На наших глазах

– Алёна!.. – начинает парень, приподнимаясь, но я отстраняюсь.

– Да или нет?!

– Нет, нет, нет, тысячу раз нет! – он берет моё лицо в ладони и крепко сжимает. – Ни за что на свете!

Силы, удерживавшие меня весь день, растворяются где-то в горле, и я утыкаюсь ему в грудь, не сдерживая рыдания. Он только гладит меня по голове, шепчет что-то невпопад и прижимает сильнее. Когда я немного успокаиваюсь, то помогаю ему стянуть свитер и испуганно ахаю, заметив несколько кровоподтёков. Рома морщится и пытается отшутиться, что день был неважный, но я, не слушая его, достаю аптечку и обрабатываю синяки. Несколько из них выглядят особенно плохо. Их я заклеиваю пластырем и умоляю парня не слишком активно двигаться, чтобы он не отклеился. Рома соглашается, только если я не выгоню его на диван и лягу сама. Я тоже соглашаюсь. Когда я опускаюсь на подушку, он притягивает меня к себе, целует в щёку, уголок губ и нос, и я смеюсь от щекотки. Мы засыпаем в обнимку, и я думаю только о том, что никогда его не отпущу.

10

Как вы думаете, что самое лучшее в утре? Знать, что кто-то ждёт, когда вы проснётесь.

Я поняла это за несколько секунд до того, как открыла глаза. Рома лежал рядом, улыбался и жмурился как кот. Я тоже улыбнулась ему, с трудом вспоминая вчерашний день, разговоры с Сашей и Ромины синяки.

– Ты такая красивая, – вдруг тихо сказал Рома, и я, кажется, мгновенно покраснела. Он рассмеялся, глядя на мою смущённую физиономию. – Я люблю смотреть на тебя, когда ты без маски.

– Так вот почему ты не следишь за дорогой, – ворчливо произношу я, садясь на кровати. Парень тянет меня за рукав.

– Полежим ещё немножко? Ты рано проснулась.

Я посмотрела на часы. Семь утра.

– Николь! Вот ведь!..

Рома снова смеялся. Я легла обратно, лицом к нему, положив руки под щёку. Парень легко обнял меня за талию, притянув ещё ближе.

– Мы не виделись почти два дня, – очень серьёзно произнёс он. – Рассказывай.

Я моргнула пару раз, пытаясь собраться с мыслями и сообразить, о чём он меня спрашивает. А потом рассказала об Артёме, наших разговорах и о том, как я встретила Генриха во дворе его дома. О ночёвке Николь и о её словах, о том, что поняла, что и мне не хватало нашей дружбы, о встрече с Пашей и его отцом, о самом Паше и об их неприязни ко мне, о том, как не могла найти себе места вечером и слонялась по квартире, о разговоре с Сашей… Когда я пересказала слова брата, Рома опустил глаза.

– Наверное, Саша прав, – тихо сказал он. – Я поступил ужасно… Ты и вправду заслуживаешь лучшего.

Я поднимаю его за подбородок, вынуждая посмотреть мне в глаза.

– Если лучшее – не ты, то мне оно не нужно.

Парень как-то прерывисто выдыхает и притягивает меня к себе, обнимая. Я бормочу куда-то в ключицу.

– Саша просто ревнует. На самом деле ему всё равно.

Рома задумчиво гладит меня по голове.

– Если он ревнует, ему не всё равно.

– Он мой брат.

– Да. Конечно.

Мы лежим обнявшись, и я сцепляю руки в замок у него за спиной. Кажется, я проваливаюсь в сон, потому что через некоторое время звонит будильник. Вставать не хочется, но Рома как-то сразу подбирается, мягко выбирается из моих рук и, улыбаясь чему-то, начинает одеваться. Я быстро осматриваю его синяки, провожу по ним пальцами. Парень вдруг сгибается пополам.

– Ай! Щекотно!

– Ты что, щекотки боишься?! – удивлённо спрашиваю я и, не дожидаясь ответа, перехожу в наступление. Мы падаем обратно на кровать. Рома хохочет и отбивается, но я не отстаю. Увлёкшись, я не замечаю, что дверь в комнату открыта, и на пороге стоит Саша. Когда я оборачиваюсь, у него на лице абсолютно нечитаемое выражение. И мне становится не по себе.

– Доброе утро, – звучит как обвинение. Брат разворачивается, аккуратно прикрывает за собой дверь и уходит. А я понимаю, что вот-вот упущу момент, когда всё ещё можно исправить, объяснить, вернуть. Я вскакиваю и бегу за ним, буквально плечом открывая дверь в его комнату, врываясь, не давая опомниться.

– Сашка!

На моём лице недоумение, страх, обида. Я держу себя, чтобы маска не скользнула обратно, и потому ощущаю неловкость. Как будто борюсь сама с собой. Но сейчас нам обоим нужна искренность.

Брат смотрит на меня удивлённо, но нечитаемое выражение никуда не исчезает. Я упрямо не называю его болью, ревностью, тоской. Я не хочу строить догадки, я хочу понять.

– Саша…

Он сидит на своей, как всегда, идеально застеленной кровати. Я опускаюсь на колени перед ним.

– Что ты… Садись, – неуверенно говорит он, отворачиваясь, но я не двигаюсь.

– Поговори со мной, – прошу его.

– О чём?

– О чём угодно! Только не молчи, прошу тебя!

Саша смотрит мне в глаза, тяжело вздыхает.

– Вы с Романом… Вы… – ему трудно говорить. Он останавливается, снова смотрит на меня. – Ладно, не важно. Забудь. Собирайтесь, а то опоздаете.

Я должна переспросить. Я должна выяснить всё раз и навсегда. Но я не останавливаю брата, когда он поднимается на ноги и идёт к дверям. Я не двигаюсь с места, обнимая колени. Я просто тихо надеваю маску и пытаюсь ни о чём не думать. Момент упущен, кажется, навсегда.

В коридор я выхожу уже совсем весёлая. Улыбаюсь маме, обнимаю её, помогаю приготовить завтрак, весело парирую обвинения в том, что я веду себя странно, "похищая" Романа Антоновича и запирая дверь на ключ… На этом месте сердце пропускает удар. Если я закрыла дверь на ключ, почему утром она оказалась открытой?.. Но додумать свою мысль до конца мне не даёт Рома, который подгоняет меня изо всех сил. Мы вылетаем из дома, бежим к машине на перегонки, и я проигрываю, останавливаясь на полпути.

– Я сумку забыла!.. – Рома хохочет, а я обиженно поджимаю губы, но тоже не выдерживаю и смеюсь. Возвращаюсь к подъезду и сталкиваюсь с Сашей. У него в руках моя сумка.

– Спасибо большое! – я обнимаю брата и осторожно заглядываю ему в глаза. Он улыбается, треплет меня по голове.

– Пожалуйста, Маша-растеряша.

Мы смеёмся, прощаемся, как ни в чём не бывало. Я сажусь рядом с Ромой и закрываю глаза. Как мне не хочется думать об этом…

– Эй, как ты?

Рома снова пристально смотрит на меня. Я улыбаюсь.

– Ты больше не исчезнешь?

Парень слегка хмурится.

– Не знаю, Алён. Но я постараюсь.