски на диване.

В середине 1950-х Джон Роберт Фаулз в своем знаменитом романе «Женщина французского лейтенанта» имитировал рекламное объявление Поллаки в газетах:

«Частная сыскная контора, покровительствуемая аристократией, и под единоличным управлением самого м-ра Поллаки. Связи как с британской, так и с иностранной детективной полицией.

ИСКУСНЫЕ И КОНФИДЕНЦИАЛЬНЫЕ РАССЛЕДОВАНИЯ ПРОИЗВОДЯТСЯ С СОХРАНЕНИЕМ СЕКРЕТНОСТИ И БЫСТРОТОЙ В АНГЛИИ, НА КОНТИНЕНТЕ И В КОЛОНИЯХ. СОБИРАЮТСЯ СВИДЕТЕЛЬСТВА ДЛЯ СУДА по бракоразводным делам И Т.Д.»

Будущий частный детектив Игнатц Полак родился в 1828 году в семье Йозефа Франца Полака, жителя городка Прессбург (совр. Братислава) на границе Венгрии и Австрии. По какой причине он оказался в Лондоне – неизвестно, его современные потомки полагают, что он бежал в Лондон от нищеты в 1850 году. Во всяком случае, в 1850 году он уже был в Англии, где превратился в Игнатиуса Пола Поллаки и начал принимать участие в частных расследованиях, а в 1852 году возглавил иностранный отдел в сыскном бюро Филда. В отличие от Шерлока Холмса, Игнатиус не имел никаких предубеждений против брака и в 1856 году женился на младшей дочери доктора Эрасмуса Девоналда с Хоули-плейс (Майда-Хилл) Джулии Сьюзанне, но в начале октября 1859 года она умерла после продолжительной болезни. Поллаки недолго был вдовцом. Уже в июне 1861 года он женился на единственной дочери квартирной хозяйки дома, где он снимал меблированные комнаты, Мери Энн Хьюз. От этого брака у него родилось шесть детей (двое сыновей и четверо дочерей), из них один сын умер еще в младенчестве, а старшая дочь Полайн – в возрасте семи лет. Поллаки с женой пришлось пережить и смерть старшего сына Френсиса – он скончался в госпитале в Кейптауне в 1899 году в возрасте 34 лет. Интересно, что сын Френсиса, тоже Френсис, доктор медицины и специалист по пищевой гигиене, не пожелал носить фамилию Поллаки и в 1939 году сменил ее на пошловатую, зато английскую фамилию Гамильтон.

Женившись во второй раз, Игнатиус решил открыть собственное дело и основал в том же 1861 году «Частное континентальное сыскное бюро», о чем поместил объявление в газетах. Как было сказано в объявлении, Поллаки «открывает вышеупомянутое учреждение с целью защиты интересов британской публики в ее общественных, юридических и коммерческих отношениях с иностранцами».

Новое агентство развило активную деятельность. Уже на следующий год Поллаки был нанят Лондонским обществом защиты молодых женщин для расследования подозрений в отношении некоего Ф. Робертсона, который давал в газеты объявления с предложением об устройстве молодых девиц в богатые французские семьи в качестве гувернанток. Поллаки удалось выяснить, что Робертсону (в действительности оказавшемуся французом, а не англичанином) удалось заманить около 20 юных дам на континент, где они оказались в борделях.

Он часто давал рекламу в разделе частных объявлений «Таймс», предлагая помощь в «выборных, бракоразводных делах и делах о клевете» или «осторожные расследования в Англии или заграницей» и сопровождая ее девизом «Audi, Vedi, Tace» («Слушай, смотри, молчи»). С 1865 года он также часто помещал связанные со своими расследованиями сообщения в «Колонке страданий» (Agony column), где обычно давали объявления о розыске исчезнувших родных, вещей, просьбы о помощи и просто личные объявления. При той скудной информации, которую мы имеем о Игнатиусе Поллаки (впрочем, как и о частных детективах викторианской эпохи вообще), эти объявления представляют значительный интерес. Их можно условно разделить на две группы: объявления, отмечавшие начало какого-либо расследования, главным образом поиска пропавшего человека (а в некоторых случаях и извещения об удачном его окончании), либо дающие возможность представить суть дела, которым Поллаки занимался, и объявления, таинственный смысл которых будит воображение, но не дает при этом реальной зацепки к тому, что же действительно стояло за газетным объявлением.

«Таинственное исчезновение юной немецкой протестантской леди, Хелен Вальтер, которая покинула гостиницу Кролла, Америка-сквер, Майнорис, 15 марта, и с тех пор о ней ничего не слышали, – объявлял Поллаки в «Таймс» весной 1881 года. – Приметы: 22 года, очень светлые волосы, свежий цвет лица, черные маленькие глаза, толстые губы, курносый нос. Она небольшого роста и с очень маленькими руками; одета, вероятно, в оливковое платье, отделанное бархатом. Багаж: маленький ручной чемодан, покрытый парусиновым чехлом. У нее были золотые часы, но не было денег. Помещение данного сообщения ставит целью не контролировать ее действия, но ослабить беспокойство ее родителей и дать им возможность (если в том возникнет необходимость) помочь в ее нынешнем несчастном положении. У нее были имена и адреса некоторых известных лондонских священников, к которым она, возможно, обращалась с целью получения места. Информация о ее теперешнем местоположении будет с радостью принята и вознаграждена м-ром Поллаки, Паддингтон-Грин, 13»

«ТАЙНО ОСТАВИЛИ свои ДОМА в Стаффордшире, 8-го с.м., ЛЕДИ (незамужняя) и ДЖЕНТЛЬМЕН (женатый), в компании с мальчиком семи лет, не их ребенком, с намерением отплыть в Америку, имея, однако, свой багаж помеченным бирками в Капскую провинцию. – извещает он в сентябре того же года. – Приметы джентльмена: 33 года, 5 ф. 8–9 дюймов, темный цвет лица, черные волосы, немного вьющиеся на лбу, узкое лицо, чисто выбрит, нос особо хорошей формы. ИНФОРМАЦИЯ об их нынешнем местонахождении будет вознаграждена м-ром Поллаки, Паддингтон-Грин, 13»

Легко представить себе, особенно начитавшись Вудхауза, чем могло быть вызвано объявление с предложением значительного вознаграждения в начале 1878 года:

«ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ В ТЫСЯЧУ ФУНТОВ (никакой дальнейшей суммы предложено не будет): за ИНФОРМАЦИЮ (в течении 15 дней), которая приведет к ИДЕНТИФИКАЦИИ ЛИЧНОСТЕЙ тех, кто участвовал в ПОЛУНОЧНОМ ПРИКЛЮЧЕНИИ в ДОМЕ МЕРРИФИЛДСКОГО СВЯЩЕННИКА, Торпойнт, 9-го января сего года.»

А вот пара летних объявлений того же года, с разницей в один месяц открывающих и закрывающих дело (причем последнее написано явно с учетом печального опыта по предложению вознаграждения без извещения в последующем о том, что оно более не действует):

«ТАИНСТВЕННО ИСЧЕЗЛА из Парижа, 17 июня, знатная МОЛОДАЯ ЗАМУЖНЯЯ ЛЕДИ, 18 лет, белокурая и невысокая, сопровождавшаяся маленькой девочкой (ее дочерью), одного года, и своей горничной. ИНФОРМАЦИЯ о ее местонахождении будет щедро ВОЗНАГРАЖДЕНА м-ром Поллаки, Паддингтон-Грин, 13».

«Знатная ЗАМУЖНЯЯ ЛЕДИ и т. д. – Поскольку леди была обнаружена, НАГРАДА, обещанная в «Таймс» за информацию о ее местонахождении, настоящим ОТМЕНЯЕТСЯ. – ПОЛЛАКИ.»

Некоторые из объявлений загадочны и напоминают о переписке, которую вел Холмс через этот газетный раздел с Гуго Оберштейном в рассказе «Чертежи Брюса-Партингтона». Например: «МАРКИЗА. – НАШЕЛ и хорошо снабдил средствами к существованию. 11 окт. 1867, Поллаки». «Маркиза, имейте терпение; в 10 минут после полуночи. – ПОЛЛАКИ». Или такое, в апреле 1870-го года: «Бенедиктинскому монаху. Коадъютор требует вашего присутствия в замке вечером 1 мая в 11 пополудни ровно. – ПОЛЛАКИ». А вот зачем, скажем, Поллаки понадобилось через газету искать контакта с председателем Мальтузианского общества, ратовавшего за контроль рождаемости? Между тем в 1879 году он давал такое объявление: «МАЛЬТУЗИАНЦЫ. – Председатель премного обяжет, если свяжется с м-ром Поллаки, Паддингтон-Грин, 13»

Кроме «колонки страданий», деятельность Поллаки изредка находила отражение и в обычных газетных статьях, хотя повествовалось в них скорее о курьезных случаях из жизни Поллаки, чем о его серьезных делах. Так, в 1866 году к Поллаки по рекомендации австрийского консула обратился глава респектабельной венской фирмы консигнаторов, которая получила заказ от прусского торговца Августуса Венделя из Англии, утверждавшего о своем особом положении при дворе, на изготовление мужского кольца на мизинец из чистого австралийского золота, с большим изумрудом, но без каких-либо украшений, стоимостью не более 400 флоринов, и крест с бриллиантами, который надлежало изготовить в соответствии с приложенным к заказу рисунком, стоимостью не более 2000 флоринов. Этот заказ следовало срочно отправить вместе с гарантийными обязательствами в офис Венделя на Каллум-стрит. В качестве аванса он прислал чек на 250 фунтов с требованием погасить за ним не менее 200 фунтов. Драгоценности были изготовлены, отправлены и благополучно доставлены на Каллум-стрит «достопочтенному Августусу Венделю», как велел именовать себя клиент. Вендель также собирался разместить заказ на 20 тысяч пар перчаток для британской армии, но в связи с ожидавшейся сменой военного министра временно приостановил его. Фирма отправила чек в Англию, где он был представлен в банк, но в акцепте было отказано, и чек возвращен, так как выписавший чек не имел средств на своем счету. Глава фирмы желал возвратить свои деньги, но консул отговорил его обращаться в полицию, поскольку вопрос был только вопросом долговых обязательств, ведь Вендель не совершал никакого подлога. Поллаки тотчас начал свое расследование, и вскоре установил, что Вендель снял шикарную квартиру на Джермин-стрит в районе Сент-Джеймс и заказал фортепьяно за 50 гиней у фабриканта с Мальборо-стрит. Домовладелица, не будучи прежде знакома с новым постояльцем, запросила с него аванс, и он дал ей чек на 4 фунта, выписанный на Объединенный банк Лондона, который также был возвращен с пометкой «Нет средств». Домохозяйка тотчас сообщила об этом фабриканту музыкальных инструментов, который не стал никуда отправлять заказ. Не получив фортепьяно, Вендель в расстройстве отправился в устричную лавку на Стрэнде, где отужинал, но когда с него потребовали оплату, выразил удивление тем, что они просят Иисуса Христа заплатить за то, что он съел и выпил. Закончилось все обращением владельца лавки в полицию и установлением совершенной невменяемости Венделя. Свихнувшийся пруссак был помещен в психиатрическую лечебницу в Фишертоне близ Солзбери, а на долю Поллаки осталось отвезти венского торговца к г-дам Малленам, солиситорам Общества банкиров, которые тотчас получили в суде лорд-мэра Сити приказ на арест драгоценностей, имевшихся у Венделя, что гарантировало их возврат владельцу, хотя и со значительными издержками.

В 1879 году английские газеты перепечатали сообщение венской “Neue Freie Presse” под заголовком «Фотография – лучший детектив». За некоторое время до того некоему англичанину по фамилии Грей, он же Мартин, удалось обмануть венского банкира Розенбаума, выудив из него внушительную сумму при помощи поддельных чеков Объединенного банка Лондона. Каким-то образом павшему жертвой мошенника банку удалось заполучить фотографию Грея, и она тотчас была передана имперскому комиссару Брейтенфельду, который со временем переслал ее Игнатиусу Поллаки как австрийскому подданному в Лондоне. За две недели до публикации газеты Поллаки посчастливилось проезжать через Гамбург по пути в Вену, где он отправился в “Stadt Theatre” и во время антракта проводил свое время, как и положено профессионалу, в пристальном изучении публики. К своему великому удивлению среди театральной публики он приметил изящно одетого господина, который весьма напоминал фотографию мошенника из Вены. Поллаки действовал решительно и быстро, и вскоре Грей был арестован. Мошенник остановился в одной из лучших гостиниц Гамбурга и уже оплатил счета, чтобы рано утром отбыть в Лондон. В номере было найдено около 5 тысяч фунтов в звонкой монете (несложный подсчет показывает, что если это были золотые соверены, Грею нужно было таскать за собой 36,6 кг золотых монет), и по требованию австрийского правительства этот мошенник был отправлен в Вену, где предстал перед судом по обвинению в подлоге. Оказалось, что настоящая фамилия Грея была Фрейр, он был французом, возглавлявшим шайку мошенников, несколько лет действовавших в Одессе, Петербурге, Мюнхене и многих других местах, а англичанином он прикидывался, чтобы было легче подсунуть в банке поддельные чеки.

Поллаки не брезговал и делами, связанными с международной политикой. В июне 1861 года, за несколько лет до Гражданской войны в Америке, он был нанят североамериканским консулом в Бельгии Стэнфордом для слежки за конфедератами, закупавшими оружие в Европе (секретарь дипломатической миссии в Лондоне Бенджамин Моран отозвался о нем как о «немецком еврее…, который действует как частный детектив, и которого С[тэнфорд] имел глупость нанять»), а в 1870 году, после начала осады прусской армией Парижа, Поллаки наводил справки в отношении экспорта оружия во Францию и обнаружил, что вечером 6 сентября [напомню, что осада началась 7 сентября – С. Ч.] пароходом “Fanuie” из Саутгемптонских доков в Гавр были отправлены доставленные из Бирмингема 227 ящиков, содержавших 4540 винтовок Снайдера (с приложенным к каждой штыком); впрочем, на тот момент запрет на поставку оружия, которым и был, видимо, вызван интерес Поллаки, уже сняли.

Более пятидесяти лет Поллаки был лондонским корреспондентом «Международной полицейской газеты» – так он указывал в рекламных объявлениях, так утверждалось и в его некрологе, но мне, признаюсь, не удалось найти ее следов в газетных каталогах Французской национальной и Британской библиотек, а также Библиотеки Конгресса. 6 марта 1882 года в «Таймс» появилось странное объявление: «Слух, что я мертв, неверен». Неизвестно, что стояло за этим объявлением, возможно, оно было связано с его сообщением от 6 января в любимой колонке в «Таймс» некоему «Сэру Т.»: «На нашей последней встрече было условлено, что вы пришлете мне свой адрес. Я еще не слышал его от вас.»

Надо полагать, именно это объявление насчет слуха о смерти привело к повторяющемуся в современных исследованиях утверждению, что Поллаки отошел от дел в 1882 году. Последняя его реклама появилась в «Таймс» 7 апреля 1882, в действительности он оставил свой бизнес на два года позже, хотя в газетах его деятельность больше никак не отражалась. В январе 1884 он дал объявление в «Таймс» о продаже своего дома, а в конце апреля трижды пропечатал там извещение о прекращении занятий сыском: «М-р Поллаки находит необходимым публично объявить, что он УДАЛИЛСЯ от ДЕЛ; что все записи и переписка с бывшими клиентами уничтожена; и что любой человек, заявляющий, что является его преемником, делает это обманным путем. 25 апреля 1884 года». Именно 1884 год как год отхода Поллаки от дел называет и запись брайтонского переписчика в переписной ведомости 1901 года.

Продав дом в Паддингтон-Грин, Игнатиус Поллаки перебрался в Суссекс, в пригород Брайтона Престон, где прожил с женой до самой своей смерти в феврале 1918 года. Он был неплохим шахматистом, и его часто видели в публичной шахматной комнате во дворце Роял-Павильон, построенном Георгом IV в бытность его принцем-регентом.

В Суссексе он продолжал внимательно следить за положением с иммиграцией в Англию подданных других стран. Он предлагал Мелвиллу Макнотену план по введению на континентальных линиях регистрации прибывающих, который бы позволил вести учет иностранцам, не создавая особых неудобств респектабельным гражданам. В 1907 году, в связи с обсуждением «Закона об иностранцах», он написал в «Таймс» ряд писем, подписанных “Ritter von Pollaky”, где яростно выступал за регистрацию иностранцев. Эта тема была весьма болезненна для него, потому что самому ему было в свое время отказано в британском гражданстве из-за сомнительности его профессии, и не помогла даже ссылка на то, что его нанимал сам премьер-министр Пальмерстон. Австрийское гражданство не помешало ему, однако, принести присягу в качестве «специального констебля» X-дивизиона (что-то вроде народного дружинника) в 1867 году, когда власти, напуганные взрывом Клеркенуэллской тюрьмы. срочно формировали в Лондоне отряды самообороны против ирландских повстанцев. В конце жизни британское гражданство Поллаки все-таки дали, и 17 сентября 1914 года, спустя месяц после начала Первой мировой войны, среди прочих натурализованных иностранцев он был приведен к присяге.

К сожалению, о методах розыска, которые применял Поллаки в дополнение к публикациям объявлений в газетах, практически ничего не известно. Частные детективы вообще не стремились раскрывать их широкой публике.

Частный детектив Шерлок Холмс за работой. Рисунок Сидни Паджета к рассказу «Тайна Боскомской долины». Журнал “The Strand Magazine”. 1891

Но из редких упоминаний в прессе можно утверждать, что их методы мало чем отличались от полицейских: наружное наблюдение, опросы свидетелей, собственные агенты в криминальной и околокриминальной среде. Это не удивительно, коль уж костяк частных детективов составляли бывшие полицейские. Да и вообще вряд ли стоит восхищаться прозорливостью, неутомимостью и гениальными умозаключениями частных сыщиков – действовали они топорно и эффективно, особенно бывшие полицейские, и их репутация среди несведущей публики была чем-то сродни репутации аверченковского студента, который умел играть на граммофоне. Однако частные детективы позволяли себе заходить в своих розысках значительно дальше, чем это было доступно полиции. Майор Артур Гриффит вспоминал о деле, возникшем как следствие бракоразводного процесса, в котором было вынесено условно-окончательное постановление о расторжении брака, которое вступало в силу по прошествии трех месяцев, если не будет отменено по соглашению сторон. Жена была признана виновной в прелюбодеянии и лишена права опекунства над единственным ребенком от брака, но, заранее предполагая такой исход процесса, она привлекла своего друга, который ожидал решения в суде. Как только было зачитано постановление о разводе, тот вскочил в хэнсомский кэб и помчался к леди домой, где взял ребенка и доставил его на вокзал Виктория как раз к вечернему почтовому поезду на континент, которым мать с дитем отправились на юг Франции. Известная адвокатская фирма, представлявшая интересы мужа, тотчас наняла частного детектива и пустила его в погоню за беглецами с поручением во что бы то ни стало возвратить ребенка. Детектив очень скоро напал на след сбежавшей жены – она не поехала дальше Монте-Карло. Однако сыщик счел невозможным похищать ребенка, вместо этого он сумел подружиться с матерью, все ближе сходясь с ней, и в конечном счете женился на ней. Теперь у него, как писал Гриффит, «не было никаких трудностей с завершением своего поручения, и – возможно, с полного согласия дамы, – он вскоре отослал ребенка домой.»

В анонимной статье «Политические шпионы», опубликованной в журнале «Корнхилл Мэгэзин» в декабре 1881 года, приводился отрывок из воспоминания нашего соотечественника, выпустившего «несколько лет назад в Женеве» томик воспоминаний под псевдонимом «Николай Зарубов», в которых тот описывает, как частная сыскная контора помогла ему в похищении нескольких русских подданных и в доставлении их из Англии вопреки всем законам. Статья, конечно, чисто политическая и история, в ней изложенная, скорее всего вымышлена, но содержит много удивительно правдоподобных деталей.

Описанное Зарубовым дело состояло в следующем: случился в 1874 году в высшем петербургском обществе скандал. Некий молодой князь, тесно связанный со двором, настолько был очарован одной дамой, что доверил ей кое-какие важные государственные бумаги. Дама, не будь дура, попробовала воспользоваться столь удачным стечением обстоятельств, чтобы добиться для своего мужа высокого поста. Однако она не догадалась оповестить кого-либо, что бумаги у нее, и потерпела фиаско, после чего тайно сбежала с мужем в Лондон. Разочаровавшийся в своей любовнице князь признался шефу русской полиции (надо полагать, имелся в виду шеф жандармов Дубельт, бывший также главноначальствующим III отделения), какое опасное оружие он вложил в ее руки. Зарубова отправили преследовать беглецов, поскольку опасались, что те намерены продать бумаги британскому правительству. Зарубов прибыл в Лондон спустя два дня после них и сразу связался с частной сыскной конторой, в которой нанял четырех детективов или скорее четырех головорезов. Задача Зарубова состояла в том, чтобы любым образом вернуть государственные бумаги, а также, если удастся, и сбежавшую пару. Выяснив, в какой гостинице поселилась пара, он хладнокровно отправился туда с четырьмя помощниками и пожелал видеть управляющего, которому заявил, что он явился с ордером об экстрадиции арестовать двух человек, виновных в большом грабеже драгоценностей за границей. Говоря это, Зарубов показал бумагу, которая была похожа на ордер, подписанный английским судьей, и объявил о намерении доставить преступников в Скотланд-Ярд. Управляющий, кажется, ни на минуту не усомнился в рассказанной истории и показал им сразу частную комнату, где обедали русские. Увидев Зарубова, беглецы вскочили, но, к несчастью для них, он мог говорить, хоть и немного, по-английски, а их неистовые протесты на французском были истолкованы неправильно. Пока они протестовали, что Англия была свободной страной и что они не делали ничего дурного, на их запястьях были защелкнуты наручники, а управляющий, казалось, полагал, что это просто обычное поведение обнаруженных воров. Его больше беспокоил неоплаченный счет, поэтому когда Зарубов предложил уладить это дело, он бросился из комнаты, говоря, что он возвратится со счетом через пять минут. Как только управляющий ушел, карманы русской пары были обысканы, после чего Зарубов вошел в смежную спальню, где перерыл багаж, пока не нашел чемодан, в котором находились разыскиваемые важные бумаги. Дама обладала значительно большим присутствием духа, чем ее муж, она кричала и боролась, пока в рот ей не запихали салфетку. Муж опустился на стул, дрожащий и бледный как смерть, и мог только стонать по-французски: «Mercy, mercy». Когда Зарубов заполучил бумаги, он позвал одного из головорезов в спальню, чтобы тот помог ему связать и запереть различные коробки; по возвращении управляющего было послано за парой четырехколесных кэбов, и арестованные, вместе с их багажом, были спущены вниз. Дама продолжала выступать; но управляющий, которому оплатили счет, велел говорившему по-французски официанту известить ее, что она сможет защищаться перед судьей. Таким образом муж и двое мужчин сели в один кэб, а Зарубов, дама и двое других – во второй. Когда багаж был погружен на экипажи, громким голосом было дано указание ехать в Скотланд-Ярд. Конечно, управляющему и в голову не пришло сопровождать эту компанию, чтобы убедиться, действительно ли они туда поехали. А они туда поехали, поскольку Зарубов боялся, что, если бы они не сделали этого, то возбудили бы у кэбменов подозрения; но по пути он принял меры для того, чтобы помешать своей прекрасной арестантке поднимать шум. Ухватив бедную даму за нос, он сжимал его до тех пор, пока она не была вынуждена раскрыть губы; тогда он запихал ей в рот кляп-грушу, которая вынуждала ее оставаться с широко открытым ртом и делала невозможным произнести членораздельные звуки. «Каковы были бы чувства людей на улицах, – замечает Зарубов, – если бы они могли знать, что здесь, в сердце Лондона, и без всякого ордера, я схватил государственную преступницу так же спокойно, как будто я поймал ее на Невском проспекте? Конечно, они разорвали бы меня на части…. Но я не чувствовал никакого опасения…. Едва только я заполучил моих арестантов из гостиницы, я знал, что был в безопасности…» Кэбы остановились у входа в Скотланд-Ярд, но Зарубов вышел один. Он проскользнул через проход под аркой, отсутствовал несколько минут, а затем возвратился, велев кэбмену ехать к дому на Керситор-стрит. Это жилое здание, говорит Зарубов, было арестным домом во времена долговых ям, а теперь было арендовано частной сыскной конторой, которая использовала его как место временного задержания для беглых несовершеннолетних, сумасшедших и других лиц, которых они отлавливали и которые должны были быть возвращены их друзьям. Русских заставили войти в этот дом, и каждый был помещен в отдельную комнату; затем был снят их багаж, а кэбменам заплатили, и они уехали. Было четверть восьмого вечера, и Зарубов подумал, что он мог бы отправить одного из своих арестантов почтовым поездом той же ночью с Чаринг-Кросса. Мужчина-русский от испуга находился почти в коме, и Зарубов решил заставить его прислушаться к голосу разума. «Если вы спокойно пойдете в Санкт-Петербург, – сказал он, – вам ничего не сделают. Никакого обвинения против вас нет, только против князя Н******, и вы просто разыскивались как свидетель». Затем он принес немного бренди и заставил русского проглотить полный бокал, поскольку желал привести его в состояние пьяного плаксивого раскаяния. Русский принял спиртное весьма пылко и попросил, плача, отпустить его, чтобы повидаться с женой, но в этом ему отказали. Затем он оставил Керситор-стрит с тремя частными детективами и был доставлен в Россию без каких-либо неприятностей. Его спутники имели указания накачивать его спиртным всю дорогу, и их снабдили подложным свидетельством о невменяемости, так что если бы он поднял какой-нибудь шум, они сказали бы, что он сумасшедший, которого они везут в психиатрическую лечебницу. Его пьяное состояние вполне подтвердило бы это утверждение. Оставалось вывезти русскую даму почтовым поездом на следующее утро, но этого нельзя было сделать без насилия, поскольку не было ни малейшего шанса уговорить ее повиноваться. Несчастную женщину держали в наручниках и с кляпом во рту два часа, пока наконец она не упала в обморок от гнева и измождения. Затем ей в рот влили бренди через винную трубку в таких количествах, что она впала в оцепенение и уснула до самого утра. За час до отправления поезда, все еще полубессознательной, ей дали еще бренди, так что когда пришло время отправляться, она была совершенно без сознания, и пришлось помогать ей погрузиться в кэб. Зарубовым было забронировано купе в поезде и отдельная каюта на борту остендского парохода; и, держа свою подопечную в состоянии опьянения всю дорогу, он и четвертый головорез в конечном счете добрались до Санкт-Петербурга без происшествий. Вскоре после прибытия несчастная дама умерла в тюрьме; ее мужа, после содержания под стражей в течение приблизительно года, отправили на поселение под полицейский надзор в один из внутренних городов.

Хотя само существование издания мемуаров Зарубина, как я уже сказал, остается под вопросом (мне не удалось найти следов этой книги ни в библиотечных каталогах, ни где-либо еще кроме статьи и ее перепечатки в «Нью-Йорк Таймс»), но если такая книжка действительно увидела свет, подлинность описанных в ней событий ничем не подтверждается. Автор статьи предпочел специально оговорить это: «предполагая, что замечания Зарубова – правда, нужно помнить, что он писал о времени до того, как сыскная полиция была реорганизована м-ром Говардом Винсентом. При нынешнем весьма способном директоре полиция улучшается всеми способами.» Тем не менее эта статья позволяет нам взглянуть на тогдашние представления о частных детективах глазами весьма информированного англичанина-современника.

Шерлок Холмс принадлежал к довольно редкому типу частных сыщиков: сыщику-одиночке, не содержавшему своего агентства, постоянного делопроизводителя и штата агентов. Вместо последних Холмс предпочитал пользоваться услугами мальчишек, это обходилось ему хоть и не дешево, по 1 шиллингу в день на каждого нанятого «уличного арапчонка», но дешевле, чем постоянно содержать взрослых помощников. «Иррегулярные силы с Бейкер-стрит» не только заменял ему агентов-мужчин и агентов-женщин, но и удешевляли его услуги для клиентов. Кроме того, ограниченное число людей, посвященных при такой постановке дела в детали расследования (Ватсон тут не в счет, он, если верить его заявлениям, публиковал свои рассказы только с разрешения Холмса), делало обращение к Холмсу более предпочтительным со точки зрения сохранения конфиденциальности, чем обращение к агентству.

Однако чаще всего частные сыщики существовали в виде агентств, с клерком или секретаршей для ведения делопроизводства, а также со значительным штатом агентов для ведения наружной и внутренней слежки. Литературный конкурент Шерлока Холмса Дьюитт, творение Артура Морриса, заполнивший пустоту на страницах «Стрэнда» после убийства Дойлом своего героя у Рейхенбахского водопада, по крайней мере имел контору на Стрэнде и делопроизводителя. Редчайшую возможность заглянуть во внутреннюю жизнь частного сыскного агентства в викторианские времена дал нам судебный процесс над детективами известного в Лондоне агентства Генри Слейтера, выросший из дела о разводе супружеской четы Поллардов в 1904 году. Детективов обвинили в преступном сговоре с целью разрушить брак Поллардов, и, благодаря настойчивости сэра Эдуарда Керзона, при перекрестных допросах открылись многие обстоятельства, прежде недоступные публике.

Детективное агентство Слейтера было основано в Сити в 1884 или в 1885 годах, его контора находилась на Базингхолл-стрит, 1 (позднее дом был перенумерован в 27). Управляющим агентством в рекламе, которая давалась в газетах, назывался некий Генри Слейтер. Действительно, приходивших в агентство на консультацию (а они были бесплатны) встречал человек по имени Генри Слейтер. Но никакого Слейтера не существовало, под эти именем скрывался Джордж Тинсли, бывший помощник владельца ломбарда, затем помощник ювелира, клерк у солиситора и, наконец, клерк у вексельного брокера и финансового агента по имени Генри Салтер. Основывая собственное агентство и надеясь заполучить за счет сходства фамилий кое-кого из клиентов своего бывшего нанимателя, Тинсли принял для представления посетителям фамилию Слейтер. В конторе его звали боссом, начальником или капитаном, так что когда в 1895 году этого потребовало дело, он назвался капитаном Брауном, а спустя год – капитаном Скоттом. Примерно на рубеже столетий он официально сменил фамилию на Скотт, когда одна из газет напала на него, используя его настоящую фамилию Тинсли, и обозвала «откровенным вором, до сих пор выставляющим себя как фиктивное агентство Слейтера».

У Тинсли-Слейтера был заместитель Джордж Филипп Генри, который в конторе фигурировал как Генри Слейтер-младший. Он появился в агентстве в 1888 году, а с 1897 года, когда Тинсли отошел от активного участия в делах и стал редко посещать контору, предпочитая получать ежедневные выжимки из докладов детективов, стал управляющим агентства и имел право выписывать чеки на 15 или 50 фунтов на текущие расходы агентства.

С самого начала Тинсли поставил дело на широкую ногу. Уже в рекламе 1886 года потенциальным клиентам предлагалось обращаться в агентство не только письменно или телеграфом, но и по телефону № 900. К 1902 году агентство Слейтера имело телефоны как в сети Национальной телефонной компании, так и в сети, принадлежавшей министерству почт – агентство не поскупилось, и в обоих случаях номер был одинаковый – 302. В начале XX века на Слейтера работало 30 детективов (и еще 10–20 человек, видимо, вне штата). Для юридического оформления добытых детективами свидетельств и подготовки к передаче их в суд с агентством на постоянной основе с 1895-96 гг. работал солиситор Альберт Осборн, имевший адвокатскую контору сперва на Коптолл-авеню, а потом на Коулман-стрит. Помещения обоих заведений были связаны между собой частной телефонной линией, которая стоила агентству около 5 с половиной фунтов в год. Кроме того, сам Осборн ежедневно заходил в агентство иногда и не по одному разу.

Главной специализацией агентства было добывание свидетельств супружеской измены для бракоразводных процессов, сэр Эдуард Керзон даже полагал, что детективы Слейтера были замешены в большинство громких процессов, а потому рассматриваемое им дело имеет национальное значение. Причиной того, что три детектива агентства, а с ними солиситор Осборн и оба начальника агентства – Джордж Тинсли и Джордж Генри – оказались на скамье подсудимых, состояла в том, что один из детективов, отправившийся на Джерси следом за мистером Поллардом, который совершенно не интересовался посторонними женщинами и не подавал повода его жене подать на развод, телефонировал в контору на Базингхолл-стрит с просьбой перевести ему 8 фунтов, что позволит ему организовать соблазнение двумя хористками и уличение в измене чрезмерно щепетильного мужа. Хотя никаких свидетельств о фабрикации агентством доказательств в предыдущих бракоразводных процессах не приводилось, Керзон высказывал предположение, что они наверняка имели место. Сами детективы утверждали, что очень маленький процент дел, расследовавшихся ими, оборачивался бракоразводными процессами. В этих редких случаях Осборн обычно брал на себя роль солиситора.

Лавка разводов. Частный сыщик предлагает услуги по предоставлению свидетельств на бракоразводных процессах. Рисунок из журнала “Punch”. 1890

Агентство Слейтера имело постоянного кассира, который вел учет всех поступавших в агентство денег. Интересно, что в противоположность доходам расходы агентства никак не контролировались и не учитывались, хотя ежегодные траты агентства были довольно значительны: от 8000 до 10000 фунтов, из них 3–4 тыс. фунтов тратилось на рекламу. О проделанной работе раз или два агентство предоставляло заказчику отчет.

Трудно удержаться и не обрисовать хотя бы самыми грубыми штрихами одного из агентов Тинсли, некоего Френсиса Уильяма Стивенса, который был уволен за недееспособость и в отместку вынес из избы сор, послуживший началом процесса над агентством Слейтера. В свое время он был сам клиентом Слейтера по бракоразводному процессу и по делу о шантаже, позднее Тинсли пригласил его к себе на работу. Судя по показанием на суде, Хокинз уже тогда был несколько ненормален: перед поступлением на службу он посещал френолога, который уверил его, что природа предназначила ему стать Шерлоком Холмсом (да-да, френолог сравнил его именно с Холмсом), а затем по требованнию самого Тинсли посетил хироманта, предсказания которого были самые положительные. Возможно, сам Тинсли тоже был тот еще фрукт – отправить человка к хироманту и потом еще несколько лет доверять ему ответственные расследования!

Взаимоотношения частных детективов с официальной полицией были сложными с самого начала. С одной стороны, полицейские детективы весьма ревниво относились к своим коллегам. Инспектор Филд, сам когда-то возглавлявший Детективный отдел, подвергался жесткой критике за то, что, став частным сыщиком, продолжал использовать упоминания о своей прежней службе в Столичной полиции в рекламных (и розыскных, надо полагать) целях. Показательны в этом отношении действия, предпринятые Скотланд-Ярдом в 1861 году в отношении Поллаки, бывшего в то время еще суперинтендантом иностранного отдела у Филда. В конце одного из заседаний полицейского суда детектив-инспектор Найт продемонстрировал не имевшее к разбиравшемуся делу никакого отношения рекламное объявление Поллаки, вырезанное инспектором из газеты «Таймс». Инспектор желал тем самым привлечь внимание магистрата к тому, что Скотланд-Ярд расценивал как «самое незаконное вмешательство в дела полиции и установленных на постоянной основе законных властей». В этом объявлении Игнатиус Поллаки, проходивший свидетелем по делу Эдуарда Седжерса, которого обвиняли в организации сговора с целью обмана и мошенничества в отношении «многочисленных континентальных торговцев», призывал всех, кто уже попался в сети мошенников, обращаться к нему в агентство. «Это было совершенно ненадлежащим способом ведения или открытия судебного преследования, – передавала «Таймс» слова Найта, – рассчитанным главным образом на то, чтобы исключить важную информацию из законной процедуры и помешать торжеству правосудия, посредством чего официально признанная полиция, если не сдерживать эту нежелательную систему, была бы полностью заменена опасным, скрытным и безответственным учреждением, поскольку законно установленные власти не имели ни малейшего контроля над частными сыскными бюро. Иностранцы часто впадали в заблуждение, что такие бюро были связаны с регулярной полицией, поэтому было бы весьма желательным самое тщательное расследование, чтобы они и публика вообще были защищены от такого ошибочного впечатления.» Судья поддержал инспектора, сказав, что совершенно ясно, что из дела Седжерса была извлечена выгода для рекламирования частного сыскного бюро, учрежденного исключительно для частных целей. При этом Найт подчеркнул, что не хотел бы, чтобы его замечания были отнесены на счет обществ защиты торговли (trade protection societies), которые весьма существенно отличаются от частных сыскных бюро тем, что часто оказывали полиции самую большую помощь, в то время как последние были серьезными препятствиями для осуществления полицейскими правосудия законным путем. Будущий столп британской адвокатуры Джордж Льюис даже предположил, что это была попытка внедрения в Англии иностранной системы тайной полиции.

Хотя со временем, по мере того как полицейские пенсионеры все шире вовлекались в частный сыск, реклама частных агентств уже не вызывала протестов, однако уже во времена нового Департамента уголовных расследований периодически возникали дела, где частных детективов обвиняли в том, что они пытались выдавать себя за действующих или бывших полицейских детективов. В 1880 году Уильям Дикон обвинялся в том, что выдавал себя Х. Стартапу из Баши-Грин за детектива и пытался под этим предлогом обыскать ящики. В итоге согласно разделу 17 «Закона о Столичной полиции» он был приговорен за это «очень вредное и нечестное преступление» к наказанию в 10 фунтов. В 1881 году слушалось дело Урии Кука, державшего агентство на Литтл-Куин-стрит, 7, в Вестминстере, под именем Кларка. На его визитной карточке утверждалось, что «частный детектив Кларк» прежде служил в Столичной полиции, а у полиции о его службе сведений не имелось (Кук действительно служи несколько лет констеблем, но не в том дивизионе, к инспектору которого обратились за справкой). В 1884 частный детектив Джордж Майл обвинялся в том, что выдавал себя за детектив-констебля и пытался вытребовать у солиситора Фарра некоторые письма.

Расценивалась как должностное преступление и выдача частным детективам какой-либо внутренней информации о полицейских расследованиях. В декабре 1876 года из детектив-инспекторов в сержанты был разжалован Уильям Реймерз за то, что позволил себе передать Поллаки черновик своего рапорта о слежке за мошенниками в Бремерхавене во время расследования «дела детективов». Случай с Реймерзом рассматривался комиссаром Хендерсоном и даже министром внутренних дел.