Время подонков: хроника луганской перестройки

Гласность набирает обороты, заполняет пространство между мышлением и трудом. Кто-то трудится мышлением, большинство с мыслями в голове трудится руками, созидая продукты труда для потребления мыслящими. Надо в их головы внести мысль – гласность тебе нужна, чтобы понимал, что трудился ты в несправедливой стране.

Начали гласность журналисты и литераторы. Кого надо обхаивать? Ага, пока самое безобидное для них – начать со Сталина. Он уже давно умер, не страшно на него бочку катить – не сможет им отомстить. Плохой он? Нет! Еще хуже плохого. Страшный режим сталинизма. И хлынул поток разоблачения советского прошлого. Еще живы жертвы сталинского террора – каждый из них стремится написать о кровавом прошлом. Более молодые – обосновывают это теоретически. Теперь вместо сталинизма виноват во всем плохом весь русский народ, а попутно коренные народа, живущие в СССР. И всё в голову народа – ты такой народ, что достоин таких руководителей! Мало Сталина – берем более позднее, даже древнее время – там тоже правители были не мед для народа. Всё вспомним о них, конечно же, – самое плохое. Но помалкивают, например, о Мао Цзе-дуне. Он тоже натворил немало бед для Китая. Но нынешние правители Китая не будоражат народ его ошибками – говорят скромно – наряду с плохим, у Мао есть и заслуги. Но нашей интеллигенции надо бить по мозгам самым больным и обидным, и разоблачение культа личности станет постоянным. Но, если бы народ кроме самой статьи или книги, прочитал бы фамилию автора, то мог бы убедиться, что авторы – практически все не русские. И доставляет большое удовольствие им критиковать именно русский народ. Недоделанный он – так и не воспринял европейские ценности, в их демократическом обрамлении.

Но русский народ похож на медведя: зимой он спит, проснется – пойдет голодным медведем-шатуном крушить все вокруг. А вот это надо использовать в нужном русле – пусть русский народ сломает себя своими руками, то бишь, – лапами. Его устремления надо направить именно в это русло. Гласность – вперед! На линию огня! Разряжай! А тебя – народ мы уже зарядили надеждами на светлое будущее, да так, что ты и не заметил. Мы умеем это делать – с шумом, но не заметно. Власть громко обещает многое, а тихо забирает последнее…

Ну что, безмозглый народ! Ты получил то, что мы хотели. Но мы получили больше. Главное – власть! А остальное – приложится.

Народу принадлежит мудрость: «На чужом несчастье, счастья не построишь», а его слугам во власти – опровержение этой мудрости.

1

Партия, как руководящая сила советского общества, решила создать новый демократический орган – Съезд Народных депутатов. Это решение в местных органах было воспринято неоднозначно. Съезд должен стать законодательным органом и многие считали его излишним – есть же Верховный Совет. Как они будут делить законодательные функции? Вроде в документах все прописано, но тревожное чувство непонимания оставалось. Настораживало еще то, что выборы должны быть альтернативными – то есть на одно место могли претендовать несколько кандидатов. Хотя партия застолбила себе места в будущем органе, но два секретаря Ворошиловградского обкома, все-таки решили сделаться депутатами. Понимая, что в шахтерских городах, в условиях борьбы с рабочими кандидатами в депутаты, им не победить, они баллотировались в сельских, северных районах области. А в сам Ворошиловград из Москвы повалили кандидаты в будущие депутаты – высокопоставленные чиновники и демократы. Это естественно – их в столице много и всем места депутата в новом парламенте от Москвы и Подмосковья не хватит, и вот они расползлись по стране, как тараканы по разным избирательным округам. А главное, что они обещают народу, то есть, округу, где живет народ… Голова идет у народа кругом от их подарков-обещаний. Один начальник обещает почистить речку Лугань, да так, что по ней будут ходить пароходы, как до революции! Ура! Радуются ворошиловградцы. Другой, вылупив, как у жабы глаза, заикаясь, обещает народу много демократии и культуры. Чего-то материального не может – он журналист-писатель и попутно ищет свою родословную на Тамбовщине, хотя по типу рожи, надо эту родословную искать в другом месте. Правда, он прислал театр-капустник для окультуривания ворошиловградцев, почему-то названный – экспериментальным. Третий, четвертый, пятый и остальные кандидаты тоже обещают народу всякие блага и клянутся твердо стоять на защите его интересов… А народ, раскрыв коробы ртов, ждут, когда туда польются полным потоком материальные блага. И вот уже кандидаты чуть ли не пророчат народу давно обещанный коммунизм – партия не смогла его построить, а мы демократы его вам подадим ко рту без всякой стройки! Знай, народ – для этого задумана перестройка! Только жуй – не ленись!

Народ! Тебя скоро облагородят по полной! Имеется ввиду – по полной демократической программе – и материально, и морально и тогда с тоской вспомнишь свое тоталитарное социалистическое прошлое!

Весна оказалась горячей для партийных работников всех рангов. Роману Семерчуку, как и другим работникам пришлось много поездить по сельским районам. Раньше он толком и не знал сельскохозяйственного производства, сейчас ему в разговоре селяне задавали такие вопросы, на которые он не знал, что ответить. Как раньше ответить односложно – партия приказала и надо делать – не проходило. Ответить жизненно мудро – он не мог – не позволяла партийная идеология. Даже были оскорбления в адрес партии. Люди, почуяв гласность, били по самым больным местам развития общества. Хотя, справедливости ради, стоит отметить, что и раньше рабочий люд и цехе, и на селе не стеснялся задавать острых вопросов.

Но более всего его тревожил тот факт, что из партии стали выходить ее члены-коммунисты. Кто-то из них объявлял об этом, кто-то – просто не платил взносы, а это означало молчаливое расставание с партией. Уже объявили, что может интеллигенция без всякой очереди вступать в ее ряды. Но раньше интеллигенция стремилась в партию и не все могли в нее попасть, то сейчас руководители-интеллигенты не желали разделить перестроечные заботы партии.

Но обоих секретарей удалось протолкнуть в депутаты Съезда Народных депутатов. Роману хотелось отдохнуть, но покой партийному работнику, как выразился один поэт – «только снится». В мае забастовали шахтеры. Ситуация складывалась грозная. Падение производства, в том числе и в добыче угля, продолжалось. Народ стал жить хуже. В результате борьбы с пьянством и алкоголизмом, денег в местном бюджете не было. Москва и Киев сократили дотации области. А отсутствие денег, сказывалось на всех сторонах жизни города и области: и культурной, и материальной. Партийные ряды не просто редели. Коммунисты поменяли свое сознание на какое-то оппортунистическое, а может ревизионистское. Как понимать эти термины, никто толком даже в обкоме, не знал, хотя ими пользовались все предыдущее время. Но явно было видно, что идеологический уровень партии рухнул от марксизма-ленинизма в противоположную сторону – не пролетарскую.

Пролетариат Донбасса вышел на улицу.

Надо было что-то предпринимать, и первый секретарь Поляков собрал совещание. Весеннее солнце ярким светом освещало зал заседаний и казалось, что лысина первого отражала этот теплый свет и давала дополнительное освещение комнате, в которой должны были решаться застывшие во времени проблемы социалистического общества.

Поляков, что нравилось многим, сразу начал говорить о непростом текущем моменте.

– Слышите? – спросил он присутствующих, – это шахтеры стучат касками об асфальт перед облисполкомом. Мы находимся рядом и тоже слышим. Сейчас нам даст полную информацию, что происходит в шахтерских коллективах, председатель профсоюза шахтеров области, товарищ Олесенко.

Встал шахтерский председатель и грузно пошел к массивной трибуне. Он разложил перед собой какие-то бумажки и начал говорить:

– Ситуация сложилась достаточно сложная. Какие-то политические силы подняли шахтеров на забастовки. Не пока не буду уточнять – какие силы, только подчеркну, что требования шахтеров касаются только увеличения заработной платы. Никаких политических требований они не выдвигают. Бастуют практически шахтеры всех шахт области. И что очень плохо, бастуют шахтеры Свердловска, Антрацита, Ровенек, где добывается антрацит. А это самый ходовой уголь и потребители покупают его по самой дорогой цене… – Он начал перебирать бумажки, лежащие перед ним, чтобы подкрепить указанные им данные цифрами.

– Это мы знаем… – перебил его Поляков, – шахты, добывающие курной уголь, в основном убыточны. Вы скажите, почему шахтеров довели до того, что они забастовали? Такого в Донбассе не наблюдалось с двадцатых годов.

– Я уже говорил, – продолжил Олесенко, – крикуны подбили шахтеров на такое выступление…

– А я вам и всем скажу, что крикуны здесь не причем. – снова перебил его Поляков. – Вы часто опускаетесь в шахту, чтобы посмотреть на труд членов своего профсоюза?

– Периодически я встречаюсь с шахтерами…

– Я спрашиваю – вы часто спускаетесь в шахту?

– Да. Несколько раз в году я опускаюсь в шахту.

– А в лаве или в проходке бываете?

– Реже. Но бываю. Я еще не успел сказать, что добыча угля не прекратилась. Это, так сказать, перманентная забастовка. Шахтерские смены работают по добыче угля, а свободных от работы шахтеров привозят сюда стучать касками. Но все равно надо часть их требований удовлетворять, но это уже – государственное дело, ни профсоюза, ни даже областного руководства… – заискивающе произнес председатель областного профсоюза.

Поляков был родом из шахтерского города и, пожалуй, не хуже других знал труд и жизнь шахтеров.

– Насколько мне говорили, вы спускаетесь на козе только на первый заезд в шахте…

«Коза» – это шахтерское название крохотного вагончика, на котором на тросе шахтеры опускаются в шахту, а заезд – место пересадки шахтеров на другую «козу», чтобы опуститься еще ниже – вглубь земли. Эти термины применил Поляков:

–… а в забое вы давно уже не были. Я проясню всем житейские проблемы шахтеров, и станут понятны их требования. У шахтеров шестичасовой рабочий день, всем известно. Теперь посмотрим, что получается фактически. Рабочий очистного забоя, проходчик, такелажник, а так же другие рабочие должны за час до начала работы придти на наряд. Считаем часы. Потом он спускаются в шахту, идут или их везут к месту работу – в лаву для добычников, или в забой для проходчиков. Получается часто больше часа. А всего – уже два часа. Смена у шахтеров происходит на лопате. – Имелось в виду, что шахтер отработавший смену, должен передать лопату вновь прибывшему сменщику, – потом шесть часов отработать, час подниматься на-гора, час мыться. Итого получается, что шахтер работает не шесть часов, а десять. А еще можно подсчитать, что шахтеру надо из дома добраться до работы, а потом обратно. Получается, что половину суток шахтер находится вне дома. А за эти лишние часы шахтер не получает денег. Поэтому они справедливо требуют, чтобы им оплачивали часы, которые они тратят в шахте, добираясь до места работы. Всем это понятно?

Олесенко, стоящий за трибуной, начал было возражать:

– Я это тоже знаю. Недаром пять лет работал в самой шахте, пока меня не избрали в партийные органы, а потом назначили в профсоюз. Но что может поделать профсоюз, если государство устанавливает такие порядки? Итак, шестичасовой рабочий день, но зарплата, по сравнению с другими категориями рабочих, работающих на поверхности, высокая. Труд тяжелый, но и шахтеры тоже не подарок – пьют по-черному…

Поляков перебил его:

– Труд шахтеров, особенно рабочих очистного забоя, – очень тяжелый: в пыли, что лопату не видно, без достаточного количества кислорода, выкинуть лопатой на конвейер тонн пятнадцать-двадцать угля, для передвижки комбайна… После такого труда хочется, естественно, забыться. Пива недостаточно продается, и обезвоженный организм травят сейчас не водкой, а разным суррогатом. Надо начистоту говорить об этом не только здесь, но и на шахтах. – Он немного помолчал и стал подводить итог этому вопросу. – Нам надо выйти к шахтерам и поговорить с ними. Надо быть ближе к ним, а то мы боимся встретиться с ними лицом к лицу…

Олесенко перебил его:

– Шахтеры приняли решение никаких агитаторов у себя не принимать…

– Вы садитесь… – Ответил ему Поляков, – я это знаю. Но все равно надо идти к ним. Я лично тоже пойду. – Он помолчал и продолжил, – сейчас на Украине активизировались националистические силы. Кстати, они тоже работают среди шахтеров, раскачивают обстановку. Нам надо нейтрализовать националистические элементы в городе и области. Пока я не получал по этому поводу распоряжений, но надо им противостоять. Это очень опасная сила для общества. Я некоторое время работал в западной Украине, могу сказать, что население там мыслит совершенно по иному, чем у нас на востоке. Пока я углублять эту тему не буду, подождем, что скажет секретарь ЦК по идеологии Кравчук.

Он помолчал, словно думая, говорить или не говорить об этом и задал вопрос, севшему на свое место Олесенко:

– Скажите, кто снабжает шахтеров продовольствием, дает транспорт? Ваш профсоюз?

Олесенко отрицательно замотал головой:

– Нет, не мы! Руководители отказались от нашей помощи. Их снабжают благотворительные организации…

Поляков молча смотрел на него и после, небольшой паузы, начал отчетливо говорить:

– Как мне доложили из КГБ, руководит финансированием шахтеров одна из правозащитных организаций…

Все в зале напряглись – скажет или не скажет первый, что это за организация? И Поляков сказал:

–…хельсинская группа. Она привлекла к этому неожиданно появившиеся благотворительные организации, националистические группы. Я не зря об этом только что сказал. И деньги, как мне сказали в органах безопасности, идут из-за рубежа. И перекрыть этот денежный канал сейчас у наших органов нет возможности. Теперь, кто хочет выступить по текущему моменту?

Никто не задавал вопросов. Все находились в угнетенном состоянии. Начались выступления. Роман обязан тоже был выступить, как заведующий отделом, и он думал – о чем же сказать? Он сейчас жалел о том, что ни разу не спустился в шахту. А в шахтерских городах, где он бывал по работе, ему предлагали посмотреть труд шахтера, но он неизменно отказывался. Как бы сейчас ему бы эта шахтная наглядность пригодилась, так бы и сказанул, что я тоже знаком с шахтерским трудом… Но ничего конкретного, кроме обычных методов партийной работы, не приходило. Поэтому и выступление получилось вялым и не конкретным. Но он призвал всех, как и первый секретарь, идти в массы. Так он выразился. Решили, что после обеда все выйдут на беседу с шахтерами и пообещают, что власти в Москве и Киеве удовлетворят их требования. Главное – лишь бы шахтеры разошлись. А то руководство ЦК проявляет недовольство обкомами Донбасса.

В столовой обкоме за время перестройки, хуже кормить не стали. Но буфет, в котором раньше можно было купить копченую колбасу фирменные ворошиловградские конфеты, «Шахтерский торт», убрали. Это было сделано по распоряжению Полякова – пора забыть о партминимуме, который был введен еще в двадцатые годы – дополнительном пайке партработникам. Пайков уже давно не было, но купить за свои деньги какой-то деликатес в буфете, было даже удобно – не стоять же в очередях в магазинах. Теперь этого не было.

После обеда действительно чуть ли не весь обком вышел в сквер, где шахтеры поставили палатки. Стук пластмассовых касок об асфальт производил впечатление – глухой и раскатистый. И тут в голову Романа пришла мысль надо попросить шахтеров не стучать – так они не дают покоя жильцам ближайших домов. С Романом были еще два работника его отдела. Поляков пошел разговаривать с руководителями шахтеров.

Но когда они подошли к палаткам, их остановила охрана, которая, оказывается, уже была сформирована бастующими.

– Мы из обкома партии. Хотели бы поговорить с шахтерами, – обратился к охраннику Роман.

– А из обкома? Долго к нам собирались. Говорите, я шахтер из Краснодона.