Ведьма

Николай приблизился к Варе, и вот уже он пал пред ней на колени, все еще не поднимая головы. Будто исповедуясь, спросил он у Вари:

– Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?

Не ожидая такого шага со стороны Николая, Варя опустилась подле него. Она обхватила руками его лицо и подняла голову. Взгляды их встретились. Чувства сменяли друг друга с бешеной скоростью, и вместо ненависти появилось отчаяние.

– Я прощу тебя. Но ты должен сказать, что случилось с тобой, – на выдохе прошептала Варя.

– Я полюбил другую, – тихо молвил Николай, убрал руки девушки и встал на ноги.

Сделав несколько шагов по комнате, Николай продолжил:

– Прости, что раньше не сообщил тебе это. Я не хотел ранить тебя, а теперь понимаю, что сделал еще хуже. Более говорить не о чем. Прости и прощай.

Закончив, Николай развернулся и вышел из комнаты. Варвара так и осталась на коленях, оглушенная ожидаемым, но ужасным признанием. Она хотела, чтобы он сказал правду, и он это сделал. Теперь все кончено.

Варя встала и медленно побрела к выходу. Пересекая границу поместья, девушка обернулась и в последний раз посмотрела на дом. Дождь лил не прекращая, но Варвара не чувствовала ничего, кроме странного всепоглощающего отчаяния.

Тени снова сгрудились вокруг нее в плотное кольцо. Мокрая от дождя и слез, девушка зашла в свой дом и прошла в покои. Она открыла шкаф, в котором хранилось подвенечное платье, и надела его кое-как. В комнате матери висело большое зеркало, и девушка зашла туда посмотреть на себя.

Отражение в зеркале шокировало Варю. На нее смотрел кто-то ей неведомый и совершенно чуждый. Она расплела косу и распустила длинные мокрые волосы. Затем она вышла в сени, и ничего не сказав горничной, покинула дом.

Дождь продолжал лить как из ведра. Варя добрела до конца улицы и посмотрела в сторону реки. Она вспомнила, что Никола любил встречать там рассвет в одиночестве. Девушка никогда не нарушала его покой, но сегодня ей захотелось поменяться с ним местами и побыть у реки одной.

Босая, в белом подвенечном платье, грязном по колено, она брела по тропинке. Если бы ее кто-то увидел, то решил, что это призрак. Темно-серое, почти черное полотно неба нависло над полем. Молния сверкала совсем рядом, от грома содрогалась земля.

В душе Вари больше не было страха. Она просто хотела пойти к реке и увидеть рассвет, который каждый день отражался в сине-зеленых глазах Николы. Разум отчаянно боролся с безумием. Тени, обретшие плоть, сопровождали несчастную невесту как палачи, ведущие смертника на плаху.

У бугра Варя взглянула на небо и увидела впереди тонкую красную полоску рассветного солнца. Река свысока показалась спокойной, чистой и непорочной. Только она могла смыть грязь, оставшуюся в душе девушки после разговора с Николой. Только река могла спасти ее от бесов, столпившихся позади, поджидающих случая забрать ее в пекло.

Девушка прошла вниз к воде. Здесь когда-то давно она и ее подруга Соня гадали на суженого. Происходило это зимой. В тот морозный вечер девушки взяли с собой топор и прорубили отверстие в реке, а затем рассматривали отражение в ней. Фантазия юной девушки разыгралась и показывала все, что она хотела видеть. В темных водах отражался молодой красивый человек, и это был Николай.

Оказалось, что река врала. И судьба, обещанная ей, призрачна и обманчива. Река не показала, что ждет ее жестокое предательство. Предательство – один из самых страшных пороков человека, верно молвил Всеволод. Всего-то день назад он говорил ей это, и снова чудилось, что прошел не один год. А вот девчушкой у реки она была будто еще вчера, и жаль, что в тот день ей не открылась вся правда.

Коснувшись ногой воды, Варя ощутила тепло. Река действительно была теплой и приятной. Медленно она стала заходить в воду и погружаться все глубже. Оказавшись по пояс в воде, она остановилась. Ей чудилось, что кто-то зовет ее по имени. Голос был не таким шипящим и размытым, как у теней, но заглушался деревьями.

– Вздор, – прошептала Варя, не желая смотреть на берег и видеть, как бесы взирают на нее черными пустыми глазницами. – Я вам не достанусь.

Она продолжила идти дальше, как вдруг кто-то сильно схватил ее за руку и потащил к себе. Девушка обернулась и увидела Всеволода. Он стоял возле нее и внимательно смотрел ей в глаза. Мощным громким голосом он сказал:

– Очнись!

Девушка вздрогнула всем телом, но все также была поглощена рассветным утром, которое никогда не существовало, утром, желающим затащить ее в ловушку.

– Очнись! – еще громче сказал Всеволод, и вдруг все вокруг треснуло, как разбитое стекло, и девушка увидела себя в воде, а вокруг темное небо, дождь и грозу.

Всеволод потянул ее за руку и вытащил на берег. В левой руке его находилась мокрая соломенная кукла. Он раздавил ее и скинул солому на берег.

Он притянул Варвару к себе и властно молвил:

– Собирай вещи и немедленно покидай Каменку. Тебе здесь не будет жизни больше никогда. Забудь Николая. Забудь Руслану. Меня забудь. Убирайся с матерью и отцом как можно дальше и больше не позволяй никому завладеть твоим разумом.

Спустя несколько секунд после его слов над головой Всеволода и Варвары сверкнула молния и ударила аккурат в реку. Белая вспышка ослепила девушку, и она лишилась сознания.

Глава 6. Отъезд

После короткого, но тяжелого разговора, Николай Николаевич вернулся к себе в комнату и закрыл дверь. Его будто разрывало на части. Одна сторона его души кричала от отчаяния и боли. Никогда бы прежде он не причинил таких страданий ни одной живой душе, не говоря уже о Варваре. С самого детства он оберегал ее от всех бед и обещал быть защитником на всю оставшуюся жизнь.

Но время, как известно, вносит свои поправки. И уже не защитником, женихом, любимым, а палачом являлся Николай. Он не понимал своего состояния и был, будто одурманен силой ему неизвестной и неподвластной.

В этот день Николай так и не встретился с Русланой. Скрывшись в своем убежище, он лег на кровать, закрыл глаза и слушал, как за окном бушует гроза. Ближе к вечеру, когда Авдотья Петровна позвала его на ужин, Николай спустился в столовую и, опустив взгляд вниз, сел на свое место.

Никола молча проглотил пищу, отвечая на вопросы матери и отца короткими фразами. Авдотья Петровна была уверена, что сын все еще неважно себя чувствует, поэтому не слишком разговорчив. Она не являлась свидетелем беседы, произошедшей между Николаем и Варварой, потому как в это время выходила к Тихону Гордеевичу за лекарством, и ждала, пока дождь немного стихнет.

Николай Афанасьевич же, также отсутствующий дома в тот час, был более проницателен и сразу заподозрил, что молчаливость сына связана не только с болезнью. Помещик не стал допытываться Николу, решив отложить все важные разговоры до завтрашнего дня.

И когда минула ночь, утром ветер разогнал тучи, а небо озарилось ярким солнцем, в кабинет к Николаю Афанасьевичу вбежал без стука его помощник и управляющий поместьем Федор Нравов. Он был не на шутку перепуган и встревожен.

– Федор, что стряслось? – спросил сонный помещик.

– Николай Афанасьевич, я с дурными вестями.

Волнение, испытываемое Федором, было заразно, но помещик постарался сохранять спокойствие духа, и тут же молвил:

– Присядь, Федор! Давай все по порядку.

Федор сел на диванчик, снял шапку, сильно сжал ее в руках и стал рассказывать:

– Вчера после ужина в конторку прибегала Оксана, служка Рогожинская, да попросила немедля седлать всадника и отправить его встречать Никиту Александровича, потому что барыне сильно нездоровится. Антип же говорит, что на горничной лица не было, и она едва могла связать пару слов. Ну, он так и сделал, как велели. Не стал докладывать никому, потому что, видите ли, барыня попросила Оксану пока не тревожить никого. Всадник вернулся ночью, напоил лошадь, да пошел дрыхнуть. А часом назад ко мне прибежала Соня, подруга Варвары Никитовны, сказала, что у них кое-что произошло.

– Что произошло? – Николай Афанасьевич даже побледнел, боясь услыхать плохую весть.

– Она молвила, что Рогожины собрали пожитки в телегу и покинули село. Варя с Соней даже не объяснилась толком. Все так быстро случилось.

Наверное, гром в ясный день удивил бы Николая Афанасьевича меньше, чем вести Федора. Свадьба ожидалась через день и уже на кухне велись приготовления, а во дворе наводился порядок.

– Но это еще не все, Николай Афанасьевич. Поговаривают, будто Варя вчера в подвенечном платье в полях бродила. А вернулась без чувств на руках у Всеволода. Он выпроводил Оксану из дому и запретил ей порог пересекать, пока он не даст дозволение. До самого вечера Всеволод был наедине с Варварой. И только потом Оксане велели бежать в конюшню.

– Нет, быть такого не может, – тихо молвил помещик. – Это сон чей-то, фантазия! Никогда бы Никита Александрович не уехал, не объяснившись и не попрощавшись со мной, тем более перед свадьбой детей. Да и что могло случиться с Варварой?! Давай коней ко двору немедля, едем к Рогожиным.

Федор не стал спорить с помещиком, а побежал к конюшне. Через несколько минут у ворот стояли лошади. А еще через три минуты Николай Афанасьевич и Федор зашли в пустой дом. Точнее, вся мебель была на месте, а вот хозяева скрылись.

Николай Афанасьевич обошел комнаты и проверил шкафы – они были пусты. Только в Вариных покоях на кровати лежало серое, с грязными пятнами, платье. Помещик дотронулся до еще влажной ткани, с трудом осознавая, что весь рассказ Федора может быть правдой. Последний раз, когда Николай Афанасьевич встречался с Никитой, тот был весел и разговорчив. С нетерпением купец ждал свадьбы, которая могла бы объединить две семьи.

Прокручивая в голове прошедшие события, помещик не знал, как поступить дальше. Он повернулся к Федору и неуверенно велел:

– Зови Оксану, а потом Соню. Мне нужно узнать у них все обстоятельства.

Приказ Николая Афанасьевича был тут же исполнен. Первой явилась Оксана. Все дальнейшие разговоры проходили в комнате Варвары. Помещик сидел за столом у самого окна, а Оксана стояла подле него. Она опасливо поглядывала на помещика, всем видом показывая, что будь ее воля, то вчерашний день она с удовольствием позабыла бы.