Молодой помещик, который явно не ожидал сопротивления, немного остыл, взял себя в руки.
– Прости, – сказал он. – Не хотел тебя обидеть. Ты мне люба, знаешь сама, поэтому и пришел к тебе.
– Если люба, то женись тогда, – немного спокойнее, но все также твердо отчеканила Руслана.
Черные ее глаза неотрывно смотрели на Николая. Столько в них было силы, столько мощи. Сложно было даже представить, что вся она поместилась в столь хрупком и нежном создании. Слова Русланы не стали чем-то неожиданным для Николы. Сам он думал об этом уже не раз. Только вот беда – отец, который несколько минут назад пригрозил Николаю отречься от него в случае непослушания.
Не дождавшись от Николая ответной речи, Руслана открыла дверь, показывая всем видом, чтобы гость покинул дом. Молодой человек приблизился к Руслане, нежно посмотрел на нее. Одержимость этой девушкой была превыше всего на свете в данный момент.
– Женюсь, – твердо сказал помещик и вышел во двор.
Кровь кипела в его жилах, в груди стало тесно. Дойдя до стойла, подошел он к своему любимому коню, накинул седло, развязал поводья. Оседлав вороного, он бросился прочь со двора, поднимая облако пыли позади себя. Скачет вперед, куда глаза глядят, ветер свистит в ушах, глаза слезятся. Но не видит Николай ничего перед собой, кроме Русланы.
Ах, черт попутал! Сдалась ли ему эта чужачка, одним своим появлением перевернувшая всю его жизнь с ног на голову. Если б не прибыла она в село тем майским днем, все было бы тихо, мирно, спокойно.
Но, нет. Как хмельное вино, опьянила Руслана его разум, завладела душой. Вдруг конь затормозил, остановился. Оглянулся Николай, а рядом течет та самая река, где так много рассветов встретил он в одиночестве, мечтая однажды о великом и большом будущем. Мечтая о том, что сделает он село еще богаче и лучше, чем его отец.
Но как карточный дом рушились мечты молодого хозяина. Сила его угасала, дух ослаб. Однажды в полнолуние поспешил он пойти вслед за ней, и теперь камнем идет на дно. И никто не сможет его спасти.
***
Следом за тем, как Никола покинул комнату, Николай Афанасьевич почувствовал сильное недомогание. Он выпил воды и попытался успокоиться, только от гнева руки его тряслись так, что он не смог бы даже застегнуть пуговицу на сюртуке. Благо, Авдотья Петровна была в отъезде и до самого вечера находилась в неведенье.
Попытавшись мыслить трезво, он подозвал к себе Федора и велел привести Всеволода в кабинет. Не зная, как сложится разговор, Николай Афанасьевич продумывал свою речь до мелочей. Он хотел покончить со всем как можно быстрее. И потому, когда великан вошел в кабинет, помещик указал ему на диван и сразу же сказал:
– Всеволод, я не желаю долгих разговоров и споров, поэтому скажу как есть – я хочу, чтобы вы и ваша сестра немедленно покинули село. В поместье случилось горе, и я уверенно могу обвинять вашу сестру в этом. Вам будет выдан оклад, который позволит без проблем обустроиться на новом месте. Надеюсь, вы меня поняли.
Всеволод слушал помещика внимательно и под конец его речи улыбнулся. Он не выглядел ни капли расстроенным или обиженным. Напротив, он будто был полностью готов к этому разговору.
– Конечно, я вас понял, уважаемый Николай Афанасьевич. Могу я попросить вас только об одной просьбе? Я хочу доделать все дела здесь, и если вы позволите, завтра утром покинуть Каменку.
Николай Афанасьевич преодолел подступающий гнев и кивнул. Разговор мог бы закончиться на этом, только вот любопытство взяло верх, и помещик сказал:
– Я искренне надеюсь, что вы не обесчестили Варвару. Поговаривают, что вы несли ее на руках и некоторое время находились с девушкой наедине в ее доме.
– Что вы, Николай Афанасьевич! – Всеволод сделался удивленным. – Я бы никогда не посмел даже пальцем тронуть Варвару Никитовну. Причина тому, что я нес ее на руках, и находился в ее доме, была весомой. Я лишь хотел помочь страждущей душе обрести покой.
– Тогда, может, объясните мне, что случилось с Варварой вчера? Почему она выбежала в платье под дождь и скрылась от всех?
– Полагаю, что Варвара бы лучше объяснила причину своего поступка. Могу сказать только одно – девушка избежала намного худшей участи, чем та, что настигла ее.
Всеволод встал с дивана и уверенно направился к выходу. Напоследок он обернулся и с улыбкой на устах, молвил:
– Николай Афанасьевич, не сочтите за дерзость, но позвольте мне дать вам один небольшой совет – выпейте рюмку наливки и постарайтесь не противиться тому, что исправить невозможно. В вашем возрасте стоит поберечь себя в первую очередь.
Всеволод вышел, оставив помещика одного. Николай Афанасьевич смотрел на закрытую дверь так, будто за ней притаились враги, готовые ворваться и убить его. Он не мог понять, кто такой Всеволод, и почему его дорога пролегала мимо Каменки. Чутье подсказывало, что дело он имел не совсем с простым человеком. Умение держаться в любой ситуации, правильная речь и особенные способности выделяли его из толпы крестьян. Нет, Всеволод определенно был не тем, кем представился в начале. Но узнать всю правду не суждено.
Когда в дом прибыла Авдотья Петровна, Николай Афанасьевич кратко и без подробностей сообщил ей, что свадьба не состоится, потому что семья Рогожиных покинула село не попрощавшись. Говорил он быстро, желая избежать дальнейших вопросов, и перед тем, как снова скрыться в кабинете, попросил все изъяснения оставить на потом.
– Не переживай, Авдотья, я завтра же поеду за Никитой и попрошу его вернуться или же объясниться. А пока отдохни.
Безумный день медленно подходил к концу, уступая место поистине сказочной ночи.
Глава 7. Долгие ночи
Сладкая, как спелая малина июньская ночь. Нет ее прекраснее, нет нежнее. Посмотришь вдаль, на небо – на синем полотне разбросаны драгоценные камни, и блестят они, словно золотой песок. Кажется, протяни руку вверх, и все они посыплются в ладони.
А над звездами ярко сияет месяц молодой. Важно восседая на ночном небосводе, он освещает землю, покрывая ее своим сиянием. Следит месяц за всем, что происходит вокруг, ни на минуту не прерывая дозора до самого рассвета.
На земле же творятся еще большие чудеса. Легкий ветерок вышел на прогулку и теперь мечется из стороны в сторону. Разогретый жарким днем, заглянет ветер в гости на опушку, слегка качая листья на деревьях, зеленую травушку, ягодные кустарники. Разнесет по округе слабый еле ощутимый аромат земляники, голубики, морошки, крушины.
Поднимется наверх, а затем резко рванет вниз, в балку, шаловливо пробежится поверх речки, немного нарушая водную гладь и тут же улетит, как будто и не было его.
Ненароком пройдется по домам. Постучит легонько в окно тонкой веткой растущего рядом с домом дерева. Примерит чью-то шапку, оставленную на лавке днем, покружится немного, полюбуется собой в отражении бочки, бросит шапку на землю и двинется дальше.
Вот теперь, последний его рывок прямо над полем. Наберет ветер скорости, разгонится, и полетит над желтыми колосками. Пшеница покачается из стороны в сторону, встревоженная ветром, нежно посмотрит вслед весельчаку и снова выпрямится.
Сбор урожая совсем скоро и недолго осталось зреть пшенице. Но вот посреди темного клочка земли между селом и полем появляется чья-то фигура в белом. Идет она в сторону поля. Уже у самой пшеницы фигура эта скидывает платье, и абсолютно нагая заходит в поле, по пояс, сливаясь с желтыми колосками. Недовольна пшеница внезапной гостьей, ждет она, пока ветер прогонит прочь странного человека, затеявшего недоброе дело.
Но ветер, даже при всей своей мощи не может повлиять на полуночницу, не может помешать ей свершить задуманное. Пугливо мечется ветер из стороны в сторону, как будто дикий зверь, загнанный в неволю, но ничего поделать не может.
Девица доходит до середины поля и там застывает. Обнаженное ее тело как будто сияет в свете луны, волосы переливаются дивным светом. Белыми своими рученьками берет девица колосок, срывает его и медленно начинает плести его в узел и про себя что-то приговаривать. Глаза ее закрыты, а руки плетут узелок за узелком, пока весь колос не оказывается скрюченным.
Ух, что-то нехорошее творится, темное. Колоски замерли, предчувствуя ужасное. До утра дожить бы, до первых лучей солнца. Но узлы крепко скручены, слова сказаны, и необратимо идет погибель.
Угрюмо смотрит месяц на девицу, брови хмурит, но и он не может ничем помочь полю. А тем временем девица роняет скрюченный колосок на землю, открывает глаза и словно за хвост хватает ветер, ловко седлает его и мчится к небу. Ветер встревожен, но девица сковала его волю и теперь управляет этой стихией. Пронесется над полем – ляжет ряд колосков на землю. Пронесется еще раз – ляжет еще один ряд, и больше не встанет.
Радость наполняет девицу оттого, что сделала она недоброе. Смеется она, хохочет во всю глотку и ряд за рядом косит желтые колосья. Как страшно, как жутко становится деревьям, животным, луне и звездам. Никогда прежде не видели они, чтобы хрупкая женская фигурка творила подобное. Прячутся они подальше, чтобы не стать жертвой жестокой девицы.
А она все кружится над полем и смеется, пока первые петухи не прогонят прочь черноту этой дивной июньской нощи.
***
Николай Афанасьевич за прошедшие сутки постарел лет на десять. Теперь редкая седина, которую прежде никто не замечал, бросалась в глаза, взгляд потерял былую твердость, а ровная осанка ссутулилась.
Он был не первый, кого коснулась странная болезнь, заражавшая дух унынием, а тело – немощностью. Читатель не знает, что дружное, работящее, мирное село Каменка тоже подверглось некоторым изменениям. В семьях то и дело ссорились, люди чаще болели, скот неожиданно умирал. Люди перешептывались между собой, веря в то, что беда пришла в Каменку. Косо поглядывали они на поместье, в коем жили чужаки, привлекшие беду.
Утром, когда Всеволод и Руслана должны были покинуть село, в своей комнате сидел молодой Никола, поклявшийся следовать за Русланой, куда бы ни лежал ее путь. Он собрал некоторые вещи и оставил короткое письмо матери, объясняющее такое неожиданное и отчаянное решение. Личная беседа была бы для него испытанием.
Никола слышал, как отец покинул утром кабинет и вышел из дому. Оставалось еще немного времени в последний раз поглядеть на эти стены, где он провел детство и юность. На реку он не пошел, оставляя за собой последнее воспоминание там вместе с Русланой. Даже если это был просто сон, то не сыскать его слаще и милее.
Тем временем Николай Афанасьевич поехал с Федором на поле. Близилась жатва и главное достояние Каменки – большое пшеничное поле каждый день осматривалось вдоль и поперек.
Как только помещик приблизился к полю, то увидел, что оно от начала до конца примято. Будто великан прошелся по полю, истоптав всю пшеницу гигантскими лапищами и разорвав колосья в клочья. Урожай был безвозвратно испорчен.
У помещика потемнело в глазах, а резкая боль пронзила левую сторону грудины. Он рухнул на колени, держась правой рукой за грудь, и стал громко хватать воздух. Федор быстро подбежал к хозяину, и, понимая, что ему срочно нужна помощь лекаря, уложил помещика на спину и поскакал за Тихоном Гордеевичем.
Когда лекарь и Федор приблизились к полю, Николай Афанасьевич был синего цвета и еле дышал. Тихон Гордеевич влил ему в рот какую-то микстуру, ополоснул лицо водой и подложил под голову небольшую подушку. Благо, Федор уложил помещика в тени, под деревом, и солнце не так сильно изнуряло его.