На крыльях миражей

Вероника сходила с ума от его интимного запаха, лишалась рассудка, чувствуя трепетные прикосновения, не говоря уже о сокровенной близости, к которой не могла относиться иначе как к таинству, постичь мистику которого не могла в принципе.

Каждый раз, приближаясь к сладкому финалу, супруга улетала так далеко, что возвращение обратно становилось серьёзной проблемой. Её бёдра как тиски сжимались от сладкого безумия настолько сильно, что Игнат порой задыхался в неожиданно цепких объятиях.

Девочка понимала, что женщина, жена – зеркальное, с допустимыми искажениями отражение мужского благородства, а мужчина – голографическая проекция её отношения, её доверия и любви к нему, своему избраннику. Это правило не обсуждалось.

Влюблённый мужчина подобен пластичной глине: он готов меняется внешне и внутренне. Готов преклоняться, распадаться на молекулы, купаясь в концентрированной энергии деликатных и искренних интимных чувств. Готов вознести свою женщину на сколь угодно высокий пьедестал лишь за трогательно-бесхитростное, доверительное отношение к нему, что верно и в обратном направлении: даже штамп в паспорте не заставит униженного мужчину смотреть на предмет недавнего обожания с воодушевлением. Это касается истинной любви. Игнат был мужчиной, который не воспринимал право женщины на личное мнение. Вероника не сразу это поняла.

Первое время, пока влюблённые встречались на нейтральной территории, пока сюжет отношений развивался в размеренном ритме плавных медленных танцев и чарующей гармонии лирических баллад, в период романтического освоения супружеских отношений, Игнат был деликатен и щедр, но пустив Веронику в свой дом на правах супруги, начал обороняться, выставляя защитные барьеры.

Ночами, после бурной любовной схватки в постели, когда утомлённая нежностью жена погружалась в блаженную нирвану радужных иллюзий, Игнат лежал рядом с любимой, внимательно изучая скользящие по потолку тени и размышлял, выстраивая перспективу ближайшего будущего, которая теперь не казалась соблазнительной и желанной.

Попытки заснуть рядом с ней – затея немыслимая, абсурдная. Что-то явно складывалось не так, как представлялось вначале. Для него любви не существовало с самого начала. Так – заманчивая интрижка, замечательная возможность взять в длительную аренду то, что при ином стечении обстоятельств потребовало бы значительных усилий и материальных расходов, очередная попытка взбодрить заскучавшее эго. Удачная, стоит сознаться, попытка. Девочка что надо: ласковая, хрупкая, томная.

Игнат не думал, что способен зайти в отношениях настолько далеко. Предложение выйти за него замуж, было озвучено в припадке чувственного азарта. Отступать было как бы поздно: приманка оказалась слишком сладкой.

Иногда, особенно когда до отупения грустно или когда сознание полностью подчинялось вожделению, посещала мысль, что всё в этом мире понарошку, не всерьёз. Что всё-всё вокруг: выразительные пейзажи, хмурые тучи, горячие поцелуи, творческие озарения, сентиментальные или скорбные слёзы, любовь, даже он сам – не более чем собственноручно по вине впечатлительной натуры созданный мираж. Обидно, что Вероника этого не поняла, не знала. Она была очарована всерьёз. Интуиция сигналила, но видимо слишком робко. Не услышала девочка: ни подсказки инстинкта, ни предупреждения мамы. Девочке казалось, что привыкать друг к другу тяжело, но всё-таки здорово. Осваивать новый жизненный опыт всегда интересно.

Игнат жил один. Дом достался ему от бабушки. Её комната, точнее, половина строения, с первого дня стала пограничным кордоном, – сюда без меня не входить, это мемориальная территория.

В остальной части жилого помещения было практически пусто. Видимо памятные вещи и мебель раздали родственникам. Вероника не привыкла чувствовать себя гостьей. Ей требовался простор для деятельных фантазий. Она мечтала как можно скорее освоить всю территорию, как любая другая хозяйка, обустраивающая семейное гнёздышко.

– Не смей своевольничать, – не очень уверенно, но довольно агрессивно предупредил Игнат, – это мой дом. Я всё сделаю сам, когда посчитаю нужным.

– Но мне даже платья повесить некуда.

– Там, в сенях, гвозди в стене. Этого достаточно.

Вероника посокрушалась, но согласилась – дом действительно не её. Нужно подождать. Наверно любимый ревнует её к родным стенам. Так бывает.

Игнат приходил с работы немного позднее. К его приходу Вероника успевала навести порядок, приготовить чего-нибудь вкусненькое, надевала платье для выхода, прихорашивалась, занавешивала окна, чтобы создать интимный полумрак, красиво сервировала стол.

– Учись скромности, – упрекал её Игнат, – жить нужно по средствам. Вырядилась, по какому случаю?

– Тебя ждала.

– Заняться больше нечем? Будь проще. Не за принца замуж вышла. Красишься как кукла, тебе не идёт. Вино спрячь, на праздник достанем. Нам теперь экономить нужно.

– Так ведь повод есть: год как мы познакомились.

– Тоже мне дата. Устал я. Давай ужинать и спать.

– Ты что, Игнат, время восьми нет.

– В самый раз. Утром вставать рано.

– У меня завтра выходной. По магазинам хочу прошвырнуться, шкаф купить, телевизор и так, по мелочи.

– Не смей распоряжаться в моём доме! И это… деньги давай. Телевизор подождёт.

– Это и мой дом тоже. Или я чего-то не поняла? Ладно, забирай. На что копить собираешься?

– Тебе какое дело!

– Игнат, объясни, что происходит.

– Что тебя не устраивает? Я мужчина, я принимаю решения. Твое дело десятое. Корми!

– Ешь, кто тебе не даёт, я не прислуга.

– Вот как ты заговорила!

За пыльными окнами размеренно дышал засыпающий посёлок, над которым медленно сгущались сумерки, вдыхающий терпкий запах тополей и сладковатый аромат цветущих лип, а выдыхал умиротворённое спокойствие, нарушаемое лишь редким лаем собак и воркованием засыпающих голубей, которое окутывало окружающее пространство прозрачной пустотой с мерцающими звёздами. В другой ситуации Вероника осчастливленная близостью прижалась бы к мужу, но в момент изумления, задыхаясь от внезапного недостатка кислорода, она не могла этого сделать.

– Скажи, Игнат, ты действительно меня любишь?

– Что за вопрос! Я твой муж.

– Именно поэтому я и спрашиваю.

– Не напрягай. Любовь – сказка для недоумков и неудачников.

Воспоминания о рассыпающихся в прах чувствах прокатились горячей волной по онемевшему вдруг телу, зашевелились в артериях и заверещали, напоминая о своём присутствии.

– Мамочка, мама, – пронеслось в голове Вероники, – откуда ты могла знать, за кого я выходу замуж?

– Хватит дискутировать. Убирай со стола и спать.

Девочка не спорила. Она пребывала в шоке.

Игнат по-хозяйски раздел жену, взгромоздился, не потрудившись подготовить к сближению, бездушно оприходовал, словно выполняя священную миссию или производственное задание, и отвернулся к стенке.

Ночь и в этот раз казалась ему неповторимой, впечатляющей, с запредельно прекрасным интимным приключением в стиле фристайл, а для неё – с трудом пережитым насилием, омрачённым токсичными видениями до самого утра и паническими приступами удушливой обиды. Вероника ощущала реальность колышущейся, зыбкой. В ней не было ни конца, ни начала, ни точки опоры.

– Интересно, – думала она, глотая удивительно жгучие слёзы, – почём нынче лунная дорожка на воде, звон цикад, светляки в траве, простое девичье счастье? Неужели я никогда не смогу этого узнать?

По инерции они ещё некоторое время изображали из себя супругов, но вскоре расстались. Им было не по пути.

Удивительно, но Вероника, испытывая невыносимое чувство вины, отягощённое состоянием изменённого сознания и изнурительной работой непонятного характера искренней скорби. Ей казалось, что упустила единственный, потому, что никогда больше не сможет приблизиться к мужчине, шанс создать настоящую семью.

Пройдёт год, может даже два, когда Вероника научится не вздрагивать от звука его имени, когда забудет обстоятельства и нюансы катастрофы, подробности того памятного дня, когда любовь получила смертельное увечье. А ведь она заранее чувствовала, даже знала – что-то пошло не так, что-то существенное, важное изменилось в отношениях в тот самый день, когда их союз был скреплён государственной регистрацией.

Сначала были не вполне логичные претензии, почти незаметные мелочные придирки. Малюсенькие такие, еле различимые звоночки разобщённости. Пока Вероника как маленькая девочка из песочницы ревностно хранила в закромах души блестящие безделушки его мнимых достоинств: цветные стекляшки благородства и целомудрия, красивые фантики великодушия и искренности, представляя, что это и есть настоящее богатство, Игнат щедро делился реальными сокровищами с кем-то другим, раздавая их просто так, из праздного любопытства.

Больно это – ошибаться в людях, ох как больно!

Полнолуние

Григорий сидел за письменным столом в неудобной позе. Долго сидел. Сидел неподвижно, тупо наблюдая за большой мухой, совершающей некий магический ритуал на светящемся экране монитора. Не стесняясь посторонних глаз, эта животная с огромными красными глазищами любовно занималась гигиеной: облизывала лапки, после чего расправляла крылья и чистила, чистила, чистила.