#ЗаметкиГорожанинаВпровинции. Роман, написанный в Фейсбуке

13 октября

Любимый мамин прикол носит кодовое название «Выкинь елочку». Если непонятно, я объясню.

Есть такой анекдот:

«Судья:

– Подсудимый, вы зачем жену убили?

– Гражданин начальник, вы только представьте: май, тепло, солнышко, люди на демонстрацию идут, листики на деревьях распускаются. А она стоит за спиной и нудит: «Выкинь елочку, ну выкинь елочку». Не выдержал…»

Мама у нас – главный специалист в доме по «елочкам». Как я понимаю теперь, отец часть ненужной работы по хозяйству делал только для того, чтобы мама перестала напоминать. Например, свежие закатки спускал в погреб, а потом через месяц перетаскивал их в подполье. Но иногда, случалось, упирался намертво: «Сказал, не буду!»

На днях я уже выкинула одну «елочку» – покрасила трубу на кухне красочкой, которая мозолила маме глаза. Труба глаза не мозолила – мама на костылях не может так высоко поднять голову, чтобы разглядеть трубу. А вот про краску брат маме сказал и показал, где стоит. Два дня потом после этой «елочки» хату прогреть не могли. Но зато когда я ее спросила, будем ли мы на второй раз трубу красить, а то все равно страшная, она сказала: «Нет, лучше летом».

А теперь у нас завелась новая «елочка» – отцовская бензопила. Мама решила, что теперь, после смерти отца, ее надо обязательно спрятать, иначе кто-нибудь украдет. И спрятать ее нужно непременно в кладовку. А в кладовке свободного места совершенно нет – там у нас все забито старыми шкафами, комодами и ящиками, на которых рядами стоят пустые стеклянные банки на случай, если выдастся особо урожайный год, и бачки с мукой, сахаром и крупами. Не знаю, зачем столько, не спрашивайте! Возможно, на случай возвращения времен советского дефицита. То есть если там еще и пилу разместить, то я об нее буду ежедневно спотыкаться. А это дело неблагодарное и достаточно опасное. Для ног.

Но это, как оказалось, не аргумент.

По опыту знаю, что «елочку» лучше выкинуть, иначе эта «елочка» запилит вусмерть. Лучше любой пилы. Не выдержала, пошла за пилой. Все обыскала – нет ее нигде! В предбаннике нет. В старой бане, которая уже много лет служит свалкой всякого ненужного хлама, – нет. Под навесом нет. На чердаке нет. В стайке нет. Звоним брату, а он смеется:

– Да вы ее и не найдете, она у отца в старой бане в одной из коробок спрятана.

А старая баня замыкается на амбарный замок. И чтобы этот замок открыть, нужно один секрет знать. А если кто секрета не знает… тогда только ломиком. С другой стороны у бани окошечко – ма-а-аленькое, с двойной рамой-крестовиной. Фиг залезешь. И даже если залезешь, черта лысого ты там найдешь, в этой свалке. Какие-то старые коробки, старые рамы, старые чемоданы и сундуки, полные проржавевших гвоздей и еще каких-то ржавых железяк, свалка старой теплой одежды, которую отец весной использовал для накрывания рассады. И электричества в старой бане давно нет. Я там при свете дня ничего найти не могу, даже если знаю, что точно где-то здесь. А уж ночью с фонариком…

Но, как оказалось, это тоже не аргумент. Пилу все равно надо перепрятать!

Тут уже я психанула и заявила, что не буду. Не буду, и все тут! Кто мне постоянно твердит, что на крыльце у нас замок ненадежный и кто угодно может забраться? Поэтому в доме тоже дверь на крючок ночью закрывать надо. Так может, пилу лучше в дом занесем и под обеденный стол поставим. Пусть себе стоит там и бензином воняет.

В общем, провожу эксперимент. Кто кого: я пилу или она меня. Продолжение следует…

Глава 44. Кульбит

15 октября

Слетала сегодня – хожу теперь на одной ноге и вою. Зато в магазин сходила не ночью, как планировала, а днем, чтобы дорогу было хорошо видно. Побоялась ночью ноги переломать.

Тут уж хочешь не хочешь, а в магазин минимум два раза в неделю бегать приходится. Хотя бы затем, чтобы купить маме свежий кефир – она им запивает утреннюю порцию лекарств. Ну и так, по мелочам – сыру, колбаски, маме банан, себе виноградику, стирального порошка, сметанки, рыбку, хлеб, сахар… В итоге сумочка каждый раз довольно тяжелая набирается.

А нынче снег всю дорогу расквасил. На тротуаре по щиколотку лежит, а на дорогах скользкая квашня и лужи. Нет, думаю, дотемна ждать не буду, пойду сейчас. Лучше потом сяду за компьютер и буду до ночи работать.

Поход в магазин в деревне – это как минимум минус полтора-два часа из жизни. В одном магазине есть сыр, но не привезли съедобную колбасу, собственноручно выбрать фрукты можно только в третьем, приличный рис, который годится для плова, в четвертом, а за свежим кефиром вообще черт знает куда тащиться нужно. Нет, кефир, в принципе, во всех магазинах есть. Но с просроченным сроком годности – это как повезет.

И вот я уже иду обратно. Вдоль трассы, потому что так ближе. А мимо местные деревенские шумахеры гоняют, выжимая максимально возможную скорость из своих железных коней. Понятное дело, торопятся. Из одного конца деревни в другой можно за пять минут добраться, даже если ехать со скоростью 40 километров в час. А им быстрее надо, поэтому гонят со всей мочи по единственной асфальтированной улице, лихо перепрыгивая лежачих полицейских и разбрызгивая жидкую грязь. А зимняя курточка на выход у меня белая. Решила не рисковать и пойти по тротуару.

Нормальные люди у нас в деревне по тротуарам не ходят. Ненормальные ходят, видела. Но это как в цирке – не каждый под купол полезет. Потому что тоже чревато. Переломанный он весь, дощечки прогибаются, а под ними грязь хлюпает, обдавая тебя грязевыми фонтанчиками. Но лучше грязевой фонтанчик, чем грязевой душ из-под колес – тут дело в масштабе.

А тротуар к тому же еще и скользкий. Снег на нем не тает, но слегка подтаивает, образуя ледяную коросту. Ладно, думаю, у меня сапоги на шипованной резине – с умом выбирала, чтобы по первому снегу в утепленной резине можно было ходить. Осторожненько пройду.

Прошла. В руках по пакету с продуктами, за спиной небольшой женский рюкзачок, набитый под завязку, поскальзываюсь и лечу прямо в кювет, что за тротуаром. Поднимаю голову – линия тротуара как раз на уровне глаз. И встать никак. Нет, я, конечно, встала. Лопнувшие пакеты с кефиром и сметаной выбросила, все остальные продукты – благо они в пакетиках – о снег от сметаны и кефира оттерла. На себя красивую полюбовалась. А на правую ногу наступить не могу. Больно. Делаю шаг – больно. Второй – больно. Понимаю, что перелома нет, – еще бы не так больно было, но все равно обидно.

Иду снова вдоль трассы, хромаю. Теперь уже не по тротуару. По сумкам, по белой курточке и светло-сереньким брюкам смачно стекает грязь. А я иду и понимаю, что в таком виде мне сейчас нужно зайти в хозмаг за стиральным порошком – точно знаю, дома мало осталось, не хватит всю красоту отстирать. И в продуктовый магазин зайти придется – свежий кефир остался в кювете, обратно в дальний магазин я уже не пойду, а вот более-менее приличную ряженку я час назад там видела – сгодится на замену.

А слезы текут – от обиды и боли. И вытереть нечем. Только кулаком размазать, который весь в грязи. Влажные салфетки закончились, пачки не хватило.

Подхожу к дому, хочется реветь белугой. А дома мама, которую можно напугать, если вот прямо так со слезами и ревом в дом завалиться. Прошло то время, когда к маме плакать бегала. Теперь я в доме мужик, мне плакать нельзя.

Подхожу к дому и вспоминаю, что собиралась сегодня разгрести снег с крыльца и с тротуаров. Он, поганец, за утро сантиметров 12 насыпал. Если не сгрести, за ночь возьмется льдом, и потом до конца зимы по тротуару не пройдешь.

Нога болит зверски.

Ладно, думаю, все равно надо успокоиться. Тем более, если я сейчас зайду в дом, то уже не выйду, а снег убрать надо. Беру лопату и полчаса разгребаю новорожденный снежок, чтоб его. Пока гребу, вроде успокаиваюсь. Беру сумки, захожу домой.

– Таня, пока не разделась, принеси пилу из бани в кладовку…

И вот тут я не выдержала. Просто села на пол и разревелась. Я реву, потому что мне больно, обидно, я вся в грязи, а мама стоит испуганная рядом и ничего понять не может. Я реву натурально в голос, слезы текут, и даже встать не могу – больно.

Нога оказалась хороша – разбухла, с кровоподтеками. Два часа потом замороженный фарш к ней прикладывала, думала, сама в фарш превращусь. Теперь по дому ходить не могу, намазала маминым кетапрофеном, все равно больно.

Сижу и размышляю о том, как я завтра в больницу пойду. Завтра срок идти к врачу выписывать маме льготные лекарства. И отложить это дело нельзя: рецепты выдают раз в месяц, с момента выписки до выдачи лекарств в аптеке иногда несколько дней проходит, их нужно заказать и ждать, когда привезут. И за свой счет покупать не будешь, мы считали – около 6 тысяч в месяц выйдет. Даже если я на такси поеду, в больнице придется по четырем кабинетам туда-сюда несколько раз сбегать, а я до кухни дойти не могу.

Грязные вещи я в стиральную машинку с горя затолкала, не раздумывая. Не поверите, даже нижнее белье было в грязи. Машинка крутит, а я сижу и думаю: молодец я, конечно, что машинку запустила. Только теперь, пока она два часа будет стирать, нельзя ни чаю попить, ни ужин подогреть. Потому что у нас в доме так: если машинка стирает, другие электроприборы лучше не включать – вообще без света можно остаться. Сижу злая, голодная. Хочется, чтобы еще хуже было.

– Мам, – говорю, – давай я за пилой сейчас схожу, вдруг ее ночью кто-нибудь украдет.

– Да ну, – говорит, – кто ее украдет, там же амбарный замок.

Приехали, называется. Вот тебе и «елочка»! А если бы не кульбит?

Глава 45. Привет из Рима

16 октября

Собиралась сегодня с утра в больницу за мамиными рецептами и решала, что надеть. Если вы думаете, что это совсем не важно, в чем пойти в больницу, то ошибаетесь. Честное слово! Потому что у меня бессчетное количество всяких разных любимых блузочек, а кроме как в магазин за продуктами и раз месяц в больницу я теперь никуда не хожу.

Как я хожу по магазинам, вы теперь знаете. Ну так надо хотя бы в больницу надеть что-нибудь из любимых вещей. Ну и что, что нога от самого колена до ступни распухла и посинела, – все равно в брюках не видно. К тому же я еще в июне купила новую трикотажную блузочку цвета морской волны, которую так ни разу и не надела, – самое время обновить.

А к новой блузочке, как оказалось, очень подходит синий палантин. Один из любимых, мне его подруга из Рима привезла. И любимый не потому, что из Рима, а потому что нравится.

В общем, иду я по больнице в итальянском палантине и в резиновых сапогах, которые в Красноярске на рынке купила – как раз для деревенской жизни. Иду. А потом смотрю на себя и понимаю, что резиновые сапоги с палантином сочетаются тон в тон. Прямо комплект! Резиновые сапоги и итальянский шарфик – привет из Рима! И блузка цвета морской волны – хоть сейчас на подиум. Бывает же такое! А ведь если бы я специально этот комплект себе по бутикам подбирала, фиг бы что получилось.

А вообще (это к моему прошлому посту про кульбит), женщины здесь в основном не в резине ходят, а в сапогах и в ботиночках на каблуке. Высоких каблучков я здесь не встречала, а вот небольшой каблучок – обычное дело. Как они умудряются по местным дорогам ходить, не представляю. Я попробовала всего один раз и больше не стала. Может, мало пробовала? Только теперь не скоро опыт повторю – с разбитой ногой.

Глава 46. Две сумки счастья

18 октября

Стою на остановке, жду автобус.