Рыжая Кошка. Роман

– Ну, что ты, Дильбар? – успокоила меня Вала-апа. – У Наташи на уме не было ничего дурного. Просто она, в силу юношеского максимализма, считает, что все люди одинаковы… А это не так. У каждого человека свой предел возможностей. В расчёт нужно брать ещё и пол и возраст, и религию, и много других факторов.

И Валя-апа рассказала мне, как ей пришлось бороться с предубеждением местного населения, когда она начала работать после окончания института в местной горбольнице. Её постоянно спрашивали, почему она не сидит дома, не воспитывает детей, не ухаживает за мужем? Говорили, что не женское дело вот так, как она, всё время пропадать в больнице. Люди не могли понять и поверить, что Валя-апа любит свою работу, хочет помочь им, облегчить боль, физические и душевные страдания.

В наш разговор вступила Лола:

– Да Валя-апа и не смогла бы сидеть дома – не выдержала бы без своих больных.

– Ты права, дочка, – улыбнулась Валя-апа, глядя на Лолу добрыми глазами, – без своей больницы, без больных я не смогу жить – это мой второй дом. Когда у меня всё получается, когда человек выписывается домой выздоровевшим, весёлым, и у меня радостно на душе. Если же я ничем не могу помочь больному – мне плохо, горько, обидно за своё бессилие перед болезнью.

Я думаю, что у Вали-апы большое сердце, если в нём есть место всем её больным. А у меня сердце совсем маленькое: в нём помещается только моя боль за брата, забота о нём, да теперь ещё Наташа. И пусть Карим-ака говорит, что я не должна её слушать, я всё-равно буду слушать и буду думать. Сама буду думать.

Лола тогда сказала:

– Дильбар, у тебя самой есть голова на плечах. До каких пор за тебя будут думать другие? Ты ведь уже взрослая женщина…

* * *

Дама никого не было. В зале такой беспорядок, словно там пронеслось целое стадо диких животных. И это стадо на своём пути всё перевернуло, разбросало, перемазало. Я испугалась за Наташу и поспешила в её комнату, но там тоже не было никого. И её вещей тоже не было. Ноги мои ослабли и я опустилась на стул, чтобы не упасть. Мысли стали неспокойными, чёрными:

– Что случилось?… Где Наташа?… Почему такой беспорядок?

С тяжёлой головой пошла в кабинет брата, чтобы позвонить к нему на работу, узнать, что произошло. Дежурный ответил, что Карим-ака выехал на происшествие и будет только после обеда. Это меня немного успокоило: если брат на работе, значит с ним всё в порядке. Вздохнув с облегчением решила приняться за уборку, чтобы к возвращению брата в доме был полный порядок.

До самого вечера скребла, мыла, чистила, пылесосила, приводила дом в порядок, а в голове вертелся только один вопрос: где Наташа. Готовила ужин и думала: – А вдруг она обиделась на нас за что-то и поэтому ушла?

Даже, когда смотрела вечером по телевизору один из каналов, на котором показывали какой-то фильм, снятый на киностудии «Узбекфильм», мысли мои были далеко. Я вспоминала о том, как интересно, весело в доме моей подруги Лолы, и как тихо, безрадостно в нашем доме.

Может быть, Наташа права, что пора менять свою жизнь, идти в люди, а не сидеть дома, выглядывать в окно и ждать «с моря погоды»? Как сказала девушка:

– Никто, Дильбархон, домой не придёт, и не поведёт тебя за ручку в новый мир. Ты сама должна сделать первый шаг. Сама, понимаешь?

– Она права, – решила я. – Никто не придёт. Сколько я уже жду? А годы идут. Мне скоро двадцать восемь лет, а ни своего дома, ни семьи. У Лолы муж, двое детей, а у меня – только Карим-ака. Не могу же я всю жизнь быть возле брата?

Время тянулось так медленно, словно улитка на виноградной лозе. Даже медленней, чем раньше. По этому поводу у русских есть хорошая пословица: ждать и догонять – хуже всего. Сейчас, как никогда раньше, я понимала это, потому что жду и теряю терпение. Но всё-равно я дождусь брата, хотя в последнее время он раньше двенадцати ночи домой не возвращается. Я должна увидеть его глаза, поговорить с ним… Хватит молчать!

Мне надоело молчать. Карим-ака пьёт – я молчу, Карим-ака поздно возвращается домой – я молчу. Молчу и соглашаюсь, делаю так, как говорит брат, как он хочет. Даже книги перестала читать, потому что он сказал:

– Зачем забивать голову всякими пустяками? Лучше займись рукоделием или поработай в саду, на чистом воздухе – пользы будет больше.

Когда-то в школе я увлекалась поэзией Омара Хайяма. Читала его рубайи наизусть. До сих пор помню некоторые из них:

Не моли о любви, безнадёжно любя,

Не броди под окном у неверной, скорбя.

Словно нищие дервиши, будь независим —

Может статься тогда и полюбят тебя.

Вот ещё, что помню до сих пор:
Упрёков не боюсь, не опустел карман,
Но всё же прочь вино и в сторону стакан.
Я пил всегда вино – искал услады сердцу,
Зачем мне пить теперь, когда тобою пьян!

Или вот это:
Любя тебя, сношу я все упрёки
И вечной верности не зря даю зароки.
Коль вечно буду жить, готов до дня Суда
Покорно выносить гнев тяжкий и жестокий.

Очень красиво! Всё это написано о нас, женщинах. Но, если закрыть лицо чадрой, или сидеть, как я дома, то этого не увидеть, не понять и не описать с такой нежностью и с такой любовью… Мне таких слов никто никогда не говорил. Никогда. Но, как хочется хоть однажды услышать это:

Ты, кого я избрал, всех милей для меня.

Сердца пылкого жар, свет очей для меня.

В жизни есть ли хоть что-нибудь жизни дороже.

Ты и жизни дороже моей для меня…

Знала много. Теперь – забыла. Не должна была забывать. Поэтому и себя тоже забыла.

Наташа-хон сказала так: – «Человек интересен тогда, когда он много читает, много знает, имеет свои мысли по тому или другому поводу и может их высказывать так, что они становятся понятны и интересны каждому».

Я плохо говорю, не интересно. Потому что мало знаю и мало думаю. Конечно, я думаю, но не о том. Мои мысли совсем простые: у брата обувь износилась – нужно купить новую, сосед на прошлой неделе задел своей машиной забор – нужно попросить усто (мастера) Эркин-ака поправить, сад зарос травой – нужно полоть, летнюю веранду покрасить, заплатить за газ и за свет… Вот такие у меня мысли. Разве они могут быть кому-то интересны?…

* * *

Карим-ака пришёл домой в половине первого и удивился, почему я до сих пор не сплю. Но ещё больше брат удивился, когда я сказала, что хочу поговорить с ним.

– О чём, сестрёнка? – спросил он без интереса. – Может перенесём разговор на утро?

– Нет, мы поговорим сегодня, – не согласилась я.

Брат удивлённо посмотрел на меня.

– Что такое? Что произошло, сестрёнка?

– Это я вас должна спросить, Карим-ака, что произошло? Почему в доме такой беспорядок? Где Наташа-хон? Почему нет ни её самой, ни её вещей?

– Ничего не произошло, – спокойно ответил брат. – Были друзья – немного посидели. Только и всего.

– Не правда, Карим-ака! – запротестовала я. – Не немного: в зале валялись десять бутылок.

– Да половина из них из-под пива! – начал сердится брат. – А нас было пятеро. Что для каждого из нас одна бутылка водки под хорошую закуску?… Наташа плов нам сготовила.

– Где она? – продолжила настаивать я.