Децимация

– Открыто скажу. Не во всех. Но преданные люди в них есть. Вот мы с ними провели аресты…

Винниченко неожиданно вспыхнул:

– А не будет ли это во вред нам? Газеты поднимут шум, что мы поступаем не демократически. Вы ничего не можете сделать тихо, всегда со скандалом, аффектацией.

Петлюра колючим взглядом смотрел на Винниченко:

– Что вы хотите сказать, пан Винниченко? Неужели я не тружусь на благо возрождения Украины и не отдаю этому все силы?

– Отдаете. Но грубо, по-деревянному, – видимо, Винниченко решил не щадить своего соратника-соперника. – Вспомните, как вы справились с деликатной операцией по недопущению выхода полка Богдана Хмельницкого из Киева, – в то время нашей единственной опоры. Обещали, что все будет без жертв, а наломали дров, напрасно пролили украинскую кровь.

Разговор шел об одной из тайных операций Центральной рады. В конце июля, уступая давлению Временного правительства, она согласилась направить на фронт сичевых стрельцов – полк имени Богдана Хмельницкого. Но потеря военной поддержки в столице ослабляла позиции рады. Тогда было решено инсценировать выход полка из Киева, потом в результате провокации задержать на одной из пригородных станций и вернуть обратно. Непосредственно дело поручалось генеральному секретарю по военным делам – Петлюре. Полк кирасиров должен был задержать богдановцев. Петлюра разрешил командиру в случае необходимости стрелять в сичевиков. Кирасиры точно выполнили приказ своего командира, и немало богдановцев полегло под пулями винтовок и пулеметов. Но полк остался в Киеве, и это было главное. В прессу просочились сведения о каком-то заговоре, но конкретных данных не было. В свою очередь газеты Центральной рады подняли скорбный гнев на контрреволюционеров, горестный плач по безвинно погибшим. Был объявлен траур, несколько дней шли молебны и подготовка к похоронам, где Грушевский пустил праведную слезу, и в этих условиях журналисты не смогли докопаться до сути. Но кто вернет богдановцев, – простых украинских хлопцев, ставших жертвой национальной политики? Именно в этом упрекал Винниченко Петлюру, который ответил:

– Панове, вы прекрасно знаете суть этого дела. Надо было тогда действовать решительно, а то бы полк ушел из Киева. И нечего меня одного обвинять, все мы участвовали в расстреле и похоронах богдановцев.

Видя, что разговор принимает резкий характер, вмешался Грушевский.

– Не надо спорить, – сказал он мягко. – Давайте заканчивать наш разговор, а то много дел. Завтра, Владимир Кириллович, доложите мне тактику нашего поведения на съезде. А вы, Симон Васильевич, расположите верные части недалеко от нашего музея и в других особо важных местах. Да, окажите помощь студентам и гимназистам. Вот настоящие украинские герои! Создают студенческое сичевое войско. Были бы все такие, и мы победили бы давно. Дайте им инструкторов по военному делу и какое-нибудь вооружение. Давайте поработаем в эти дни на славу. На съезде нужно провести нужные решения. А сейчас у меня встреча с посланцами из Московии. Переговоры трудные, неконкретные.

Грушевский снова глубоко вздохнул. Ему нравилась роль озабоченного делами государственного деятеля. Винниченко хотел было выйти, но спохватился.

– Михайло Сергеевич, скажите этим посланникам, чтобы прислали из Москвы гроши. Если в ближайшее время они этого не сделают, то мы будем вынуждены закрыть с ними границы, прекратить поставки хлеба. Пусть думают – или голод, или деньги. У нас нет другого воздействия на них.

– Да, я подниму этот вопрос. Симон Васильевич, а вас прошу: не забудьте о студентах, дайте им оружие.

Петлюра ловко, несмотря на то, что всю жизнь был гражданским человеком, щелкнул каблуками.

– Я немедленно организую с ними занятия по военной подготовке и дам оружие. На беспокойтесь.

Винниченко и Петлюра вышли вместе, не глядя друг на друга. В коридоре Винниченко не удержался и уколол коллегу по правительству.

– Вы долго жили в России и у вас сильный русский акцент. Постарайтесь быстрее от него избавиться.

Но Петлюра не остался в долгу.

– Буду изучать украинский язык по вашим книгам.

Они расстались. Винниченко шел и анализировал состоявшийся разговор. Многое, что он хотел обсудить с Грушевским, не стало предметом обсуждения. Грушевский уводил беседу в привычное для него русло – украинского возрождения. Неужели он не видит, что есть еще не менее важные дела! А этот упырь – Петлюра, сосущий из идеи самостийности не только политический капитал, но и деньги лично для себя – кажется, становится ключевой фигурой в правительстве. «Видимо, – думал Винниченко, – придется уйти в отставку, – не понимают. Пусть будет так». Но когда-нибудь он припомнит своим нынешним коллегам, как правильно он хотел строить соборную Украину, и как ему в этом деле помешали.

15

Сергей Артемов и делегация из Луганска, прибыв в Киев, были удивлены, когда узнали, что работа всеукраинского съезда советов откладывается на два дня. Их расположили в старой гостинице на Лабораторной – не близко от центра, но и не так далеко. Это не вызвало больших возражений, тем более предводитель дворянства – Пакарин – в последний момент отказался от поездки. Часть делегатов разошлась по знакомым, где собиралась и ночевать.

От нечего делать Сергей бродил по Киеву. Здесь он был впервые, и его поражали красота и размеры города. Вокруг кипела жизнь, хотя и с какой-то настороженностью. Работали рестораны, кабаки, театры, синематограф. Сергей читал афиши: Интимный театр «Кружево капризной Коломбины»; Театр-варьете «Блестящая программа. Каскады артисток и танцюристок»; знаменитый иллюзионист Ли-Шун-Ша; Салоновый юмор – Сата Дронов. Возле «Одеона» Сергей остановился – афиша вещала: «Талантливая куплетистка Дора Соколова и популярный пародист Л. О. Утесов». Сергей купил билеты и пошел смотреть эту программу. Талантливая куплетистка, женщина в возрасте, не произвела впечатления. Утесов понравился больше, он рассказывал, подпевал себе и одновременно танцевал. Но когда он стал рассказывать политическую сатиру, Сергею стало не по себе.

Демагоги наши строги,

Ленин ходит важной павой,

Произносит монологи,

Угрожает всем расправой.

Троцкий грозен, как Юпитер,

Мечет молнии и громы:

«Погоди, имущий Питер,

Разнесу твои хоромы».

Ленин с Троцким льстят солдатам

Ради власти и карьеры,

Троцкий хочет быть Маратом,

Ленин метит в Робеспьеры.

Сергей после этого стиха ушел из зала. Потом долго бродил по улицам Киева, пока возле синематографа «Вавилон» не прочитал афишу «Любовь графини», «С участием любимцев публики В. Холодной и В. В. Максимова», «Исключительная постановка и игра». Он пошел и посмотрел этот фильм.

К вечеру он вернулся в свою гостиницу. Людей там было много, и с ним в комнате поселился молодой парень двадцати двух лет, родом из Юзовки. В комнаты заглядывали агитаторы от всех противоборствующих сторон, предлагали бесплатно газеты и листовки, просили поддержать то большевиков, то украинские партии, то польских конфедератов, то русских граждан немецкой национальности… голова могла пойти кругом от различных предложений. В конце концов, Сергей не выдержал, и одному гимназисту, который пытался растолковать ему программу общества «Единство», предложил закрыть дверь с другой стороны, а если он еще сюда сунется, то будет выкинут на улицу. Гимназист послушно удалился, даже не оставив листовки. Такие действия Сергея вызвали одобрение парня из Юзовки.

– Так их надо. А то совсем запутают людей.

Они познакомились ближе. Парня звали Дмитрий, фамилией назвался – Бард. Позже он пояснил, что это его поэтический псевдоним. Они разговорились и, в первую очередь, что случалось со всеми при встрече – об обстановке в стране. Дмитрий был большевиком, этой осенью только вступил в партию. Он даже позавидовал Сергею, который, будучи старше его на несколько месяцев, уже был судим за революционные взгляды, воевал на фронте, был ранен и теперь с оружием в руках защищает революцию.

– Такие, как ты, – горячо говорил Бард, – будущее коммунизма.

– Ты тоже будущее, – ответил удовлетворенный похвалой соседа Сергей.

– Я тебе завидую, – говорил Бард, – ты давно в революции. А я с четырнадцати лет в шахте. Сначала помощником коногона, потом в лаве, пока не прибило породой, и не сделался калекой. У тебя – светлая жизнь, а у меня – одни потемки.

– Ты что, инвалид?

– Да. Позвонок повредило. Так несколько лет лежал в постели. Два года как ногах. Теперь и у меня появилась светлая жизнь впереди.

– Да, несладко тебе пришлось, – посочувствовал Сергей.

– Ничего. Зато пока я лежал, я столько книг прочитал – серьезных и умных. А когда под землей спину гнул, не хотелось читать. И знаешь, к какому выводу я пришел? А? Тяжелая работа умственно человека не развивает. А когда есть свободное время, то можешь думать. Несмотря ни на какие боли чувствуешь себя человеком.

Сергей с теплотой смотрел на этого восторженного человека. Тот, то ли смутившись, то ли почувствовав, что его слова не убеждают собеседника, неуверенно, словно раскрывая великую тайну, тихо произнес:

– Пока я болел, знаешь, чему я научился? Писать стихи. Хочешь, я тебе прочитаю одно?.. – он полез в сумку. – Это стихотворение даже напечатано. Вот, смотри, – и он протянул ему аккуратно сложенную газету. – Сергей прочитал название газеты: «Донецкий пролетарий». – Почитай. Вообще-то, это – песня.

– Лучше прочитай вслух сам. Ни разу не видел и не слышал живого поэта.

У Барда зарумянилось лицо и он, хрипловато от волнения, произнес: