С тобой. Только с тобой!

Всё чаще приходилось выгонять сына на кухню.

Со временем он к этому привык, устроил под кухонным столом игровую зону,  залезал туда сразу, как только мужчины начинали обнимать мамку, тискать её и тащить в спальню.

Иногда у Сёмы возникали вопросы или всплывали неотложные детские нужды, требующие немедленного решения. Он бежал за помощью к мамке, но оказывался в спальне в самый неудобный для неё момент, когда очередной папа, пыхтя и обливаясь потом, забивал очередную сваю в её ненасытное интимное чрево, или разлохмаченная, но увлечённая процессом извлечения счастья мама голышом скакала верхом на раздетом дядьке.

Это бесило.

Иногда застигнутая врасплох на грани подступающего оргазма Ниночка вскакивала, потная, обнажённая, злая, начинала орать на ребёнка, отвешивала ему звонкую затрещину, затем выгоняла пинками в кухню под стол.

После очередного подобного инцидента неудачливый мужчина нехотя доделывал начатый процесс, и уходил не попрощавшись.

Она ревела, обнимала сына, просила у него прощения и оправдывалась, обещая ему, что больше никогда…

Конечно врала.

Вскоре появлялся следующий одноразовый папа. Сцена экзекуции сына повторялась раз за разом, превращаясь в привычку, в обыденность.

Сёма, получая очередной нагоняй, привыкал постепенно к подобному отношению и замыкался в себе.

Теперь он не врывался неожиданно, но иногда тихонько наблюдал за интимными скачками в проём двери, находя в этом занятии определённый интерес.

Позже он увлечённо рассказывал об этом  в подробностях друзьям на улице.

Наивные мальчишки ему завидовали.

Им такое зрелище и не снилось.

Они с интересом пересказывали своим друзьям каждый новый эпизод. Вскоре послушать Сёмины рассказы о мамкиных интимных приключениях стали приходить ребята постарше. Они одобрительно хлопали его по плечу, давали закурить или глоток пива.

В девять лет Сёма был в компании почти взрослых парней в доску свой.

Одиночество Ниночку томило.

Несмотря на обилие желающих с ней переспать, настроение всё чаще скатывалось в беспросветно-тёмную, мрачную зону. Ниночка впадала в депрессию, укладывалась на диван, предварительно приняв пару-тройку таблеток транквилизатора, щедро запив их водкой и накурившись до одури.

Лечение помогало, но временно. После него приходилось добавлять, позднее увеличивать дозу. Сёмка совсем отбился от рук.

Курит, дерзит, не слушается, убегает из дома.

– Чего добилась? Не жилось мне при мужике, – рассуждала под кайфом Ниночка, – Витька ведь был совсем необременительным: дала пару раз в неделю, пожрать сготовила, постирала в машинке… Дел-то…

– А, да что говорить! Зато, какие мужики за мной ухлёстывали. Правда, без обязательств.

Семейный статус давал гарантию безопасного секса, на Нинку тогда клевали и пескари, и щуки. Теперь опасаются.

Да, у неё теперь та ещё репутация. Как не скрывай – шила в мешке не утаишь: многие знают, что Нинка – давалка. Соседи пальцем показывают, сын, засранец, открытым текстом, не намекает даже, утверждает, в морду обидными словами тычет.

– Кто ему право дал, мамку осуждать, кто? Посмотрим, как у самого жизнь сложится.

Неожиданно закончилась и такая, не очень приглядная стабильность. Недаром пессимист говорит, что хуже уже быть не может, а оптимист его успокаивает  – может, может.

Перестройка нагрянула внезапно, перекроив наспех все планы и чаяния, внесла свои мрачные, катастрофические коррективы. Фабрику, где Ниночка работала, закрыли по причине финансовой неэффективности.

Работы не было, цены росли день ото дня. Люди бросились наперегонки выживать, в прямом и переносном смысле, эксплуатируя  самые тёмные страсти, не брезгуя ничем.

Ниночка помыкалась в поисках работы, но безрезультатно. К тому времени всё, что можно было продать или обменять, иссякло. Грезился неминуемый голод.

И что делать?

Пришлось идти продавцом на рынок к ушлому  азербайджанцу. Тот взял, но с условием, что Ниночка будет не только торговать, но и обслуживать его сексуально. И предупредил, не дай бог, узнает, что у неё есть ещё мужчина – убьёт.

Сама, ни за что не согласилась бы, но у неё сын.

Устроилась на лоток.

Как же ей было обидно и противно. Секс сам по себе процесс привлекательный, даже сладкий, но когда вынуждают насильно, вся прелесть и очарование близости превращаются в полную противоположность.

Каждый раз после исполнения этой гадкой обязанности, а хозяин был очень изобретателен, не ограничивался традиционными способами, требовал разнообразия, порой извращённого, Ниночка напивалась и ревела.

Сёмка смотрел на неё исподлобья: не просто не одобрял – презирал.

А что она могла сделать? Был бы муж, тогда…

Сын взрослел. Дружки чуть не полным составом соблазнились воровской романтикой, выполняли для местных бандитов пикантные просьбы и поручения, попутно пристрастились  к наркотикам и спиртному.

Сначала покуривали лёгкие наркотики: ловили кайф, путешествовали в пространстве и времени. Позже привыкли к состоянию зыбкого блаженства, для чего пришлось увеличивать дозу, потом и вовсе перешли на уколы.

Наркотики стоили дорого, но без них жить уже не получалось.

Парень пристрастился воровать, угонял машины. Участились кризисы и ломки.

Приходилось лечить сына: вытаскивать из депрессий, снимать зависимость, блокировать ломки.

Это стоило дорого.

Деньги занимала у хозяина, постепенно попав в глубокую долговую яму: того и гляди потребует возвратить.

Отдавать нечем, если только квартира.

И где тогда жить?

Выручала справляться со стрессом только водка. Пить приходилось самую дешёвую. Прежние депрессии казались детским лепетом в сравнении с нынешней безнадёгой.

Выкарабкалась. Нашла место на оптовом рынке.

Платили хорошо, но на прежних условиях: ублажать хозяина.

Новый хозяин не только сам пользовался Ниночкой, но и под друзей подкладывал, с нужными людьми рассчитывался её телом.