За Рифейскими горами

Захар присел на кукорки[45 - Сиб. на кукорки- на корточки, на четвереньки] и приложился ухом к оголенному от коры, потемневшему от времени стволу осину. Тихо. Что за чертовщина? Она же, белка, не выскакивала. Я же точно видел. Крякнув от досады, Захар закатал рукав рубахи выше локтя и засунул руку в дупло. Почему он это сделал, он и сам не знал. Белку он конечно же таким способом достать бы не смог, если только спугнуть. Под его рукой оказался какой-то продолговатый предмет. Это был явно не сучок, оставшийся в сгнившем изнутри стволе дерева. Нет. Это было явно что-то другое. Захар, забыв о белке, о том, что если она действительно сидит там, и может цапнуть его за палец, тянулся изо всех сил, пытаясь ухватить кончиками пальцев эту загадочную штуковину. С четвертого или пятого раза, ему наконец удалось ухватится покрепче, и вызволить из заточения заинтересовавший его предмет. Каково же было его удивление, когда он увидел в своих руках старый охотничий нож. Его деревянная рукоятка, за которую и вытянул его Захар, была поточена древесными червями, лезвие же, длиной примерно в три вершка[46 - 1 вершок составляет 0,04445 метра = 44,45 миллиметра], находилось в относительном порядке. Захар присвистнул от удивления, донельзя обрадованный неожиданной находке. Все еще не зная, что же на самом деле попало ему в руки, он трогал пальцами изогнутое легкой дугой, покрытое пятнышками ржавчины, лезвие найденного им ножа. Осмотрев форму лезвия, Захар пришел к мнению, что нож похоже служил для свежевания дичи. О том, что этот нож принадлежал камасинцам, он еще не догадывался. Источенная червями деревянная ручка крошилась под его пальцами. Все еще недоумевая, как же мог попасть охотничий нож в чрево осины, Захар перевел взгляд на кедр. В этот самый момент его озарило. Да ведь сюда же никто не ходил, после того страшного открытия, когда его, маленького мальчика, нашли здесь среди умерших камасинцев! Неужели!? Не может быть?

Это место действительно не посещалось местными охотниками. Они до сих пор обходили его стороной и не могли оставить здесь ножа. Уже другими глазами посмотрел Захар на сделанную им нечаянную находку. Ах да белка! Вот молодчага! Эта она привела меня сюда!

В этот самый момент «рыжая молодчага», не утерпев «осинового заключения», выскочила из укрытия, и в несколько прыжков исчезла, растворившись в чаще леса. Захар оторопев от неожиданности, вдруг рассмеялся и начать танцевать с удивительным ножом. Он кружился в какой-то дикой пляске, издавая нечленораздельные звуки. Со стороны можно было подумать, что камасинцы вновь вернулись сюда и неистовый шаман освящает их лагерь.

Здесь мы приоткроем немного завесу тайны, витающую над загадочной находкой Захара Ашпурова. Этот нож действительно принадлежал одному из камасинцев рода Ниги. Незадолго до своей смерти, в горячечном приступе болезни, он засунул его в дупло осины. Там и лежал камасинский нож, терпеливо ожидая сорок два года, пока его вызволит последний оставшийся в живых из рода Ниги, рода Орла – Захар Ашпуров.

Всю дорогу домой Захар бережно нес нож в руках, не решаясь положить в заплечный мешок.

Этот нож станет для Захара самым дорогим предметом, из всего того немногого, чем он обладал в земной жизни. Как зеницу ока будет беречь и лелеять его Захар, чтобы потом передать по наследству, последнему камасинцу из рода Ниги, рода Орла. Но до этого еще много воды утечет вниз по речке Коместайке.

Камасинский охотничий нож был скорее всего изделием енисейских кыргызов. Они были с издавна знакомы с рудным и кузнечным делом. Еще в старых хрониках за 841 год, китайские послы во время их путешествия в Кыргызский каганат, писали следующее: «кыргызы плавят железо, называемое цзяша (??) из которого изготовляют крайне острое оружие». Кроме того, в более поздних источниках, упоминалось о металлических изделиях (оружии) изготовляемых кыргызами в Саянах и на Алтае «из железа падающего с неба». Были ли это на самом деле изделия, выкованные из обломком метеоритов, или же они были изготовлены из железа, добытого в так называемых «чудских копях», по стечении столь длительного времени ответить затруднительно. Но во всяком случае, после прихода русских в Сибирь, переселенцы часто упоминали в воспоминаниях «чудские копи», т. е. рудные шахты.

Камасинцы же, как и другие малые народы Сибири, скорее всего были не в состоянии изготовить (выковать) ножи и другие металлические изделия. Хотя в словесном лексиконе камасинцев присутствуют слова, как например «пюрцэн»[47 - Castren M.A. W?rterverzeichnisse aus den samojedischen Sprachen. Sankt-Petersburg, 1855. Kamassinisches W?rterverzeichnis, С.191.] – кузнечные меха, «билё»[48 - Там же] – точило, могущие говорить о том, что они все же имели некоторые навыки кузнечного ремесла. Но опять же словами «бажэ» или «база[49 - Там же]» камасинцы обозначали железо и любой другой металл, не делая при этом никакого различия, и это отчасти говорит о том, что они не обладали знаниями, необходимыми для рудного дела. И кроме того, если учесть, что камасинцы являлись малым народом, их численность не превышала нескольких тысяч человек, и постоянно сокращаясь, упала в XVII веке до 500 человек, ведущих к тому же кочевой образ жизни, то такие ремесла, как кузнечное дело, были бы просто невозможны.

Этот нож был наверняка выменян удачливым охотником-камасинцем у кузнеца-кыргыза в обмен на соболиные шкурки или мясо лося. Ножи и другие металлические изделия ценились всеми самодийскими народами. Описывается один достоверный случай, когда русский купец, пришедший с казаками-первопроходцами в Сибирь, вел меновую торговлю с «чудью» и «карагасами» следующим способом. Сколько соболиных шкурок влезет в медный котел, такова и цена.

Может поэтому и затолкнул умирающий камасинец нож в дупло дерева, надеясь попользоваться им, в случае исцеления в земной, или же, грядущей загробной жизни.

Так или иначе, камасинский нож нашел в тот осенний день нового хозяина. Придя домой Захар отчистил найденное им сокровище от пятнышек ржавчины и отложил до поры до времени в сторону. Ножу требовалась новая рукоятка, а это вопрос времени, которого осенью не было.

Зимой Захар смастерил новую рукоятку из крученого ствола березы. Нож был на удивление острым, хорошо держащим заточку, или как говорили сибиряки «жало». Много лет сопровождал камасинский нож Захара в его странствиях по тайге. Ни одного марала и лося, ободрал он этим ножом. Слегка изогнутое лезвие, было в самый раз при свежевании туш добытых зверей. Даже одну шкуру с мишки, разумеется не живого, снял Захар камасинским ножом.

Но последние годы не ходил Захар в тайгу. Стар стал, немощен. Посмотрит на нож, вспомнит былые годы, закряхтит.

– И куда вся сила подевалась? Словно пень трухлявый стал.

В тот самый день, когда Матюша мастерил с дедом свой первый туесок и потом играл в лапту с друзьями, вздремнувший с часок Захар, решил заняться тем, что он давно уже собирался сделать. Новые ножны для камасинского ножа. Старые развались, того и гляди, пойдешь в лес, да потеряешь. Совсем то дома, на печи, дед Захар не сидел. Так недалеко от деревни ходил погулять, размять старые кости, поискать целебные травки, наломать метелку, да мало ли что. В деревне всегда забот полон рот. Нож же, он всегда брал с собой.

Выйдя на крылечко Захар потянулся, зевнул, прикрыв ладошкой рот, и неторопливой, по-старчески шаркающей походкой, пошел к себе в заветный уголок. К сараю возле бани, где на верстаке лежал столярный и прочий инструмент. Поковыряв в штабеле досок, нашел, то, что нужно. Колотая дощечка из ствола корявой березы.

– В самый раз, – произнес довольно старый камасинец.

Березки с крученным стволом, самый подходящий материал для изготовления хоть ручки ножа, хоть ножен или других предметов. Такое дерево очень крепко и плохо поддается обработке, но зато и служит долго хозяину. Не зря же деревенские курильщики изготовляли себе трубки из корневища или ствола крученой березы.

Захар выколол из выбранной им березовой дощечки две примерно одинаковые плашки и острогав их потоньше, положил на верстак. Достав нож, положил сначала на одну, пометив угольком контуры ножа, затем на другую. Зажав в деревянные тиски, выдолбил стамеской углубление, куда позже должно было лечь лезвие. Положив нож, примерил. В одной плашке выемка была еще недостаточна глубока. То не беда. Отложив стамеску в сторону, достал напильник по дереву. Мелкие опилки посыпались с верстака на земляной пол. Так, еще раз померить. Все. Теперь подходит. Можно переходить к следующей части.

Некоторое время спустя и вторая половинка будущих ножен приобрела желаемую форму. Столярная часть была закончена, пора было, перейдя к кожевенному делу, побыть скорняком.

Кряхтя Захар разогнул занемевшею спину и пошел в сени. Через несколько минут вернулся обратно, неся кусок мягко выделанной шкурки. Положив на верстак провел рукой по густому подшерстку, произнеся короткое.

– Ча[50 - Камас. ча'– речная выдра].

Плотные, темно-каштановые волосы приятно защекотали загрубевшие мозоли на ладони белоголового старика.

Улыбка пробежала по его лицу. Старый охотник вспомнил о давно минувших днях чудесной молодости.

– О, как же было тогда все прекрасно! Охотничий сезон, начинавшийся поздней осенью, милое сердцу становище в тайге, тропить соболя, пока глубокий снег не заставит вернуться в деревню. А там уже дружки дожидаются! Вечерки с девчатами!

Ушедший в себя Захар присел на заскрипевшую табуретку. Положив руки на колени, он сидел умиротворенно вздыхая, витая в мыслях в том, таком чудесном прошедшем времени. Неожиданно его хорошее настроение сменилось старческим брюзжанием.

– А теперь что? Поясница разламывается, спасу нет! Силенка ушла! Не зря люди говорят, не зря – два века не изживешь, две молодости не перейдешь. Ох уплыли мои годы, как вешние воды.

Да ладно дед Захар! Что толку жаловаться-то. Есть у тебя еще порох в пороховницах! Давай, мало-помалу дальше, вон тебя ножны уже ждут дожидаются.

Словно услышав, Захар погладил ладонью мех выдры, положил шкурку на верстак мездрой вверх и отрезал ножом две полоски в три пальца шириной. Положив отрезанные полоски в приготовленные им половинки ножен мехом наружу, сложил деревяшки с вложенными в них полосками вместе и обрезал выступающий за край мех выдры. Оглядев сработанное изделие придирчивым взглядом, отложил в сторону. Закряхтев встал с насиженного места, шаркая ногами подошел к полке в углу сараюшки и достал оттуда кусок выделанной лосиной кожи. Пощупал ее пальцами, проверяя, мягка ли она, хорошо ли выделана? Желтая кожа нежно защекотала скрюченные пальцы старика. Улыбка расцветила его лицо. Довольный добротной кожей, моя работа, Захар обернул ножны лосиной кожей, и отрезав подходящий кусок, взялся за шитье. Сшитый чулком чехол, вывернул на правую сторону и натянул на полуготовые ножны – две деревянные половинки с зажатыми между ними полосками меха выдры.

Наконец пробил час старого камасинского ножа, вселиться в новый дом.

Справляя новоселье, нож плавно скользнул по шелковистому меху выдры внутрь ножен. Пошевелил за рукоятку, Захар убедился, крепко ли нож сидит в ножнах. Радостный вздох облегчения раздался из его груди. Ножны удались на славу.

Теперь небольшое пояснение. Что же делает мех выдры внутри ножен?

В старые времена людям был еще неизвестен секрет производства нержавеющей стали, поэтому изделия из железа становились легкой добычей ржавчины. Ножи тоже не являлись исключением. Если учесть тот факт, что металлические изделия в ту далекую пору были очень дороги, то будет понятно, почему их владельцы искали способы защиты и сохранения долговечности их любимцев.

Лезвия ножей смазывали маслом или жиром, и когда нож опускался в ножны, на мехе внутри ножен оставался тонкий слой масла (жира), который служил надежной защитой от ржавчины. Каждый раз, когда нож скользил из ножен, или в ножны, его лезвие покрывалось микроскопически тонким защитным слоем.

Камасинцы использовали для смазывания их ножей медвежий жир, или же это происходило при свежевании туш добытых зверей, или же, еще чаще, при трапезе. Нож являлся для камасинцев важнейшим, многофункциональным столовым прибором. Как и другие малые народы Сибири, камасинцы применяли во время еды особую технику пользования ножом. Мясо варилось крупными кусками. Проголодавшийся кочевник брал мясо в руку, впивался зубами в лакомый кусочек, оттягивая его рукой от лица. Затем следовало молниеносное движение ножа и отсеченный кусочек мяса исчезал во рту. Вся эта процедура приема пищи происходила в очень быстром темпе. Зубами хвать, ножом вжик, проглотил, и тут-же опять зубами хвать, и так далее. Те европейцы, кому посчастливилось видеть такое действо, были потрясены необычайной ловкостью сибирских аборигенов, но никто из них не рискнул повторить этот «танец с саблями». Носов своих длинных жалко стало.

Мех внутри ножен имел еще одну, очень важную функцию. Он предотвращал самопроизвольное выпадение ножа из ножен. При передвижении по пересеченной местности, лазанью в таежных буреломах, слабо сидящий в ножнах нож, мог бы выпасть, и наверняка потеряться, что являлось в то далекое время для охотника настоящей трагедией. Без ножа пришлось бы ему в тайге очень туго.

Кстати, ножны для мечей европейских рыцарей в пору средневековья были тоже выложены внутри мехом. Теперь мы знаем почему. Чтобы не ржавели. Ну а при еде рыцари пользовались все же вилками. Но обглоданные кости вокруг себя бросали и они[51 - Средневековые рыцари не отличались за столом хорошими манерами, и бросать вокруг себя кости, было далеко еще не самое худшее. В Германии до сих пор существуют рестораны, где практикуются (некоторые) традиции поры средневековья, так называемые «Ritteressen» – обеды рыцарей.].

Захар был найден в тайге маленьким ребенком, совсем не умевшим говорить по-русски. Живя в семье приемного отца Ильи Курохтина, которого он кстати до конца дней своих называл тятей, он казалось совсем забыл родной камасинский язык. Все друзья его детства, да и вообще все окружающие его люди, говорили только по-русски. Будучи ребенком, тогда еще Захарка, и не задумывался о своем происхождении, до того памятного дня, когда Илья привел его, тогда еще молодого парня, к могиле настоящих родителей.

С того самого дня в душе Захара начала исподволь незримую работу настойчиво зовущее к себе камасинское прошлое. Этот зов предков не мог поначалу перебороть его настоящую жизнь, со всеми ее каждодневными крестьянскими хлопотами и заботами. Лишь когда Захар стал дедом, и мог хоть иногда вздохнуть полной грудью, остаться наедине с обуревавшими его мыслями, к нему вернулись воспоминания из его детства. Поначалу во сне, затем и наяву. Он смог вспомнить когда-то услышанные им камасинские сказки, рассказанные в стойбище им, детям, старой шаманкой Коместай, которая так хорошо играла на хобысе.

Сам с собой, пытался Захар говорить на родном камасинском языке. Но все же пройденные годы вырвали из цепкой детской памяти многие слова, только некоторые из них, смог вспомнить старый камасинец Захар Ашпуров.

Дети относились к таким затеям отца, как с старческим причудам. Что это он опять там бормочет, совсем что ли с ума выжил? Они считали себя русскими и не интересовались своим прошлым. На что оно мне? Вон картошка подошла, копать надо.

Но один благодарный слушатель у Захара все же был. Матюша. Как губка воду, впитывал он рассказы дедушки. Много старых легенд рассказал Захар своему внуку. Вот и сейчас прибежал Матюша, набегавшись[52 - В Сибири выражение «пойти побегать» означает «пойти погулять, или поиграть».] вволю на улице, забрался к дедушке на колени, обвил ручонками шею, шепчет в ухо.

– Деда, расскажи мне снова сказку про рыбака и водяного духа?

– Хорошо Матюша. Но для начала я сделаю тебе небольшое испытание. Намедни я тебе загадки про калмажей[53 - Калмажи – самоназвание камасинцев,] загадывал. Помнишь?

– Как не помню дедушка, конечно помню, – крутясь непоседой, застрекотал Матюша.

– Ну так вот, если все отгадаешь, расскажу тебе я снова ту сказку. Лады?

Матюша закивал головой в знак согласия, и весь напрягшись, приготовился слушать дедушку.

Захар погладил внука по голове и начал «экзамен камасинских загадок». Проводил он его не в первый раз, восхищаясь всегда цепкой детской памяти Матюши.

– Что такое, один кувшин о семи дырках?

– Голова, дедушка, голова, – закричал радостно Матюша. Такую простую загадку, и не знать.