Екатерина Чубарова

«Ой, блины, блины, блины – ой, блиночки мои!» – повизгивали девичьи голоса.

Князь под руку с женой направился через площадь к Зимнему дворцу. У здания манежа какой-то европейский инструмент перебивал русские дудки, трещотки и балалайки средневековыми нотами. Ланевские подобрались ближе – за спинами зрителей блеснула позолота белых масок. Комедиант высокого роста в чёрной треуголке с белой меховой опушкой играл на маленьком инструменте, похожем на лютню. Из-под шляпы чернели гладкие волосы длиной до половины шеи.

Чёрный приталенный кафтан с медными пуговицами, чёрные кюлоты…

Белые отложные воротники, белые манжеты с кружевом, белая маска до подбородка. Ему подыгрывали два мальчика в русских тулупчиках: один на ложках, другой на липовой свистульке.

Под музыку римской сальтареллы юноша среднего роста и девушка подпрыгивали то на левой, то на правой ноге, то держась за руки, то расходясь друг от друга, то кружась. Синий костюм кавалера, обшитый позолотой, напоминал моду шекспировского века: гофрированный воротник, большой берет с цветами, дутые рукава. Не хватало башмаков с длинными носами – но высокие сапоги защищали ноги юноши от холода русской зимы. Длинные волосы девушки – не светлые, в точности как червонное золото: тёмно-жёлтые, с искрящимся блеском, – развевались на Невском ветру. Готическое платье из красной парчи раздувалось колоколом.

– Вот это мне нравится, не то что кулачные бои, – шепнула княгиня Нина мужу.

– Впервые вижу такое представление на Масленицу.

Музыка замолкла. Танцующие маски театрально поклонились друг другу – и мальчики из толпы накинули им на плечи меховые накидки.

Музыкант в треуголке повернулся к помощникам с ложками и свистулькой, бросил им в ладошки по целковому. Они поклонились, целуя белый манжет.

– Что же вы, любезный, на русской Масленице гуляете, а наряжены, как иностранцы какие? – поинтересовался князь Пётр Васильевич.

– Да, мы иностранцы, – ответил музыкант с пришепётывающим «с». – Мы уже близимся к Pasca. Но мы не можем посещать carnelevare на нашей родине и воспользовались вашим праздником. Простите, ежели наша забава вас оскорбляет.

«М» и «н» он произносил в нос и растягивал.

– Откуда вы? – спросила княгиня Нина.

– Из Неаполя.

– Подданные короля Мюрата? – заметил князь.

– Мы не знаем такого короля, – иностранец смахнул снежинку с чёрного плеча и опустил глаза на инструмент. Уголки рта его углубились в тёмные ямки, а верхняя губа напоминала мягкий силуэт двугорбой горы на закате.

Дама и кавалер у него за спиной тихо переговаривались.

– Воля ваша, вы нисколько не оскорбляете нас, – сказал князь Пётр Васильевич. – Ради Бога веселитесь, сколько вашей душе угодно!

Комедианты ответили доброжелательными улыбками.

– Как называется инструмент, на котором вы играли? – полюбопытствовала княгиня.

– M-mandulino! – южно улыбнулся музыкант.

– Могу ли я вас просить? – Нина приподняла закруглённый подбородок. – После Великого поста я хотела бы пригласить вас и вашу труппу в мой салон выступить для гостей. Где можно найти вас?

Молодой танцор в берете с цветами переглянулся с дамой. Откровенные улыбки сверкнули у них под масками.

– О, сеньора, наши костюмы далеки от совершенства! – развеселился неаполитанец с мандолиной. – Мы явились сюда в чём… в чём… Хм…

– В чём Бог послал, – подсказал юноша в берете тихо-певучим баритоном.

Девушка смеялась.

– Да! В чём – Бог – послал, – иностранец указал в небо. – Но ежели вас, сеньора, сие не смущает, мы с честью примем ваше приглашение! Я дам вам мою визитную карту.

Он вынул карточку из кармана чёрного кафтана и протянул княгине. Нина опустила глаза прочесть… и побледнела.

– Раффаеле Строцци Сан-Ренато, герцог ди Кастеланьоло, – проговорила она едва слышно. И вскинула голову. – Я прошу вас простить меня, я приняла вас за уличных артистов.

– Я отказываюсь признавать вашу вину, ибо вы говорили с маской Скарамучча!

– Но всё же…

– С кем вы желаете говорить?

– С герцогом ди Кастеланьоло.

– Тогда я сниму маску.

Он развязал узел на затылке под шляпой и открыл красивое неаполитанское лицо с изящно очерченными высокими скулами, с правильным разрезом глубоких чёрно-карих глаз, прямыми чёрными бровями и яркими ресницами. Если бы не маска – кто бы усомнился в благородстве его крови?

– Герцог, мы ещё раз просим у вас прощения за нелепую ошибку, – произнёс князь. – Позвольте отрекомендоваться: гвардии полковник князь Пётр Васильевич Ланевский. Моя супруга – княгиня Нина Григорьевна Ланевская.

Герцог поклонился.

– М-маркиз Джулиано Сан-Чезаре, – показал он на юношу в берете, – мой брат… хммм… мой брат – от духовного родства.

Молодой маркиз снял берет и открыл кудрявую светло-каштановую голову с чёлкой. Девушку герцог не представил. Она пряталась за его плечом.

– А давно ли вы в России? – спросил князь Пётр Васильевич.

– Мы приехали в Россию в конце шестого года, но жили в Вильно, – ответил Джулиано, снимая маску. Его лицо с античным профилем походило на творения скульпторов Древнего Рима. Прямой нос с высокой переносицей говорил о родстве с эллинами, а тёмные, зеленовато-синие глаза мечтателя цветом и глубиной напоминали воды Неаполитанского залива.

– В Сан-Пьетробурге мы живём с прошлого года, – уточнил герцог. – Купили дом.

– Я вижу, вы живёте в бывшей Немецкой слободе, – княгиня Нина взглянула на карточку.

– Господа, – произнёс князь Пётр Васильевич. – Мы должны загладить вину перед вами. Нейдёт у меня из головы этот конфуз. Мы с княгиней имели бы удовольствие видеть вас в нашем доме. Разумеется, как дорогих гостей. Не изволите ли отужинать у нас сегодня?

– Мы приедем с радостью, – ответил герцог ди Кастеланьоло за себя и «брата».

***

В гостиной Чубаровых белые алебастровые колонны с ионическими капителями[10 - Верхняя, венчающая часть колонны.] упирались в потолок четырьмя завитками. Екатерина вышивала в кресле между изразцовой печью и клавикордом. Она могла так провести весь день, с её ангельским терпением и усидчивостью. Голубые обои и синие портьеры бледнили её лицо.

За окном погода не раз менялась за утро. То с Финского залива на Петербург тянуло метелью и ветром, то облака рассеивались, и слепящее солнце топило скачущие по стеклу крупинки снега.

Звон тишины в гостиной нарушался только маятником напольных часов и редким шелестом «Санкт-Петербургских ведомостей» в руках ротмистра Чубарова.

Возле тёплой печи Екатерина оставалась в полупрозрачном светло-сером платье. Александра Павловна же, в белом чепце на седеющих волосах, куталась в шаль и пыталась разобраться в хозяйственных бумагах, склонив голову над письменным столом из жёлтого тополя.