Осень собак

– Давно. Почти два часа. Слизнюк все время занят. А мне еще надо успеть к Линченко. Поговорить с ним.

– Ты Слизнюка дождешься только к концу работы, к шести часам, – Поронин перешел на шепот. – Он сейчас режется в джокер. Понял?

– Как?

– А так! Здесь собралась теплая компания любителей карт. До обеда они обычно покрутятся на рабочем месте, а потом запираются в одной из комнат и играют в карты. Обычно заканчивают в пять-полшестого, а то и в шесть. Но делают иногда перерывы для работы. Так что ты сегодня можешь и не дождаться их рабочего перерыва. Езжай сейчас к Линченко, а завтра утром приходи. Только так ты его сможешь поймать и поговорить.

Николай был поражен.

– Действительно – так? Ты не обманываешь?

– Конечно. Какой резон мне тебя обманывать! – обиделся Поронин.

– Может, действительно мне поехать сейчас к Линченко?

– Правильно сделаешь. А сегодня зря время теряешь.

Они вышли в темный коридор и встретили Глицеренко, который наконец-то покинул свое рабочее место и дал немного отдохнуть провинциальным соискателям от своих мудрых рекомендаций. Вполне возможно, решил в одиночестве помечтать о презенте, который ему обещал генерал.

– Здравствуй, Иван Сергеевич, – поздоровался с ним Поронин.

– Здравствуй, – коротко ответил тот.

«Они знали друг друга и обращались на «ты». И, несмотря на это знакомство, Поронину столько времени тянули с утверждением», – подумал Николай.

– Ты знаешь этого человека? – спросил Поронин, указывая на Николая.

Глицеренко, как бы впервые, присмотрелся к Николаю, – до сих пор не мог разглядеть его в светлой комнате.

– Да, что-то знакомое… – по-начальнически небрежно протянул Глицеренко, говоря о Николае в среднем роде. Бывший Ванек чувствовал себя человеком при должности. – Вспоминаю. Мы с вами где-то встречались?

– Да, Ваня, встречались и не единожды, – нарочно называя его по имени и на «ты», ответил Николай.

– Наверное, это было так давно, что я забыл, – чувствовалось, что Ванек недоволен таким обращением к нему. Он уже привык к чинопочитанию, просто так к нему не подъехать.

– Что там, Ваня, с моей диссертацией? – напрямую спросил Николай.

– Не знаю, – снова протянул Глицеренко, удовлетворенный тем, что снова стал значим и его просят. – Сами знаете, что из Львова пришла отрицательная рецензия на вашу работу.

– Но рецензию писал один человек, а ученый совет, где я защищался, единогласно проголосовал «за». Неужели мнение одного профессора весомее группы уважаемых ученых?

– Знаете ли, я сильно в эти вопросы не вникал. Докторские диссертации ведет сам Слизнюк, – уклонился от прямого ответа Глицеренко.

– Иван Сергеевич, – сказал Поронин. – Я тебя прошу: узнай, что можешь, о его диссертации? Если можешь, помоги. Я тебя прошу? – выразительно попросил Поронин.

– Ты же знаешь, что от меня здесь много не зависит. И сложно что-нибудь узнать, если сам непосредственно не связан с этим. Но если ты просишь, я узнаю о его диссертации. Но это, еще раз повторяю, очень сложно, – и Глицеренко почему-то тоже выразительно посмотрел на Николая, а потом на Поронина. – Ты объясни ему эти сложности. А сейчас я тороплюсь. Встретимся позже и поговорим.

– Иван Сергеевич, – обратился к нему Николай. – У меня уже нет времени ждать Слизнюка, я приду завтра. Передай ему это, пожалуйста.

– Если торопитесь, то приходите завтра. У Александра Васильевича всегда много работы, – подчеркнул Глицеренко. – До свидания.

Может быть, чуть раньше Николай и поверил бы такому объяснению, но, когда Поронин объяснил ему, чем занят Слизнюк – игрой в джокер – ему стало противно от такой бесстыдной лжи. Он резко отвернулся от Глицеренко и почти забежал в комнату отдела. Девицы, после ухода генерала, снова вели милую беседу. Николай схватил свой полиэтиленовый пакет, успев бросить на ходу «До свидания», и снова выскочил в темный коридор. Глицеренко уже не было. Поронин ждал его.

– Пошли!

И они, спустившись по лестнице, вышли на Крещатик.

8

Крещатик как всегда был переполнен народом.

– Зайдем в кафе? – предложил Николай. – По сто граммов дернем. А то противно на душе.

– В кафе «Крещатик» дорогая водка, с ресторанной наценкой. Давай лучше в магазине возле гостиницы «Днепр», там продают по госцене.

– Давай. Только пошли быстрей.

Они перешли по подземному переходу на другую сторону Крещатика и, перебрасываясь короткими фразами, подошли к майдану Незалежности. На отгороженном железными решетками участке площади стояли разноцветные палатки.

– Это голодающие? – спросил Николай.

– Да. Вроде бы, студенты. Но киевских студентов здесь нет. Они сейчас предовольны, могут гулять в такую теплую осень. Здесь в основном приезжие из Западной Украины. Нашу академию они захватили и никого в здание не пускают. Стали мы с этими студентами разговаривать, а они не могут отличить семестр от сессии. Никакие они не студенты, а сброд, собранный со всей Галиции.

– Пойдем поговорим с ними?

– Не надо. Особенно с твоим украинским произношением, – ответил Поронин, намекая на его не совсем чистую украинскую речь.

– Тогда хоть посмотрим?

Они подошли к ограждению. Внутри лагеря, между палатками, слонялись голодающие, в основном длинноволосые и небритые парни неопределенного возраста. Меньше было девушек. На асфальте возле ограждения стояли бутылки с напитками. На одноразовых тарелочках лежали бутерброды, принесенные сторонниками акции студентов. Изредка голодающие с белыми повязками на головах, на которых для достоверности было написано «голодовка», подходили к этим бутылкам, делали несколько глотков и ставили их на место. Бутерброды голодающие на виду у зрителей не ели, а брали и уносили в палатки, – видимо, для наиболее истощенных, как про себя пошутил Николай.

– Ну, посмотрел? Пошли отсюда, – сказал Поронин.

– Пойдем. Чего они хотят?

– Одно и то же. Как и несколько лет назад – смены правительства. Им все мерещится, что у власти стоят коммунисты. Чтобы трезубец был не малым гербом, а постоянным, запретить русский язык и еще черт знает что. А может, и черт не знает. Пошли!

Они отошли от ограждения, охраняемого милицией. На высоком парапете, ограничивающим тротуар с другого от дороги края, также сидели голодающие с повязками на головах и, в отличие от тех, кто был внутри ограды, отвечали на вопросы любопытствующих, разъясняли свои требования. Дмитрий с Николаем не обращались к ним, только слышали обрывки разговоров.

– Завтра решающий день. Не удовлетворят наши требования, пойдем к верховной раде и возьмем ее, если потребуется, штурмом.

– Банду коммунистов мы привлечем к ответу. Главных из них отправим на гиляку.

– Эти министры довели народ до нищеты и лишают нас и вас независимости.

– Воля или смерть! Вот наш девиз!

Вдруг среди сидящих на парапете голодающих Николай увидел знакомое лицо. Он резко остановился и Поронин недовольно спросил: