Черноголовка

Интересно, вдруг неожиданно подумал я, а ведь этот город, этот странный и чудный наукоград тоже может быть котом. И вся Россия может быть котом, если постараться.

Почистить озеро, поесть и поспать.

Отремонтировать вышку, а затем пойти умываться или лежать греться на солнышке.

Быстренько достроить спорткомплекс и отметить это событие кружечкой свежего молока.

Построить дороги, парковки.

Наладить безупречную работу уличного освещения.

Слегка разобраться в сложившейся ситуации в образовательной сфере.

Восстановить работу кинотеатра.

Придумать досуг для молодежи, возвести современные парки.

А потом лежать, лежать, лежать, гордясь творением рук, то есть лап своих. Лежать и мурлыкать.

Почему люди не коты? Почему они такие сложные? Почему мы все зарываемся в вечных оправданиях, отходя от нужного?

Потому что в современном мире все усложнилось. Или кто-то специально все усложнил.

И нам нужны изменения, они для нас как глоток свежего воздуха. Город постепенно умрет без них, исчезнет из российской действительности, как ненужный элемент истории.

Я медленно напечатал заголовок. Жирными крупными буквами.

«Мэр-кот».

Да, пусть нами будет управлять не человек, а кот. Независимый, добрый и преображающий окружающую действительность в лучшую сторону. Нам нужны упрощения. Очень нужны.

Ведь сложностей в жизни нам и так хватает, правда?

* * *

В этом кафе сегодня было немноголюдно.

И все же мне не нравится Ногинск.

Грязный, негостеприимный городок с грубыми улочками, грубыми людьми. И с тем самым военкоматом в придачу, куда нам, черноголовцам, приходится идти, если у мужчины появляется странное желание отдать долг Родине.

Долг Родине… как будто Родина – это мерзкий щупленький коллектор, вороватым взглядом осматривающих своих потенциальных жертв, будущих должников. Ведь все мы в чем-то провинились, все мы что-то кому-то должны – пусть пока об этом и не знаем.

Да, у меня сегодня было крайне плохое настроение. И этот паршивый городок не прибавлял мне желанного оптимизма.

Ведь грязь с улиц надо убирать.

Ведь дороги нужно ремонтировать, а не заставлять людей выбегать на проезжую часть (да, в этом городе все было настолько плохо с дорогами, что иногда их попросту не было).

И срочную армию давно пора было убирать – абсолютно бесполезное формирование, сосущее баснословные деньги из бюджета под моральным благовидным предлогом трансформации юношей в мужчин.

А всем давно уже известно, что мужчина становится мужчиной, лишь когда женщина или государство признают его таковым. А это радостное событие происходит только в случаях позорной низменной покорности. И этому прекрасно обучают в армии – поклоняться авторитетам без лишних мыслей. Сначала государству, а затем уже и своей женщине.

Замкнутый круг рабства с вековой историей.

– Ты могла об этом сказать, – мрачно пробурчал я, похоже, уже в сотый раз.

– И что бы это изменило? – холодно спросила она.

– Все. Все! Понимаешь, все бы, блин, изменило! – резкие истеричные нотки в моем голосе выдавали крайнюю обеспокоенность обсуждаемым вопросом.

– Я просто хотела добиться своего, – отстраненно произнесла она. – А ты можешь на меня кричать, сколько хочешь.

– И буду кричать! Буду! – я нервно начал оглядываться по сторонам, опасаясь потревожить кого-то своим паршивым настроением.

Но вокруг нас было пусто – как в пустыне. И выжженная многодневными переживаниями пустыня раскинулась и в моей печальной душе. Даже на кончике языка я чувствовал неприятный фантомный привкус песка, а раскрасневшаяся шея постоянно чесалась. Мне надо было успокоиться, но я не мог понять, как это сделать. Оставалось лишь истерить, кричать и выплескивать скопившееся отчаяние наружу.

– Зачем ты меня обманула? – в который раз спросил я. – В этом нет вообще никакого смысла! Никакого!

– Потому что я хотела побыть с тобой. Хоть какое-то время. Пусть и с помощью обмана, – равнодушным голосом произнесла она.

– И чего? – я начал невольно задыхаться от возмущения. – Чего? На кой черт, я хочу спросить? Ты думаешь, что это может служить оправданием?

– Нет, – она слегка покачала головой. – Не может. Я и не хочу быть оправданной. Я делаю то, что делаю, потому что считаю, что так нужно.

– Да ну? – я с силой быстро ударил обеими ладонями по столу. – Нужно, говоришь? Знаешь, мне иногда… хочется тебя попросту избить. Так, чтобы ты не могла встать целый день напролет.

– Ну так сделай это, – она аккуратно промокнула губы салфеткой, пряча от меня глаза.

Я тяжело вздохнул. Истерика начала постепенно сходить на нет, заменяясь рациональным эскапическим рассуждением. Это когда типа здраво размышляешь обо всем на свете, обсасываешь ситуацию со всех сторон, лишь бы заглушить ту самую простую тупую боль в душе.

– Хорошо, – я в примиряющем жесте поднял руки. – Хорошо. Я просто… я просто хотел понять.

– А ты не поймешь. Тебе не нужно этого понимать, у тебя другая жизнь, – она посмотрела мне прямо в глаза с плохо скрытой укоризной.

– То есть ты признаешь, что ты меня попросту использовала? То, что сознательно скрыла свое замужество, обманула, сказала, что у тебя никого нет? – я стойко встретил ее взгляд.

Она еле слышно грустно вздохнула.

– Теперь я не понимаю, почему тебя это волнует. Я тебя в свои проблемы не вовлекала.

– О, действительно, как великодушно с твоей стороны! – сарказм в моем голосе превысил все допустимые пределы. – А то, что я участвовал в измене твоему супругу… нет, это совершенно не важно!

– А это важно? – непонимающе переспросила она. – Он никогда о тебе не узнает. Чего ты боишься?

– Я-то ничего не боюсь. Но я ночами не спал, думая о том, какую медвежью услугу оказал человеку, которого знать не знаю! Ты об этом думала вообще?

Она пожала плечами.