Децимация

– Новую ленту заряжай!

Он видел, как некоторые матросы, забросив за спину винтовки, вытянули бебуты и кортики и, увертываясь от широких немецких штыков, старались заколоть врага. И это им удавалось, но немцев было больше, и к ним прибывали новые силы. В штыковом бою немцы не уступали славянам. Число матросов и красногвардейцев убывало на глазах и, дрогнув, они стали пятиться к своим позициям, а потом побежали назад. Разъяренные немцы мчались за ними, закалывая на ходу отставших и раненых.

Сергей прицелился и, когда до передних позиций матросам оставалось метров двадцать, нажал гашетку и длинной очередью прошелся по средней линии наступавших немцев, переводя огонь ближе к своим, но так, чтобы не задеть красногвардейцев. Он видел, как под его огнем падают немцы, видел, как его пули прорывают тела убитых матросов, лежащих на площади, но ничего не мог поделать с тем, чтобы не попадать по телам своих. Немцы, идя в атаку, забыли о пулемете, и теперь поворачивали назад, стараясь выйти из-под обстрела. Но Сергей с какой-то злостью перевел огонь на задние шеренги наступающих и стрелял почти беспрерывно. Он видел, как опомнившиеся матросы расправлялись с немцами, забежавшими вперед. Лента закончилась, и стрельба оборвалась. Сергей посмотрел на обороняющихся. Они подтаскивали трупы убитых товарищей и залегали в своих убогих укрытиях. Он посмотрел вдоль улицы. Она была усеяна трупами, брусчатка из красного гранита была желто-серой от шинелей убитых немцев. Но среди серого цвета густыми пятнами темнели матросские бушлаты и рабочие куртки.

– Берем пулемет и уходим отсюда! – приказал Сергей второму номеру, и они стали спускаться по лестнице вниз.

Все Сергей сделал вовремя потому, что в дом, где он находился, врезался снаряд, от которого содрогнулась земля. Немцы по-новой, яростно стали обстреливать снарядами позиции красных. Сергей со вторым номером перешли в подвал соседнего дома. Вскоре сюда же пришли матросы во главе с Фисенко. Он был ранен – немецкий штык пропорол бушлат и прорезал левое предплечье. Кровь скатывалась по внутренней стороне бушлата и капала вниз. Морщась от боли, он снял бушлат и увидел перед собой врача, под полупальто которого был надет белый халат.

– Кто ты? – вместо того, чтобы подчиниться доктору, спросил Фисенко.

– Я врач. Давайте посмотрю ваше плечо.

Фисенко отклонился, чтобы врач лучше рассмотрел рану, и все же спросил:

– А как доктор вас звать? – теперь он обращался к нему на «вы».

– Зовите просто – доктор Файвель. Вы, командир, распорядитесь, чтобы все раненые были готовы к оказанию медицинской помощи.

– Слышали? – громко обратился Сергей к матросам. – Кто раненый – к доктору!

Сергей подошел к Фисенко.

– А ты, Серега, молодец. Когда меня немец ковырнул штыком, то я ему в этот же момент загнал бебут в живот. Будет меня добрыми словами вспоминать на том свете. Быстро, без мук отошел туда. А потом посмотрел и думаю: «Каюк нам». Но ты их стал ложить по-мастерски, – как говорил наш боцман. Ты просто-напросто спас нас! Сейчас после обстрела пойдем на боевые места.

Он сморщился. Доктор Файвель промывал йодом его рану и накладывал повязку.

– Терпите, господин матрос, терпите, – успокаивал его Файвель.

– Не надо вам идти на позиции, – сказал Сергей. – Сегодня немцы сюда не сунутся. Будут подсчитывать потери да думать, с какого другого места напасть. Так сегодня уходите?

– Да. Ты ж слышал, как стемнеет.

– Тогда можете уходить сейчас, – произнес Сергей. – Поматросили на берегу – и снова подальше в море.

Файвель сделал перевязку Фисенко и пошел к другому.

– Не язви! – ответил Фисенко. – Меня самого тошнит от мысли, что отдаем Херсон. Но зато мы их не пустим в Крым и создадим там советскую республику.

– Ладно. Но пулемет я тебе не отдам. Он мне еще завтра пригодится.

– Добро, – легко согласился Фисенко. – Скажу, что он разбит снарядом, и расскажу, как ты спас нас в этом бою. Всем расскажу.

Сергей отошел к пулемету. Второй номер уже успел его немного почистить и заряжал ленту патронами. Сергей сел возле него.

– Уходишь со всеми?

– Да. Приказ.

– Счастливо. Только поможешь мне его попозже вынести наружу.

– Угу.

Обстрел прекратился. Доктор Файвель осмотрел раненых и распорядился некоторых отправить на корабль. Часть матросов ушла с ранеными. Все вышли во двор. Темнело. Легкий ветерок разогнал тучи, и в сгущавшихся сумерках мерцали по-осторожному весенние звезды. Сергей отвел от них взгляд, чтобы не раствориться в космической глубине. В темноте возникли фигуры вновь подошедших красногвардейцев. Это были коренные херсонцы, рабочие верфей и заводов, им уходить было некуда. Оставалось только дать последний бой неприятелю. Вместе с ними пришли Бард и Эльвира, которых Сергей не видел со дня их первой встречи. Как всегда они были рады встрече с Сергеем. Вместо расспросов о жизни, что всегда случалось при встрече, Сергей спросил:

– С пулеметом умеешь обращаться?

– Нет, – почему-то виновато ответил Бард.

– Ничего, я покажу. Будешь мне помогать. Где командир? Нужны патроны.

Командир, по-видимому, из рабочих, сначала спросил:

– Это ты здесь улицу немцев накосил?

– Да.

– Тогда дам патронов, но немного. Бойцам не хватает.

Сергей попросил, чтобы Барда и Эльвиру он оставил с ним. Командир согласился. Вскоре подошел Фисенко. Он окликнул Сергея:

– Мы уходим. Ты все-таки остаешься?

– Да.

– Нам будет не хватать хорошего пулеметчика, – Фисенко дернулся перевязанным плечом и сморщился от боли.

– Ничего, обойдетесь. Другого найдете.

– Насчет пулемета – договорились. Я Мокроусову скажу, что он разбит снарядом.

Они замолчали, и Фисенко, чувствуя неловкость от такого расставания, тоскливо произнес:

– Ну, тогда прощай… или до свидания. Не знаю, как и сказать. Мы пойдем защищать Крым, и туда уже немца не пустим. Ну, а ты защищай свою Донецко-Криворожскую республику. А потом мы республиками объединимся – и создадим единую Новороссийскую рабоче-крестьянскую республику, без националистов. Там люди будут просто равны, без национальности, – он вздохнул. – Но это будет после войны. Но будет. Ты прости нас, что уходим. Прости… нам пора.

Он хотел правой рукой обнять Сергея, но тот протянул ему руку для прощания, и Фисенко крепко пожал ее. Потом, повернувшись, пошел, а с ним – еще остававшиеся здесь матросы. Сергей повернулся в Барду и Эльвире:

– Пойдем в соседний дом и там заночуем, а утром оборудуем позицию.

Это было какое-то административное здание, и они заняли одну из комнат. Было темно, лампы и фонаря у них не было, и они поели в темноте. Потом Сергей предложил супругам спать на диване, а сам решил перейти в другую комнату. Но Эльвира запротестовала:

– Оставайся здесь и сам спи на диване. По тебе видно, что ты чертовски устал. А мы, по привычке, переспим на стульях.

Сергей не возражал, он действительно устал, и даже не по-чертовски, а дьявольски. Глаза слипались, но его друзья хотели с ним поговорить.

– Сережа, – начала Эльвира, – что будет с Херсоном, когда придут немцы?

– Большевиков и красногвардейцев расстреляют. И ограбят всех.