Под кожей – только я

Тео хотелось вскочить с кровати, отбросив замызганное, провонявшее одеяло, и зарыдать от счастья и облегчения. Но затем на краткое мгновение он увидел себя ее глазами: жалкого калеку, распятого на продавленной кровати. На фоне застиранных казенных простыней его лицо выделялось потусторонней, синюшной бледностью. Голова обрита – неряшливо, неровно, на затылке торчат рваные клочки. «Нет, нет, не смотри! Не смотри, пройди мимо!» – мысленно взмолился Тео.

Ли Чи быстрым взглядом обвела палату, скользнула по лицу Тео и остолбенела.

– Кто это? – бесцветным голосом спросила она. – Не похож на местных.

– Воспитанник номер 765882, – сверившись с обходным листом, деловито пояснил доктор Ори. – Случай совершенно нетипичный и довольно запутанный. Поначалу демонстрировал вызывающее неповиновение принятым в лагере порядкам, и даже озвучивал совершенно курьезные фантазии… Но затем, оказавшись в благотворной атмосфере, показал добрую волю к перевоспитанию в духе мудрых традиций и законов Великой Империи. Однако, учитывая его мутную историю, перед финальным заключением об освобождении начальник лагеря постановил провести ряд медицинских процедур, призванных проверить его благонадежность. На самом деле при обычном раскладе это вмешательство не причиняет пациенту никакого вреда: мы просто сканируем воспоминания, выстраиваем связи привязанностей, выявляем потенциально опасные моменты, слегка – кхм – подчищаем и заносим в информационную базу. Однако здесь всё с самого начала пошло не по протоколу.

Ее зрачки расширились, залив радужку черным. Тео хорошо знал этот взгляд. Ли Чи была в ярости.

– Что вы имеете в виду?

– Воспитанник номер 765882 сопротивлялся проникновению в сознание. Сопротивлялся отчаянно и упорно.

– Разве процедура проходит не под глубоким наркозом?

– В том-то и дело, что согласно новейшей методике применяются только легкие седативные препараты. Это заметно упрощает проникновение.

Слушая рассказ доктора Ори, Ли Чи разглядывала Тео со странной смесью презрения, сожаления и злости. Так в старом фильме, который любил пересматривать Вольф, красивый брюнет с холеными усиками смотрел на своего любимца, гнедого ахалтекинского скакуна, который, споткнувшись под ним на скачках, не взял барьер и серьезно повредил ногу, перед тем, как пристрелить его. В этом взгляде не было сострадания – лишь обида и недовольство избалованного ребенка, сломавшего занятную игрушку, которая еще не успела наскучить. Тео протянул тонкие нити к сознанию Ли Чи и не встретил привычного защитного барьера. Она методично просчитывала ходы большой шахматной партии, где на кону стояла Ганза. По праву наследования Тео должен был стать следующим мессером, и в руках Ли Чи он был удобной пешкой. Но его побег спутал все планы. После нескольких сорванных телефонных переговоров Вольф Вагнер заподозрил неладное и угрожал полным разрывом дипломатических связей. Она перетряхнула пол-империи, ее люди нашли бы даже черную кошку в темной комнате. Но никому бы и в голову не пришло искать избалованного мальчишку здесь, в лагере перевоспитания, где коновалы превратили его в овощ, живой труп. Теперь, когда Вольф уже не стоял на пути, а Лукас слушался каждого ее слова, мертвым Тео был, пожалуй, даже более полезен, чем живой. Хотя… Все же стоило придержать эту фигуру на случай, если придется в решающий момент сделать внезапный ход конем. Потому что ее противник умен, необычайно умен. И опасен.

Обессилев, Тео закрыл глаза и отключился от потока чужого сознания. Продавленная больничная кровать медленно засасывала его разбитое тело, как росянка – увязнувшую в ядовитом сиропе мошку.

– Уби-и-и-и! У-у-у-би-и! – раздался вопль с соседней кровати, высокий и протяжный, как крик экзотической птицы. Ли Чи брезгливо поморщилась.

– Так или иначе, это всего лишь мальчишка. Как он мог сопротивляться?

– У-у-у-би-и-и-и-и! – снова закричал тощий старикан. Тео не знал его имени. Никто не помнил его имени, даже он сам. Имя его, как и вся прошла жизнь, давно были скрыты плотной пеленой забвения.

– Поверьте, я и сам до сих пор нахожусь в недоумении, хотя досконально анализировал этот случай. Прежде мы сталкивались с настолько умелым отражением воздействия, только когда проводили вмешательство в сознание уйгурских террористов.

Где-то в углу загрохотали ведра – это Флик, попятившись, налетел на тележку санитарок. Ли Чи прикрыла глаза, прислушиваясь к шепоту интуиции.

– Желаете ли, уважаемая госпожа Ли Чи, пройти с инспекцией в соседнее отделение? Я с радостью расскажу вам о…

– Благодарю вас, доктор Ори. Я увидела достаточно, чтобы удостовериться в профессионализме медиков лагеря, их рвении и преданности делу, заслуживающих всяческих похвал. Безусловно, корпорация продлит гранты на научные исследования. Кроме того, мне бы хотелось обсудить один момент конфиденциального свойства…

Выходя из палаты, Ли Чи остановилась и с приветливой улыбкой сказала что-то Флику. Тот вздрогнул, побледнел и пару раз кивнул, отвечая на ее расспросы. Тео хотелось спрятать голову под подушку, чтобы не слышать оглушающее громкого звука удаляющихся шагов, но и это теперь было ему не под силу.

Глава 11

Вернувшись в Бремен, Лука на четыре часа заперся в рабочем кабинете с советниками, которые при мессере Вольфганге Вагнере заведовали делами Ганзейского содружества: затянувшимся военным конфликтом на западной границе, бюджетом и налоговым режимом, миграционной политикой (точнее, расселением некоренных ганзейцев в отдаленные приграничные территории), дипломатическими отношениями с соседними странами и прочим. Получив приглашение юного мессера немедленно явиться в резиденцию, государственные мужи, занимавшие посты по пять, семь, а то и с добрый десяток лет, были порядком встревожены и озадачены. Каждый счел своим долгом прихватить объемный доклад, чтобы ознакомить юного правителя с текущим положением дел. Дожидаясь приглашения в зал для совещаний, они тихо перешептывались и многозначительно морщили лбы. А после – расходились молча, даже не пожимая рук на прощание, красные и всклокоченные, точно все это время бегали взапуски вокруг овального стола из полированного красного дерева.

Когда все разошлись, Миа крадучись пробралась в зал для совещаний. Лука сидел, уронив голову на скрещенные на столе руки.

– Ты как? – робко спросила Миа, тихо коснувшись его плеча.

Он устало улыбнулся.

– Все хорошо. Но, кажется, мне все же не обойтись без советника. Эти крючкотворцы любому задурят голову. Станешь моим хостом, Миа?

– Что ты! – в ужасе отшатнулась она. – Это должен быть образованный, умудренный человек. Искушенный в государственных делах. Как советник Юнг. Или Ли Чи.

– Да, но… Ты – настоящая. Я не знаю, как сказать… Ты – как камертон.

– Нет, – покачала головой она. – Если ты назначишь хостом неграмотную внучку садовника, это безмерно оскорбит твоих опекунов.

– Как и в случае, если я отдам этот титул лишь одному из них, так что выбор не слишком велик.

Лука помолчал.

– Но ты рассуждаешь, как прирожденный хост, который руководствуется только интересами клана, а не собственными интересами… Видимо, не остается ничего иного, кроме как смириться с тем, что я буду обязан сверять каждый свой шаг с Ли Чи и советником Юнгом до совершеннолетия. Или, точнее, пока Тео не займет законное место мессера, к которому его готовили с самого детства. Надеюсь, он не слишком рассердится: я тут немного порезвился, – он лукаво улыбнулся.

– Что? Что ты сделал?

– Узнаешь из вечерних новостей. Ручаюсь, ты будешь в восторге.

К ночи весь Бремен гудел, как растревоженный улей: горожане, от напудренных модниц до степенных старичков, которые день-деньской просиживали с чашкой эспрессо за столиком уличного кафе и глазели на прогуливающихся, обсуждали последние новости. «Война окончена» – кричали заголовки передовиц. Смысл этих двух простых слов ускользал от понимания, вызывая лишь смутную тревогу и растерянность: война на западных рубежах шла так долго, что давно стала привычным фоном мирной жизни, полной маленьких радостей и тревог. Никто не помнил, кто развязал войну, что стало яблоком раздора, как далеко продвинулись или, напротив, отступили за это время армии – сводки с названиями крошечных городков, скрупулезным перечислением сбитых вражеских беспилотников, уничтоженной техники и живой силы давно стали белым шумом в информационной повестке дня. Гораздо больше людей занимали афиша на выходные, ресторанная критика и прогноз погоды на завтра. Но сейчас, услышав, что война окончена, люди прислушивались к новой, незнакомой тишине, как если бы затяжной осенний дождь, который трое суток без перерыва монотонно стучал по кровле, оконным стеклам и листьям деревьев, в одночасье перестал. Однако в общем хоре восторженных голосов прозвучали и недовольные: для быстрого заключения перемирия пришлось пожертвовать частью захваченных территорий и отступить к укрепленным рубежам. И нашлись те, кто усмотрел в этом признак слабости и недальновидности нового правителя.

Впрочем, гораздо более сильный резонанс вызвала новость о смягчении миграционной политики. Некоренным ганзейцам, которые были принудительно включены в программу переселения, новый указ разрешал не только вернуться в крупные города, но и заявить о законном праве собственности на ранее принадлежавшие им землю, недвижимость и прочее изъятое в пользу государства имущество.

И, наконец, третья, самая диковинная и совершенно завиральная новость заключалась в том, что отныне всем жителям Ганзы, от мала до велика, не грозила нищета и голодная смерть. Неважно, трудился ли ты с утра до ночи на сломе, разгружал баржи в порту, торговал фруктами на рынке, пек хлеб, обучал детей грамоте, вел прием пациентов в клинике, рисовал портреты на заказ или пока еще только раздумывал, как проявить свои таланты и способности – счет айдибраса каждую неделю пополнялся. Деньги, конечно, невеликие, но вполне достаточные, чтобы разжиться не только горячим ужином, но и крепкими ботинками. Безусловный базовый доход – так пятничные выплаты называли в газетах – был гарантирован за счет инвестиционного поступлений от управления многомиллиардным капиталом семьи Вагнеров.

– Молодой мессер – наш парень, из народа, сам не раз засыпал с голодным брюхом, вот и решил чутка поделиться золотишком с теми, с кем судьба обошлась сурово.

– Да не больно-то он щедр! В сравнении с богатством, которое свалилось на его голову, это просто тьфу, плевочек!

– Да ты бы и пфеннинга своего не отдала бы, старая сквалыга! Живи да радуйся! Я вот вечерком подниму пенную кружку за здоровьице юного мессера.

– Как будто тебе нужен особый повод, пьянчуга!

Разговор парочки обывателей, случайно услышанный Ли Чи в то время, когда ее мобиль притормозил на развязке, пропуская встречный поток, вызвал у нее кривую усмешку. Она подняла стекло, отгородившись от шума внешнего мира, и откинулась на высокую спинку велюрового сиденья. Ее тонкие пальцы с безупречным маникюром постукивали по подлокотнику, точно разыгрывая беззвучный торжественный марш. Марш победителей. «Итак, мальчишка решил примерить царственную мантию благодетеля нации. Что ж, прекрасно. Мечтатель, который рассчитывает разом осчастливить всех и каждого в отдельности, – разве можно вообразить более жалкую и слабую фигуру? Да, сегодня в его честь звучат овации. Но посмотрим, во что это обожание обернется завтра. Никого чернь не свергает с престола с такой яростью, как вчерашних кумиров». Она легко хлопнула сложенным веером по левому плечу водителя.

– В резиденцию. И побыстрее.

Прекращение попыток захвата новых территорий на западных рубежах Ганзы автоматически означало прекращение поставок киборгов из Армии Неспящих взамен тех, что вышли из строя, а это совершенно не входило в планы клана Ли. И глава клана обрушит сокрушительную силу своего гнева именно на склоненную голову Ли Чи, единственной законной дочери. Кровное родство только утяжеляет ее вину перед семьей. Ей придется придумать ответный ход прежде, чем новости долетят до Чжунго. Прежде, чем она услышит его глухой, надтреснутый голос, от звучания которого тотчас леденеют стопы. И решение нашлось – изящное, как у знаменитой головоломки Ласло Фейеша Тота.

Ли Чи взлетела по парадной лестнице резиденции Вагнеров, однако ни в рабочем кабинете, ни в личных покоях Луки не было.

– Мессер Вагнер на прогулке в парке, – церемонно известил Матиас. – В сопровождении юной госпожи Ван. И просил не беспокоить. «Даже если на Землю упадет метеорит», – так и сказал, госпожа Ли.

Ли Чи молча развернулась и направилась в дворцовый парк. Шпильки ее изящных лаковых туфлей увязали в белой мраморной крошке дорожек, а узкое платье-футляр, сшитое в точности по ее меркам, сковывало шаг. Однако это нисколько не сказалось на ее решительном настрое обойти, если потребуется, каждый закоулок огромного парка. Впрочем, вскоре она заметила Лукаса, который о чем-то увлеченно рассказывал Мие, нелепо размахивая руками. Заметив Ли Чи, он осекся и посмурнел. Ли Чи, напротив, лучезарно улыбнулась.

– Лукас, дорогой, я, конечно, ни минуты не сомневалась, что ты способен преподнести сюрпризы, но тебе все же удалось меня по-настоящему удивить! Браво, мой мальчик!

– Ты… не сердишься?

– За что? За то, что ты вознамерился войти в историю как самый любимый в народе мессер?

– То есть… ты не собираешься меня отчитывать?