К цели по серпантину

В коридоре перед комнатой, где шли прослушивания, Серега вместе с одноклассниками катался на тетрадках и железных приборах, предназначенных для письма по брайлю. Мальчишки улюлюкали и громко кричали. Из комнаты вышли два экзаменатора и стали внушать шалунам:

– Ребята, это храм музыки и искусства, здесь непозволительно так себя вести.

Иногда экзаменаторы даже пытались шутить:

– Ребята, если вы кричите, то кричите хотя бы музыкально, например, первым и третьим голосом. Ваш нестройный хор невыносимо слушать.

В конце концов, мне стало очень стыдно за поведение мальчиков, и я ушла. Мои одноклассники остались и продолжили беготню по коридорам. Их допустили до прослушиваний и некоторых даже зачислили в первый музыкальный класс. Особенно успешно прошел собеседование и экзаменационное тестирования хулиган Сережа.

Я тоже пришла на экзамен, но была последней, и лимит свободных мест закончился. В зачислении мне отказали.

В октябре Сереге выдали баян: красивый, покрытый зелёной краской и лаком. По вечерам, в свободное от баловства время Серёжа выводил на баяне песенку про василек:

Василек, василек,
Мой любимый цветок.
Скоро ль ты, мне скажи,
Засинеешь во ржи…

Надо сказать, музыкальный слух у Сергея определенно был, напевал он правильно, в ноты попадал, в размер тоже, паузы выдерживал – это было понятно еще по его демонстрациям «магнитофона двадцать первого века», но вот с клавишами как-то сразу не задалось.

Если песенка не получалась, или Сергею кто-нибудь мешал, он нервно с грохотом бросал баян, обвиняя в неудаче всех вокруг. Тогда я брала инструмент и на слух подбирала песенку про василек.

Фа-фа-ми…, ре-ре-до…,
фа-фа-ми…, ре-ре-до…,
фа-фа-ми…, ре-ре-до…,
фа-фа-ми…, ре-ре-до…

Добрая воспитательница Минигуль Салимьяновна повела меня к учителю, вернее, учительнице, по классу баяна и рассказала о моей тяге к музицированию. Однако та даже слушать нас не стала. Она энергично замахала на нас руками:

– Мне вашего хулигана Сереги хватает, – сказала она. Вместо обсуждения возможности моего зачисления в музыкальный класс учительница разразилась длинной тирадой жалоб, претензий и угроз в адрес своенравного мальчишки.

Только мы пошли к выходу из её кабинета, как вдруг нам навстречу легкой походкой устремилась очень молодая красивая женщина. Она спросила, по какой надобности мы приходили, и, узнав, в чём дело, представилась учительницей по классу фортепиано.

Она пригласила меня к себе в музыкальный класс. В комнате приятно пахло духами и деревом. Возле пианино стоял камин и крутящийся деревянный стул. Голос учительницы был высок и мелодичен. Я сразу влюбилась в эту фею музыки и цветов по имени Королёва Галина Николаевна. Галина Николаевна работала со мной сначала вне графика и без оплаты, так как свободных мест в её группе не было. Позже она хотела направить меня к своей коллеге, Ирине Глебовне, но что-то ее останавливало. Так Галина Николаевна несколько месяцев работала со мной после своих основных занятий. Она приходила к нам в класс, брала меня за руку и вела к себе. Угощала морковкой, яблоками и живо интересовалась моей жизнью.

За красивой молодой учительницей вприпрыжку бежали мальчишки из моего класса, возглавляемые неугомонным Серегой. Во время занятий они бурно выражали свои восторги, катаясь по полу на попах и брайлевских приборах. Разбегутся, а дальше по инерции катятся, скользя по линолеуму. Проезжая мимо двери, обязательно кричат:

– Юлька – кастрюлька!

– Юлька – шпулька!

– Юлька – козюлька!

Терпение Галины Николаевны заканчивалось, и она выбегала в коридор:

– Какая она Вам козюлька! – возмущалась учительница. – А ну-ка марш отсюда! Нельзя с девочками так обращаться!

– Юленька, – успокаивала меня Галина Николаевна, – наверное, твои одноклассники влюблены в тебя! Дергают за косички: они вон у тебя какие длинные. А носик вздернут, щечки славные, так и хочется за них тебя потрепать.

– Ой, что Вы, Галина Николаевна, нет! – заливалась я слезами. – Они меня и мою одноклассницу Гузель сильно ненавидят и постоянно лезут с нами драться. Особенно достается Гузель.

– А ты что?

– А что я? Тоже их бью, но мне до ужаса надоело так жить! Вечно шум, драки и оскорбления.

Галина Николаевна, сама того не сознавая, отодвинула мой стул в сторону, открыла другие ноты и заиграла. Играла она долго и очень проникновенно. Из-под ее тонких изящных пальцев лилась симфония Баха. Потом она как будто очнулась и сказала.

– Правильно, Юлечка, надо уметь постоять за себя, а если что, прибегай ко мне, я сама твоих одноклассников за уши оттаскаю, будут знать, как мою девочку обижать!

К Новому году некоторых ребят из музыкальной школы отчислили. Место освободилось, и меня из вольнослушателей перевели в ученики школы имени Наримана Сабитова.

Училась я с большим желанием и прилежанием. Галина Николаевна стала для меня прекрасной доброй феей в этой интернатской жизни. Я бежала к ней вприпрыжку, да не два раза в неделю по расписанию, а каждый день, за исключением выходных.

Из сочувствия к моей нелегкой жизни в мальчиковом коллективе учительница сделала дубликат ключей от музыкального класса. Теперь по вечерам я скрывалась там: играла на фортепиано, закрепляя пройденный материал, или просто сидела в одиночестве, наслаждаясь тишиной.

Однажды Галина Николаевна резко подскочила ко мне и потрогала лоб:

– Да ты вся горишь! Ты что, болеешь?

– Нет, не болею, – возразила я, – у меня ничего не болит, а что случилось?

Галина Николаевна повела меня в медпункт. Медсестра приложила руку к моему лбу.

– С чего вы взяли, что она болеет? Всё у нее хорошо. Это же дети, побегали, поиграли, и вот, щёки уже красные.

Но Галина Николаевна не успокоилась и вытребовала у медсестры градусник. Она сама смерила мне температуру. Градусник показал 38,3! Галина Николаевна сообщила об этом воспитательнице и снова осталась недовольна ее реакцией:

– Юль, говори адрес, я сейчас же отобью телеграмму твоим родителям. Пусть немедленно тебя забирают.

На следующий день родители забрали меня из школы. Поездки домой были для всех ребят большим праздником. Повод годился любой, а зимних и летних каникул все ждали, как чуда: наконец-то, домой, на целых две недели или три месяца! Я скучала по своему таёжному поселку, затерянному в поросших лесом горах, а больше всего – по своим животным и по заботе о них.

Глава 7. Животный мир на ощупь

Дверь резко распахнулась, и крепкий уральский мороз ворвался в жаркую комнату. Отец, очень довольный и загадочный, что-то бережно опускает на пол. Коробка подпрыгивает и издает жалобные писки.

– Что там, пап?

Я нетерпеливо подскакиваю и распахиваю картонные створки. Отец подмигивает мне и поглядывает на кухню, откуда вот-вот появится мама. Сценарий родителями давно отработан. Сейчас выйдет из кухни возмущенная мама и начнет кричать, грозясь выкинуть то, что отец приволок. После коротких препираний мама уступит и начнет жалеть непрошенных гостей. А из коробки скоро выскочит поросенок или щенок, песец или хонорик, а может совенок, или ежик. Я почти визжу от восторга и предвкушения.

В коробке на сей раз копошатся пятеро малюсеньких поросят. Свинья ночью опоросилась и некоторых малышей задавила своим грузным неповоротливым телом. Папа разделил уцелевших, выбрал самых слабеньких и принес домой для искусственного вскармливания.

Мама поворчит для порядка и отправит старшую сестру Наташу за молоком к кому-нибудь. К кому, заранее неизвестно. «К кому-нибудь» – звучит почти как имя. «Молочника» сестра должна выбрать сама. Тётя Света, тётя Люба или, вон, дядя Толик возвращается с дойки, у него можно попросить с поллитровку.

Наташка покорно поспешит выполнять данное ей поручение и обязательно пропадет на некоторое время. Как обычно, пойдет за чем-то и забудет, за чем шла. Она была очень общительным ребенком. Погостит пару часиков, поиграет с другими детьми и с пустыми руками возвращается домой. Мама встречает ее на крыльце с недовольным видом и многообещающе жестикулирует.

В это же время отец, растянувшись на полу около камина, разглядывает копошащихся поросят. Маленькие комочки визжат, тыкаются в него своими крохотными пятачками, принимая человека за свиноматку. Мама, закинув ноги на диван, тоже наблюдает, но хмуро и удрученно. Эта история с пришельцами из животного мира повторяется из года в год. Мама по опыту знает, что пол и ковры придется потом приводить в порядок ей: ползать на коленях с тазами и щетками. А теперь она переживает, как бы эти «новобранцы» чего не испортили. Наконец она не выдерживает, ловит поросят и засовывает снова в коробку. С треском захлопывает створки и ставит на крышку что-нибудь тяжелое. Но этот груз приподнимается под натиском пяти пятаков. Самого бойкого и нетерпеливого поросёнка отец достает из коробки и укладывает рядом с собой или кладет под голову вместо подушки. Тот хрюкает, брыкается, а отец только хохочет.

– Боровок, пацан, значит. Поняла Юль? Из пяти три свинки и два Борьки. Ну, где эта раззява? Долго еще молока ждать? Вон как жрать хотят.