Осень собак

Они выпили, и Поронин сказал:

– Действительно противно стало жить. Я ж родом со Смоленщины, а здесь живу уже тридцать лет. Никогда не думал уезжать отсюда, а теперь думаю. А куда ехать? Старики уже умерли, с родней связи потеряны. Эх!

– Дима. Ты лучше скажи, почему твою диссертацию долго не утверждали?

– Скажу, Коля, главную причину. У меня монография вышла давно и на русском языке. Сейчас, ты знаешь, научные труды должны быть изданы только на украинском языке. Вот в чем задержка. Я защитился в университете. А ректор университета, вроде, умный человек, но прожженный националист, опубликовал статью. Знаешь, под каким названием? «На украинском языке говорит весь мир». До большего маразма академик не мог додуматься. Сделал вывод – раз африканцы и азиаты, обучающиеся в университете, изучают украинский язык, то значит – действительно весь мир говорит на украинском. Не на каком-то английском… тьфу! А о своем кармане ректор не забывает. Создал сам себе банк и туда перекачивает университетские деньги. И все под вывеской борьбы за независимость. А у тебя диссертация отпечатана на русском языке?

– Да.

– Вот и главная твоя ошибка, может быть, роковая. Слизнюк русский язык на дух не переносит. И еще добавлю, они хотят из тебя немного денег выкачать. Например, тысячу долларов. Это такса. Слышал, как на это намекал сейчас Глицеренко?

– Хрен им, а не доллары. Из-за принципа не стану давать им взятку! Да и нет у меня таких денег. А ты давал? – прямо спросил Николай.

– Значит, вопрос о предложении Глицеренко отпадает. Я тебе ничего не говорил. Очень сложно с прибывшими в Киев из Галиции, и занявшими высокие руководящие места, – ушел от прямого ответа Поронин. – Они не умеют работать, но любят сидеть в командных креслах.

Николай не повторял своего вопроса – раз Поронин уклоняется от прямого ответа, значит, не следует спрашивать лишнего.

– Сейчас я был свидетелем, как генерал взял себе профессорское звание, а взамен дал заграничную командировку Слизнюку. А что другим – не знаю.

– Званиями и степенями они торговать умеют. Но выборочно, со строгой социальной дифференциацией. Вот, недавно профессором стал президент Кучма. А он не ведет преподавательской работы и пока кандидат наук, – его глава администрации тоже меньше месяца назад получил докторскую степень. Защитился без монографии, что вообще не положено. Журналисты раскопали этот факт, подняли было шум, но им заткнули рот. Сейчас в президентской команде все академики, в крайнем случае – член-корры. Скоро уборщицы и дворники в президентском дворце будут, как минимум, профессорами и доцентами. И воплотятся в жизнь слова старой песни – «страна мечтателей, страна ученых». Этой страной будет Украина. Рыба гниет с головы, мы – с президентской команды. Они лучше нас понимают – должности приходят и уходят, а звания остаются. Обеспечивают себе безбедное будущее. Им это сделать просто – нам сложно. Над нами можно издеваться. И аттестационная комиссия в этом вопросе держит нос по ветру. Слизнюк уже академик. И знаешь, какой академии?

– Какой?

– Права. Не имея при этом юридического образования. Себя он не обошел.

– Давай еще по соточке? А то противно слушать о научных достижениях наших правителей, – предложил Николай, которому надоел этот разговор.

– Да. Но только сейчас я плачу.

– Согласен.

Поронин принес еще два стакана, где было налито по сто граммов, и снова же каждому по сосиске.

«Не напьюсь ли я?» – с тоской спросил себя Николай, но отступать было поздно.

Поронин, поставив все на стол, сказал:

– Как опостылело читать навязываемую нам историю Украины! Там в каждой строчке одно и то же – Россия главный враг Украины, украинцы самые умные и лучшие. Сам знаешь.

– Читай по-своему.

– Так и делаю. Но сильно не разгонишься. Доложит какой-нибудь национально осведомленный студент, куда следует, и полетишь с работы за неблагонадежность. А потом по специальности не устроишься. Правда, кое-что я студентам рассказываю, но осторожно. Хочешь, я тебе расскажу правду о происхождении жовто-блакитного знамени или трезубца? Всем вдалбливают в сознание, что это – символы древней Киевской Руси. А на самом деле знаешь, кто дал Украине знамя и герб?

– Немного знаю.

– Выпьем, и я расскажу.

Поронин, несмотря на свои прекрасные физические данные, пьянел быстро, и Николай это знал. И вот сейчас, выпив, он посмотрел на Николая осоловевшими глазами и продолжил:

– Когда в прошлом веке Австро-Венгрия дала автономию Галиции, то надо было дать ей и какие-то административные атрибуты. И вот, чтобы показать ничтожество Галиции, австрийцы дали им желто-голубой флаг. Голубой – цвет сексуальных меньшинств. В Австро-Венгрии в то время были распространены мужские бани. Вывески на мужских банях, где собирались гомосексуалисты, окрашивались в голубой цвет. А в Вене проститутки были обязаны носить желтый шарф, шириной в ладонь и длиной в один шаг. Эти цвета, собственно говоря, применяются во всем мире для таких подобных категорий общества. И один граф, возглавляющий комиссию по определению статуса Галиции, сказал так – давайте дадим галицийцам самые позорные цвета для их флага, чтобы весь мир над ними смеялся. Так и сделали. Наградили этими цветами Галицию. А они вначале не поняли, а потом смирились. Лучше иметь дерьмо, чем ничего. А трезубец – знаешь?

– Знаю. Табельное оружие Посейдона, которым он раскалывал скалы и протыкал все живое. А также нарожал уродов в виде циклопов, тритонов и прочей нечисти. Впрочем, это видно и сейчас. В восточной мифологии это знак любви и раздора.

– Может быть. Но посмотри на наш герб. Видишь, на окне магазина он намалеван. Такой ветвистый. Присмотрись повнимательней к нему. Это мужской и женский половые члены. Этим австрийцы как бы показали – мы вас драли, и впредь драть будем. А трезубец или вилы – один из страшнейших символов преступного мира. Некоторые уж очень страшные рецидивисты наносят трезубец в виде татуировки на бедра. Он символизирует угрозу, силу, насилие… и точно – угроза идет из Галиции. Очень уж галицийцы агрессивны. Все должно быть по их. А какой она была раньше? Захудалой, забитой, униженной… читал Гашека? В солдате Швейке он называет Западную Украину галицийской вонючей дырой. И не зря. Вони от них действительно много, на весь мир. И нас они затопили своей мразью. Бежать отсюда… но куда? – снова, но уже тоскливо, закончил Поронин. – Сын учится в институте, второй сын через год заканчивает школу. Проблем много, а жить здесь не хочется.

– Я тоже, Дима, хочу куда-нибудь уехать. Точно такая же ситуация. Какой-то тупик – моральный и материальный.

Они доели сосиски, и Николай сказал:

– Все, я побежал. А ты сегодня, если нечего делать вечером, приходи ко мне в гости. Ты ж недалеко от общежития живешь?

– Не знаю. Если будет время, то зайду. А так не обещаю.

– Тогда, на всякий случай, я с тобой не прощаюсь.

– Посмотрим.

Они расстались. Николай пошел в сторону Днепра, свернул за угол, на улицу Грушевского, которая раньше называлась Кирова, а до революции – Александровская. Старейшую улицу недавно переименовали, но возвращаться к старому историческому названию – имени российского царя – не позволяла национальная гордость.

Книжный магазин «Наукова думка» был открыт, а Николай страшно любил бывать в таких магазинах. Любил порыться в книгах, купить ценное издание. Но ныне книжный отдел занимал лишь одну пятую, а может – десятую часть прежней магазинной площади. Остальная часть была оборудована красивыми витринами, на которых стояли иностранные телевизоры, фотоаппараты и прочая бытовая техника. Было жалко, что такой умный магазин в центре столицы оказался уничтоженным. На столах, которые сейчас изображали прежние под потолок стеллажи и полки, скучно лежали книги. Много было любовных и детективных романов. Научной литературе был отведен небольшой уголок. Николай стал просматривать историческую литературу. Монографий почти не было. А то, что было, – его научной проблемы не касалось. Зато в большом количестве на столах и кафельном полу, стояли стопками и валялись россыпью книжки и брошюры с ностальгическими названиями: «Кто такие украинцы и чего они хотят?», «Откуда произошли украинцы», «Роль Украины в мировой цивилизации» и много других, с некоторыми вариациями названий, но с одним и тем же содержанием. Много было брошюрок о происхождении флага и герба, а также других символов. Их авторы спешили заработать на национальном буме.

«Вбивают в голову народа идиотизм», – подумал Николай и, ничего не купив, вышел из магазина. Одно его только удовлетворяло – что эта тлетворная литература не пользуется спросом.

Рядом с магазином находилась остановка автобуса шестьдесят третьего маршрута, и он влез в переполненный салон. Из окна автобуса он видел здание верховной рады и вечно стоящих возле него пикетчиков с плакатами и транспарантами, на которых были изложены какие-то требования.

«Надо завтра прийти сюда и почитать плакаты – что еще требуют галицийцы. Наши, с Донбасса, сюда не ездят. Только шахтеры периодически наезжают и требуют повышения зарплаты, и ничего им больше не надо, и всем они довольны, – неожиданно с обидой подумал он о своих земляках. – А из Галиции требуют по-крупному. Например, поменять правительственный курс – и баста!»

9

Здание бывшего института истории партии было белоснежным и выглядело воздушным. Сейчас институт переименовали – по исследованию истории национальных меньшинств. Нынешняя власть как будто бы мстила институту за прошлое название, которое отождествляло прошлую власть, дав ему название со словом «меньше». Что ж – это тоже важная проблема. На Украине проживает много народов, и изучать их историю надо. Но русские не относились к меньшинству. Их не отнесли и к большинству, хотя абсолютно большая часть населения говорит на русском языке. Для националистов русские просто не существовали. Они – враги Украины. Поэтому последние пять лет проводилась политика вытеснения всего русского с Украины. Зато глубоко изучалась история крымских татар – они более всего пострадали от России. Для них в Крыму делалось все – они главная сила в противостоянии там русским. Более далекая перспектива – исламизация Крыма – не рассматривалась. Крымские татары сейчас им нужнее, чем будущее Крыма. Русины в Закарпатье – не русины, и их записывали украинцами. Не спрашивая их мнения – нечего цепляться за старое, давно отжившее – если даже это древнее название народа. Греки, живущие на побережье Азова и Черного моря, давно не те греки, что в Греции. Они слишком глубоко восприняли русскую культуру. Ничего, со временем эту, чуждую им культуру, заменит украинская. Караимы… пусть пока останутся ими. Они близки к еврейству, а их интеллигенция чутко ловит своим носом все новое. Она никогда не станет украинской интеллигенцией, но будет громогласно поддерживать все украинское. Молдаване? Пусть станут украинцами, а не хотят – пусть отправляются в свое государство. А остальные, отдельные осколки разных народов, будут украинцами. На эти осколки не надо тратить национальную силу – они добровольно перейдут в украинство.

Такое огромное здание – институт истории национальных меньшинств – Украина не могла содержать, и большую его часть сейчас занимало посольство Российской Федерации. Возле главного входа толпились люди, но не в институт, а в посольство. Николай обратил внимание, что много иностранцев: негров, вьетнамцев и других, отличных от славян, людей. Переносные витрины под стеклом объясняли просителям, как правильно заполнять документы, и как всего за двенадцать долларов взять себе российское гражданство.

Он прошел в двери, где охрана с автоматами остановила его. Пришлось объяснять, что он идет в институт, а не в посольство. Ему тогда указали в сторону старичка-вахтера. Тот сначала позвонил Линченко и, получив добро, выписал Николаю разовый пропуск. Николай поднялся на лифте на третий этаж и разыскал нужный кабинет.

Линченко был талантливым историком и умнейшим человеком. Ему было под пятьдесят. В свое время он был, наверное, самым молодым доктором в Союзе – защитился в тридцать лет. При входе Николая Линченко встал из-за стола, пошел ему навстречу, приветствуя словами:

– Здравствуйте, Николай Иванович. Добро пожаловать к нам в Киев.

Он крепко пожал руку Николаю. Они симпатизировали друг другу не только потому, что оба отличались оригинальностью мышления, но, может, и потому, что Линченко был родом из Донбасса. Он пригласил Николая сесть и спросил:

– Какие дела привели вас ко мне? Наверное, по диссертации?

– Да. Знаете, что с ней?

– Слышал. Вы попали со своей темой и со своими взглядами не в то время. Эйфория становления украинского государства затянулась, и ваша концепция гражданской войны не вписывается в национальную историю Украины, более того – противоречит, – Линченко внимательно смотрел на него сквозь толстые стекла очков.

– Своего мнения иметь нельзя?