Возвращение изгоя. Драма

– Нет не помню… Я в то время на известковом был.

– Там тогда три человека убили из «придурков». Одного задушили, а двух топором… За право «держать зону» тогда боролись, да никто из них не воспользовался победой. Всех разогнали по другим зонам и этапам. Большинство из них угнали в этап на Северный Урал Об этом уж кум позаботился!

– Ну и пускай себе режутся, а мы с тобой здесь при чем?

– Да ко мне уже два раза приходили блатные. Говорят: «Ты Фриц! Тебе не положено в начальниках ходить. Сдавай пожарку русскому! Мы в войну вас победили!» – Кому сдавать?

– Блатному одному.

– А ты им что сказал?

– Я говорил, что моя должность числится за капитаном Стрельчаком из управления пожарной охраны. Что с ним нужно и решать такие вопросы. А мне, мол, это дело по фигу. Приказ будет сдать полномочия – сразу ремень с себя сниму и передам, кому скажут. Но главное, что меня сейчас беспокоит, это то, что Закревский именно ко мне шел. Что-то ему нужно было мне сообщить. Может предупредить меня хотел? О чем?

– Ну и что ты сейчас думаешь делать?

– Пока не прояснится обстановка объявим готовность номер один, как при пожаре. Сейчас всех ребят соберем в бараке и выходить пока будем только по большой нужде. Дождемся, пока грек придет – может он прояснит обстановку.

– Я могу выходить, если куда что понадобится. Я ведь у вас еще не в штате!

– Да нет! Для этого и дневальный есть. Завишиса будем посылать. Кто старого тронет?

– А грек в эти разборки не может попасть?

– Не думаю! Он человек всегда нейтральный. И специалист высокого класса, каких не найдешь! Любая кодла – любой клан без него не обойдется. Глотничать они могут, командовать сумеют, а вот во всех этих экономических и финансовых вопросах, в планировании, отчетности – никто здесь в лагере без него не разберется. Даже полковник Шевченко никакого решения без него никогда не принимает.

К вечеру дневальный принес известие о том, что Мальчевский уже сидит в БУРе – маленькой тюрьмочке, что в углу зоны.

А в лагере должно быть действительно началась попытка переворота: Топором прямо в столовой ранили еще одного нарядчика, добить не сумели – слишком много было народу. А в общежитии лагерных «придурков» состоялся настоящий бой.

И там тоже есть покалеченные. Убитых, кроме Закревского, пока не было никого.

Ночью барак усиленного режима, частично до этого пустовавший, надзиратели заполнили «под завязку».

А еще через день в три партии из лагеря по неизвестному направлению увезли человек тридцать народу. Да на этап попали все люди известные, больше из привилегированного состава – «лагерных спецов».

Отправили также несколько человек блатных, которые нигде не работали, а только числились на рабочих местах. Так называемых «Воров в законе».

Шмидт остался на месте.

А еще через пару дней к концу дня дежуривший по «объекту» Яша Юнгман сообщил:

– Прибыл этап! Как видно замена тем, кого увезли.

Мы со Шмидтом отправились поближе к вахте посмотреть на новичков – нет ли кого из знакомых.

Человек сорок стояли отдельными группами в ожидании процедуры приемопередачи живых душ и казенного имущества.

Были здесь и хорошо по лагерным меркам одетые, даже с прическами почти вольного образца, упитанные, крепкие ребята, вполне независимые по своему виду, в полушубках или телогрейках, модно простроченных в талию. Некоторые с чемоданами и даже целыми тюками носильных вещей.

Но человек десять в отдельной группе, тесно сбившихся в плотный кружок, в одежде истрепанной и заплатанной, с тощими мешками в руках, явно не элитного вида, принадлежали, по-видимому, к самой низшей категории населения лагеря – «доходяг».

– А этих, зачем привели? Своих мало?

– Это – «довесок». – Ответил Шмидт со знанием дела.

– К чему довесок? – Не понял я.

– Специалистов привезли как основной ценный капитал, а «доходяг», как «довесок» к ним. Как нагрузку в магазинах при дефицитном товаре дают. Когда начальство торгует нами, как рабами поштучно, и не сходятся в цене, то добавляют и этих в нагрузку. И торговля ими тогда идет уже десятками. Наших «придурков» отдавали – тоже, небось, с нагрузкой. И еще «обмыли» обмен конечно по русскому обычаю где-нибудь в ресторане!

– Так неужели среди пяти тысяч зеков у нас в лагере не нашли бы десять человек для работы нарядчиками? Подумаешь, какая дефицитная специальность! Зачем меняться?

– А ты думаешь это все так просто? Новых учить этому делу нужно долго! Там ведь есть свои секреты, свои тонкости. Начальники этого и не знают, и сами они в этих тонкостях не разбираются. А кто в таком случае научит новичков дипломатами быть, уметь балансировать между надзирателями, операми, блатными и приблатненными – всякими там нормировщиками, бригадирами и начальничками на производстве? Всем угождать нужно. У каждого требования свои! А сейчас, раз уж началась резня – и никто не мог знать, когда она прекратиться и кто еще был бы убит, и кто убийца, Шевченко поступил очень даже мудро: – приходит новая каста для правления, между собой они сладят и специалисты они уже готовые – во всем сами и разберутся.

Вот тогда-то, именно в этом этапе, в апреле 1950 года в составе «довеска», среди «доходяг» в наш лагерь привезли и Федора Федоровича Красовского.

Я не отметил его в толпе других, он должно быть мало чем отличался от остальных.

В комиссии по приему новичков был врач и Федора Федоровича сразу же прямо с вахты тогда направили в больницу, так, как у него была повышена температура, и он задыхался в кашле…

А меня по просьбе Шмидта «по блату» тоже поместили в санчасть для того, чтобы произвести изменение категории труда в моем личном деле.

Без такой меры, Шахтоуправление ни под каким предлогом не отпускало никого из закрепленных за ним работников.

Только мы тогда еще с ним не встретились. Мы не попали в один больничный «корпус» и валялись в соседних бараках.

Мне пролежать пришлось две недели, Федор Федорович пробыл там больше месяца.

– Иван Константинович! Помоги ты мне в штат его принять! – Обратился к греку Щмидт, когда я «с вещами», бледный и худой, пропитанный запахом карболки явился в пожарку. – Он теперь у нас и по категории труда и по внешнему виду от шахты свободен. И кажется навсегда. Я уже и от шефа своего разрешение получил, только в штате пока единиц нет. А парень он – «то, что надо!» – нам именно такой нужен. Художник он! Нужно же предупреждения там писать красиво, плакаты разные рисовать, наглядную агитацию расписывать. В пожарном деле, что самое главное – это профилактика! Нам только в штат пожарников еще бы пару единиц внести. Ты же это сможешь!

– Ты, дорогой мой Шмидт забыл еще, что кроме штатных единиц, не обойтись вам без разрешения Шевченка, да и оперслужба в стороне не окажется. Готов твой протеже на то, чтобы убедить и их? Готов он на такой героический поступок? Не спасует в последний момент?

– Да это же пустая формальность! Ну, подпишет там какую-нибудь бумагу у «кума», не убудет его от этого…

– Не убудет, говоришь? Нет, мой друг! Там, в этой конторе, мужики цепкие сидят. Кто подписал этот документ – уже их человек. С особым их к нему доверием. Они могут годами к нему никаких требований не предъявлять, а придет такой момент, что им нужно будет и такого стукача активного из тебя слепят, что сам не успеешь удивиться. Заставят! Доведут до такого состояния, что вынужден будешь стучать на родного брата. Они умеют создать обстановку. Их для этого специально и долго обучали. А что сам кандидат скажет?

– Работать готов, хоть по двенадцать часов. А в стукачи я не гожусь. Характер не тот.

– Вот видишь, дорогой мой Шмид-д-т? А ты сам уже все решил за всех.

– А я тебе, что – стукач? А Яша? Нас почему они не заставляли подписать?

– Может раньше проще это было. Проскочили как-то. Только я в этом не уверен. А может вы и сами не заметили от радости, как подписали что-нибудь? И числитесь уже у них в активе? Сейчас они работают очень четко!

– А что же теперь делать? Не отказываться же теперь, когда уже столько сделано! Уломали даже капитана Стрельчака.

– Ну и чего ты переживаешь? Пускай себе живет здесь в своем углу и портреты рисует по твоим заказам. Ты, небось, уже рекламу ему сделал? А должность ему какую-нибудь с его категорией «ЛФТ» придумаем. Главное, что от шахты он пока избавился. Пусть будет пока помощником у Завишиса и дворником еще. Или может по дворянскому званию не положено тебе быть дворником? – И вдруг развернулся всем телом ко мне. – А у тебя вообще, кроме конечно зольщика, специальность какая-нибудь в запасе есть?

Я почесал за ухом в нерешительности.