Ведьма

Собравшись с духом, он молвил:

– Отец, ты не можешь покинуть меня сейчас. Я был слишком груб с тобой, когда говорил о Руслане, но только тебе я смог признаться в своих чувствах. Мне жаль, что я расстроил тебя. Но, разве было бы честно, если бы я женился на Варе, и всю жизнь обманывал ее. Если бы я предал себя и любимую девушку. Так вышло, отец, и теперь ничего не исправить. Я молю Бога, чтобы он сохранил тебе жизнь, и ты бы принял мой выбор.

Столько вопросов скопилось у Николая, но не было им ответа. Больной молчал. Глаза его были закрыты, грудь почти незаметно вздымалась при каждом вдохе. Скорее всего, он даже не слышал Николая, пребывая где-то на распутье между жизнью и смертью.

Прошло еще некоторое время, прежде чем в комнату вошел Тихон Гордеевич. Лекарь приблизился к ложу больного, с грустью посмотрел на умирающего помещика, тяжело вздохнул.

– Ваша матушка спит. Я дал ей хорошее лекарство, которое сможет ненадолго успокоить ее нервы. Ее состояние неудовлетворительное. Боюсь, как бы нам ни пришлось спасать ее от погибели.

Слова лекаря ужаснули Николая. Он вскочил с места и со злостью посмотрел на Тихона Гордеевича. О таком исходе событий молодой помещик даже помыслить не мог. Сердце его заныло от боли. Потом вдруг осознав, что лекарь ни при чем, Николай сказал:

– Прошу вас, не говорите так.

– Я говорю только правду и не имею цели вас запугать, – Тихон Гордеевич внешне оставался спокойным, в то время как внутри был глубоко подавлен. – Сейчас нам всем нужны силы. Давайте я сменю вас ненадолго. Отдохните, поспите. Если будут какие-то изменения, я тут же вас позову.

– Нет, не стоит, – возразил Николай. – Мне нужно быть с ним.

– Как знаете, – сказал Тихон Гордеевич. – Тогда я буду находиться в гостиной.

После ухода лекаря время будто остановилось. Ближе к вечеру в комнату вошла Авдотья Петровна и недолго посидела возле больного. Странно, но она почти ничего не говорила сыну, и даже не смотрела в его сторону. Снова почувствовав себя неважно, она удалилась.

Когда за окном потемнело, Николай зажег одну свечу и поставил ее на тумбочке у ложа отца. Окно было открыто настежь, и слабый ветерок порой гулял по комнате, заставляя пламя свечи содрогаться. Николай обтер лицо отца холодной водой и сел у кровати. Он прислушивался к дыханию больного и ловил взглядом каждое движение тела несчастного. В один миг его отвлек танец огня, отбрасываемый странные тени на стену. Зрелище это оказалось настолько завораживающим и убаюкивающим, что молодой человек не сразу понял, как задремал. Разбудил его скрип двери и топот ног.

Обернувшись, юноша не увидел никого, дверь, как и прежде, была закрыта. Но когда Николай повернулся к отцу, то увидел, что тот сидит, облокотившись об подушки, и смотрит прямо на сына. От неожиданности у Николы случился испуг – он слегка подпрыгнул, кожа его покрылась мурашками.

– Господь милостивый, отец! – вскрикнул юноша. – Ты очнулся! Тебе лучше?

Однако, помещик сохранял безмолвие. Он продолжал пристально и совершенно не мигая взирать на сына.

– Я сейчас позову Тихона Гордеевича и мать, – произнес Николай и побежал вниз.

Когда молодой человек спустился на первый этаж, то заметил, что комнаты невероятно темны и пусты. Ни в гостевых залах, ни в кухне, ни в столовой не было ни единого человека. Оббежав весь первый этаж, зовя мать, лекаря, Федора, Николай вышел на улицу и осмотрелся. В округе, на удивление нигде не горел свет в окнах.

Несколько раз прокричав имя матери, Николай забежал обратно в дом, и снова вернулся в покои отца. Тот все так же сидел на кровати и неотрывно смотрел в сторону Николая.

– Прости, отец, в доме никого нет. Я ничего не понимаю. Мать чувствовала себя дурно, а теперь куда-то исчезла. Скажи, ты хочешь чего-нибудь? Может, воды?

Николай Афанасьевич и бровью не повел. Остекленевшие его глаза не мигая глядели на Николая, отчего у молодого помещика замерло сердце. Что-то ненормальное творилось в доме.

Наконец, дверь позади молодого человека скрипнула, отворилась. Глаза Николая Афанасьевича тут же округлились, в них отразился дикий ужас. Он открыл рот, пытаясь что-то сказать, но ни звука не смог проронить.

По спине Николы прошелся холодок. Предчувствуя беду, молодой человек медленно повернулся. Эта часть комнаты плохо освещалась, и Николай смог рассмотреть, как по стене будто расползается черная тень. Затем скукожившись, она быстро прошмыгнула куда-то вглубь комнаты, и когда Николай повернулся к отцу, то увидел, как нечто большое и темное сидит на отце, а тот, округлив глаза и хватая ртом воздух, хрипит и машет руками.

Николай бросился к отцу, но вдруг свеча, стоявшая на тумбочке, упала и погасла. Покои захлестнул мрак. Послышался сильный хрип, жалостный стон. Николай находился у кровати, как вдруг почувствовал, что его шею сжимают холодные пальцы. Пытаясь высвободиться, Никола упал на пол, отряхнув от себя потустороннее существо.

Вмиг все исчезло, и молодой человек почувствовал, как кто-то трясет его за плечо. Отмахнувшись с силой, он открыл глаза и увидел перед собой удивленного Тихона Гордеевича. Не понимая, что творится, Николай быстро встал и осмотрелся. Комнату все так же освещал свет от свечи.

– Что случилось? – спросил юноша. – Где вы были? Я искал вас и матушку. Что это было?

Тихон Гордеевич пристально осмотрел юношу. В его взгляде можно было уловить сожаление. Все еще не придя в себя, Никола сделал несколько шагов по комнате, и только потом увидел, что батюшка лежит совсем неподвижно. Лицо его до этого бледное, осунулось и застыло.

– Что стряслось? – снова спросил Николай. – Что с отцом?

Не дожидаясь ответа, он бросился к родителю, и, прижав к себе мертвенно-холодную руку, замер у кровати, ощущая, как его накрывает волна ужаса.

– Нет, нет, нет, нет! – быстро проговорил Николай. – Отец! Отец!

Николай бросился трусить отца за плечи, но ему помешал Тихон Гордеевич. Он оттянул юношу от ложа усопшего, и грозно произнес:

– Успокойтесь, право! Все кончено.

От переполнявших эмоций Николай без сил упал на кресло и зарыдал. Он понял, что ужасные видения, мучившие его ранее, были только сном. Он спал, когда отец испустил последний вздох. Сквозь пелену сновидения он слышал хрипы и стон. А теперь на ложе спит покойник. И ничего вернуть уже нельзя.

Оставшуюся часть ночи Николай не сомкнул очей. Он думал о том, как непредсказуема порой бывает судьба. Ему страшно было предположить, что будет дальше с ним и матушкой. Страх переполнял его до краев. Он душил его холодными руками, а не кто-то, пришедший из мира иного.

В комнате, как и во всем доме теперь было тихо и зябко, несмотря на теплую ночь. Казалось, мертвец источает холод, и он разносится по дому.

Накрытое белой простыней тело оставили до утра в кровати. С рассветом начнутся приготовления к похоронам. А пока ужасно долгая ночь не отступила, у Николая оставалось время подумать над тем, как ему жить дальше.

***

На похоронах собралось все село. Сначала отпели в церкви, потом похоронили тут же на погосте. Николай ни на минуту не отходил от матери, держал ее за руку, чтобы та не упала. Авдотья Петровна была разбита горем. Морщинки, которые до сих пор были не слишком заметны, стали глубокими и резкими. Седина пробивалась из-за черного платка. Глаза ее, красные от слез, неотрывно смотрели в одну точку, будто она ослепла.

Все сельчане, облаченные в траурные одежды, разделяли чувства Авдотьи Петровны. Помещик был отцом и защитником всем им. Он никогда не обижал никого и всегда помогал нуждающимся. Он поддерживал хорошие отношения с каждым человеком в селе, умел выслушать, наставить на путь истинный.

Построилась церковь, возводились дома, обрабатывались поля, закупался скот. Никто и никогда не знал нужды в Каменке и все это благодаря Николаю Афанасьевичу. Теперь же кормильцу и защитнику суждено гнить в земле. Слишком быстро покинул он бренный мир.

Поминальный стол накрыли щедро. Руслане в помощь пришли соседи. Сразу после похорон сельчане отправились в поместье. Помянув усопшего и выпив по рюмке, за столом завязался разговор. Все вспоминали добрым словом помещика.

В этот момент к Николаю подошла подруга Варвары – Соня. Она прошептала что-то ему на ухо, и вместе молодые люди удалились из столовой.

– Простите, что потревожила, Николай Николаевич, – сказала Соня. – Примите мои соболезнования. Мне нужно было отдать вам это раньше, но я никак не решалась зайти. Вы уж не серчайте. Когда Варя уезжала, то просила передать вам это.

Соня протянула вышитый рушник. Николай развернул его и увидел в середине небольшой конверт.

– Она просила сказать… – Соня немного запнулась, словно подбирая правильные слова. – Варя сказала, что не держит зла на вас.

Никола кивнул, и девушка поспешила уйти.

Вечером, когда все разошлись, молодой помещик поднялся в кабинет, теперь уже принадлежавший ему, и сел за стол. Он развернул рушник, вышитый цветами и именами – его и Вари. В конверте оказалось письмо, а вместе с ним портрет девушки, написанный углем. Варя мило улыбалась и смотрела куда-то вдаль. Внизу рисунка была сделана следующая надпись:

«Если любишь – сохрани, а не любишь – сожги».

Николай прочитал письмо, и тяжело вздохнув, отложил его в сторону. Ему не верилось, что когда-то Варя была его жизнью. Он жадно ловил каждый ее взгляд, каждую улыбку. Не ведал он, какие испытания приготовила ему судьба. Варю любил мальчишка, слепо верящий в то, что он сможет свернуть горы. Как оказалось, это не под силу никому. Смерть, как и жизнь не выбирают.

Молодой помещик подошел к камину, прихватив с собой письмо и портрет. Огонь потрескивал в очаге, но Никола не чувствовал тепла. Он поднес листки к пламени, чтобы навсегда уничтожить память о Варваре, но перед тем как огонь коснулся бумаги, он резко отдернул их и быстро сложил в бюро, вместе с рушником.

Николай не любил Варю больше, но она была частью той его жизни, которая навсегда осталась позади.