Любовь – игра, в которой всё серьёзно

Оля пыталась принять взвешенное решение. Бесплодный эксперимент, не имеющий видимой цели и логического продолжения, надоел, утомил. Испытывать силу воли, способность месяцами жить в непрекращающемся ни на минуту возбуждении было бессмысленно. Было бы для чего.

Девушка непрерывно беседовала сама с собой, иногда забывалась. Выражала мысли вслух. Нужно было решаться на конкретный исход: или-или.

В тот день Витя пришёл с работы около одиннадцати часов. Горячий ужин на столе был заботливо накрыт двумя одеялами, чтобы не остыл. Запах чего-то вкусного завис в замкнутом пространстве комнаты.

Оля подождала, пока юноша  разденется. Она отчетливо слышала каждое его движение. Вот он снял ботинки, повесил куртку, надел тапочки…

– Витя, подойди, пожалуйста. Я заболела. Можешь поставить мне горчичники?

– Сейчас, Оленька, только руки вымою. Они у меня совсем холодные.

Через несколько минут он подошёл к ширме, – Можно? Я захожу.

– Угу.

Виктор вошёл. Оленька лежала на кровати полностью раздетая, лицом вниз.

– Ой, извини!

– Ты же горчичники собрался делать, не извиняйся. Больная для врача не женщина, а пациент.

– Можно я тебя накрою?

– Нельзя. Начинай.

– Честно говоря, я не умею.

– А целовать, целовать умеешь? Какой же ты телёнок! Нельзя же так. Обними хотя бы, если помочь не можешь. Видишь же, девушка страдает, мается. По тебе, между прочим, сохну. Скажешь, не знал, не видел? А чего ты вообще замечаешь? Думала, догадаешься, подойдёшь, прижмёшь к сердцу. Ага! Жди. Так и помру девственницей. Ну почему ты такой недогадливый, робкий!

– У тебя, похоже, температура высокая. Наверно воспаление лёгких. Сейчас скорую вызову. Потерпи, Оленька!

Виктор трогал её кожу губами, как обычно это делала мама, проверяя, есть ли жар. Тело действительно горело.

Оленька перевернулась, обхватила Витькину шею руками, принялась расстёгивать пуговицы на его рубашке.

Юноша моментально впал в прострацию, закрыл глаза, перестал дышать.

Подчиняясь гипнозу извне и врождённому инстинкту охотника, Витька неловко прикоснулся к обнажённой груди, которая тут же откликнулась набухшими сосками.

Кожа упругих округлостей обожгла пальцы неведомой энергией, настойчиво требующей исследовать каждый миллиметр обнажённого тела.

Внутри грудной клетки лопнула и разогнулась некая пружина, заставившая немедленно действовать. Юноша схватил Олю в охапку, прижал к себе, начал лихорадочно целовать Бесстыдная нагота требовала реализации задуманного природой процесса, последовательность которого не вызывала сомнений.

Казалось, что Витька всегда знал, как будет происходить близкое знакомство возбуждённых тел.

На какое-то мгновение к нему вернулось сознание. Витька испугался, пытался накрыть Олю одеялом. Её нагота и доступность не были очевидно дозволенным обстоятельством. Она девушка, значит всё, что находится под одеждой, под запретом.

Юноша осознал, что совершает нечто недозволенное, безнравственное по отношению к девственнице, греховное.

Витька на автомате завернул Оленьку, совершая спонтанные, необдуманные действия и тут же впился в её рот губами, испытывая неземное  наслаждение.

Он целовал глаза, нос, шею, волосы, уши, в то время как руки лихорадочно путешествовали по возвышенностям и впадинам.

Витька чувствовал экзотический, несравнимый ни с чем вкус, который воспламенял внезапно разбуженную похоть .

Как долго он мечтал, забыв про запреты ласкать Оленьку.

Оба моментально улетели в страну грёз, в иную вселенную, где не было его и её, где тела и души сливались в единое целое, представляющее из себя концентрат наслаждения и блаженства.

Всё, что случилось после не оставило иных воспоминаний, кроме бесконечного состояния эйфории.

Когда ребята очнулись и отдышались, Оля, приходя частично в сознание, поняла, что стала взрослой, о чём свидетельствовали следы на простыне и на теле, что не подумали о возможных последствиях.

– Дурак! Дурак! Дурак! Как ты мог, ведь я тебе доверяла! Что я теперь маме скажу? – Оля зарыдала, уткнулась в Витькину грудь, стучала по его плечам маленькими кулачками.

Витя гладил  голову девочки, прижимал к себе. Сегодня и он стал мужчиной, следовательно,  Оля – его женщина, его жена.

Теперь он в ответе за неё. Наверно это и есть любовь.

– всё, девочка, к чёрту все эти перегородки. Теперь мы семья и спать будем на одной кровати. Милая. Как я рад, что наконец-то мы решились! Не представляешь, как я устал от тревожных мыслей и неразделённых чувств.

А Оля плакала. Уже тише, закапываясь носом в Витькину грудь, всхлипывая время от времени, почти засыпая. В кудрявой головке мелькала странная мысль, что добившись, чего хотела, воплотив чувственные грёзы в реальность, дойдя до заветной цели, ощутила вдруг в душе гнетущую пустоту.

Чего она в сущности добилась? Продегустировала вкус настоящего секса? Определённо ничего особенного. Было состояние планирования, приятного опьянения, безграничная радость, эйфория и много чего ещё, но совсем недолго.

Когда всё закончилось, стало не очень здорово. Откуда-то налетела ноющая тоска. Меланхолия, отчаяние, ощущение беспомощности, апатии, вины, злости – всё разом. Захотелось остаться одной, зарыться с головой под одеяло и плакать. оттого, что поступила необдуманно, поспешно и глупо.

Возможно, так случилось от неожиданности и страха неизвестности, которые догнали позже, когда было поздно чего-то менять.

Оля незаметно заснула, что-то бормотала во сне, просила не подходить, не трогать. Минут через двадцать она проснулась, забыв про тоску и уныние, начала приставать к Витьке.

Новоявленные любовники не ведали покоя до самого утра, вновь и вновь покоряли вершины блаженства, падали в изнеможении и приступали к новому штурму.

Оленька оказалась особой любознательной и ненасытной.  Витька физически не мог удовлетворить свою маленькую женщину в нужном объёме и ритме. Ей нужно было ещё и ещё, а ему необходимо рано вставать, идти на работу или учёбу.

Несмотря на ежедневное переутомление, Витька летал на крыльях. Сначала у них была медовая неделя, потом месяц. Оленька незаметно превратилась в настоящую женщину.

В ней зрело и приобретало грандиозные размеры чувство собственника. Мой, больше ничей, постоянно повторяла она и этому приходилось верить. Оля исключила из близкого окружения всех подруг и Витькиных друзей, старалась контролировать своего мужчину поминутно и посекундно.

К ней вернулась прежняя уверенность. Теперь Оля знала, что старалась не зря. Витька мог стать идеальным мужем. Единственное, что теперь её угнетало, это цепкие мысли о залётных хищницах, для которых её мужчина мог стать желанной добычей.

Говорят, мужчины, когда страстно влюблены, излучают сгустки энергии и феромоны, гормоны любви, на которые словно мотыльки на пламя свечи слетаются охмелевшие от романтических запахов подружки.

Оля старательно разжигала влюблённость и страсть, приучала Витьку к эротическим деликатесам, знания о которых черпала в институтской библиотеке, старалась утомить его сексом до предела, чтобы исключить желание лакомиться на стороне.

Это был её пунктик. Оля маниакально сомневалась в Витькиной верности.

– Вдруг какая-нибудь нахалка поймает сигналы вожделения, поманит неизведанными, оттого притягательными прелестями, которые могут показаться соблазнительнее, чем её собственные.