Черный Карлик. Легенда о Монтрозе (сборник)

Посреди зала стоял огромный, неуклюжий дубовый стол, на который старый слуга, упомянутый выше, поспешил расставить кое-какое угощение, состоявшее из молока, масла, козьего сыру, фляжку с пивом и бутылки с шафранной настойкой, предназначенные, собственно, для лорда Ментейта. В то же время другой слуга, низшего звания, делал то же самое на нижнем конце стола для слуг приезжего гостя. По тогдашним понятиям расстояние, отделявшее слуг от господ за общим столом, было достаточным разграничением степени их важности, даже и в том случае, если барин был титулованный, как теперь. Пока приготовляли яства, гости стояли у огня: молодой лорд у самого камина, а слуги поодаль.

– Эндерсон, какого ты мнения о нашем дорожном товарище? – спросил Ментейт.

– Парень здоровый, – отвечал Эндерсон. – Хорошо, кабы и в остальном был так же исправен. Будь у нас штук двадцать таких молодцов, они бы привели в порядок наших ирландских гусей.

– Ну, я другого мнения, – сказал Ментейт. – Мне кажется, этот Дальгетти – одна из тех пиявок, привыкших сосать кровь на чужой стороне и до того втянувшихся в это занятие, что и у себя на родине готов делать то же самое. Эти наемные витязи составляют наш позор! Они во всей Европе прославили имя шотландцев как нечто такое алчное, продажное, не имеющее ни стыда, ни чести, что только и гонится за своим месячным жалованьем, то и дело перебегает от одного знамени к другому и готов продавать свою преданность кому угодно, лишь бы подороже заплатили. Их-то страсти к грабежу и наживе мы и обязаны теми междоусобиями, которые восстановили теперь брата на брата. У меня едва хватило терпения выслушать этого наемного гладиатора, хотя, с другой стороны, я чуть не лопнул со смеху над его бесстыдством.

– Ваше сиятельство, извините меня, – сказал Эндерсон, – если осмелюсь рекомендовать при настоящих обстоятельствах быть посдержаннее и не слишком обнаруживать ваше благородное негодование. К несчастью, мы не можем обойтись без помощи людей, которые будут действовать на основании побуждений гораздо более низких, чем наши собственные. Без таких молодцов, как этот солдат, мы ничего не сделаем. Говоря условным языком парламентских ханжей, можно сказать, что иначе «сыны Зеруйи одолеют нас».

– Значит, опять надо притворяться, – сказал граф Ментейт. – Постараюсь так же, как до сих пор старался, следуя твоим советам. Но в душе очень бы желал этому молодцу провалиться сквозь землю.

– Мало ли что! Вы должны помнить, милорд, – продолжал Эндерсон, – что, когда укусит скорпион, рану ничем иным не залечишь, как если раздавишь на ней другого скорпиона… Но тише, нас могут подслушать.

Через боковую дверь в зал вошел хайлендер громадного роста, в полном вооружении; орлиное перо на шапке и спокойная величавость манер изобличали в нем человека знатного рода. Он медленно подошел к столу и ни слова не ответил на приветствие лорда Ментейта, который назвал его Алленом и спросил о здоровье.

– Вы лучше не говорите с ним теперь, – шепнул ему старый слуга.

Рослый хайлендер сел на пустую скамью у огня и, вперив глаза на рдеющий пепел и на крупные куски торфа в камине, казался погруженным в глубокую задумчивость. Его темные глаза, резкие черты и выражение сосредоточенного восторга на лице показывали, что предметы его мыслей производят на него глубочайшее впечатление, а окружающего он совсем не видит. Суровая строгость его взгляда, происходившая, быть может, от привычки к уединенной и аскетической жизни, в жителе равнины была бы, вероятно, приписана религиозному фанатизму; душевное расстройство этого рода в то время было не редкостью и в Англии, и в низинах Шотландии; но хайлендеры того времени были чужды подобному недугу. Зато у них были свои собственные суеверия и фантазии, которые окутывали их умы такими же непроницаемыми потемками, какими пуританство наделяло их соседей.

– Ваше сиятельство, – прошептал чуть слышно старый слуга, бочком подкравшись к лорду Ментейту, – не извольте теперь разговаривать с Алленом, он теперь находится в помрачении.

Лорд Ментейт кивнул и перестал обращать внимание на задумчивого горца.

– Я говорил, – молвил вдруг этот горец, внезапно выпрямившись и взглядывая на старого слугу, – я говорил, что приедут четверо; отчего же только троих вижу здесь?

– Да, ты так говорил, Аллен, – сказал старый хайлендер, – а вон и четвертый идет из конюшни. Слышишь, как на дворе позвякивают его доспехи? Он весь окован железом, как рыба в чешуе: и грудь, и спина, и бока, и ноги у него в латах. Как скажешь, где ему поставить стул: возле Ментейта или пониже, вон с теми честными джентльменами?

Лорд Ментейт сам ответил на этот вопрос, знаком указав слуге место подле себя.

– Ну, вот он и пришел, – сказал Дональд, видя входящего в залу капитана Дальгетти. – Надеюсь, господа, что вы пока закусите хоть хлебом и сыром, как говорится, покуда приготовят кушанья посытнее. Вот уж из гор воротится наш хозяин, и охотники, что ушли с южанами, принесут диких коз и прочей дичины, тогда Дугалд-повар и будет стряпать.

Между тем вошедший капитан Дальгетти подошел прямо к стулу, стоявшему возле лорда Ментейта, и, сложив руки на спинке стула, остановился в этой позе. Эндерсон и его товарищ тоже стояли у нижней части стола, почтительно ожидая позволения сесть, а три или четыре хайлендера, под начальством старого Дональда, бегали взад и вперед, принося на стол все нужное, или же прислуживали гостям.

Пока приготовляли закуску, Аллен вдруг вскочил, выхватил из рук слуги лампу, поднес ее к самому лицу Дальгетти и начал пристально и серьезно его рассматривать.

– Клянусь честью, – сказал Дальгетти недовольным тоном, когда Аллен, таинственно покачав головой, отошел от него, – в другой раз, коли встретимся с этим парнем, уж наверное, узнаем друг друга!

Аллен между тем подошел к нижнему концу стола, точно так же, с помощью лампы, внимательно посмотрел в лицо Эндерсону и его товарищу, с минуту постоял в глубоком раздумье, потом провел рукой по лбу и вдруг, неожиданно схватив Эндерсона за руку, не то повел, не то потащил его к пустому стулу на верхнем конце комнаты, молча сделал ему знак сесть тут и с той же стремительной поспешностью без церемонии увлек Дальгетти на противоположный конец.

Капитан, в великой досаде на подобную вольность, попытался освободиться, изо всей силы встряхнув Аллена; но как он ни был силен, ему не удалось сладить с горцем. Завязалась борьба, и гигант толкнул его с такой силой, что капитан отлетел на несколько шагов и там упал во весь рост, гремя своими доспехами на всю залу. Вскочив на ноги, он первым делом выхватил меч и бросился к Аллену, который стоял скрестив руки и с презрительным равнодушием ожидал нападения. Лорд Ментейт и его слуги вступили в дело, стараясь успокоить их, а слуги-хайлендеры тем временем схватили со стен кое-какое оружие и приготовились принять участие в свалке.

– Ведь он сумасшедший, – шепнул капитану лорд Ментейт, – он совсем безумный, что вам за охота с ним связываться?

– Если ваше сиятельство мне порукой, что он не в своем уме, – сказал Дальгетти, – что довольно заметно по его поведению и манерам, то на этом мы и покончим, ибо безумный ни обидеть не может, ни дать удовлетворения в нанесенной обиде. Но, клянусь душой, успей я пропустить внутрь кое-какую еду да бутылку рейнвейна, я бы еще померился с ним. А жалко, что он такой слабоумный, потому что из себя он молодец и отлично бы мог владеть пикой, моргенштерном[12 - Так назывался род палки или дубины, употреблявшейся в начале XVII в. при защите брешей и стен. Когда при осаде Тральзунда немцы оскорбили шотландцев, уверяя, что, по слухам, из Дании для них нарочно пришел корабль, нагруженный табаком и трубками, один из наших солдат, рассказывает полковник Роберт Монро, показал им из-за стены моргенштерн, сиречь толстую палку, окованную железом, подобно алебарде, с наконечником в виде шарика, утыканного железными шипами, и сказал: «Вот такими трубками мы будем вышибать у вас мозги, когда вздумаете нас штурмовать!» – Примеч. авт.] или каким угодно оружием.

Таким образом мир был восстановлен, и гости уселись за стол в том порядке, как прежде затеяли; Аллен же подсел снова к огню и, опять глубоко задумавшись, не вмешивался в дело. Лорд Ментейт, желая поскорее загладить впечатление неприятного случая, обратился с расспросами к старому слуге:

– Стало быть, лэрд отправился в горы, Дональд, и с ним, как слышно, какие-то англичане?

– В горы и отправился, не во гнев вашей милости, и два саксонских кавалера с ним, это точно: один будет сэр Майлс Месгрейв, а другой сэр Кристофер Холл, оба из Камрайка… так, кажется, они зовут свой округ.

– Холл и Месгрейв? – подхватил лорд Ментейт, взглянув на своих спутников. – Те самые, которых нам так хотелось видеть!

– А я, – сказал Дональд, – был бы рад-радешенек, кабы никогда их не видал; вот придут да и съедят нас живьем, со всеми пожитками.

– Что с тобой, Дональд, – сказал лорд Ментейт, – ты прежде никогда не был так скуп на мясо и пиво. А они, хоть и южане, конечно, не съедят всего скота, что пасется на здешних лугах.

– Я об этом не тужу! – сказал Дональд. – Кабы только это, никакой беды бы не было, потому что народ у нас надежный, все честные горцы, и никогда не допустят нас голодать, покуда хоть одна рогатая скотина останется между нами и Пертом. Но у нас тут затеялось дело похуже – об заклад побились!

– Об заклад! – повторил лорд Ментейт с некоторым удивлением.

– Вот то-то и есть, – продолжал Дональд, так же пламенно желавший рассказать свои новости, как Ментейт желал послушать их. – Так как ваше сиятельство и друг и родня нашим господам и все равно сейчас про это услышите, лучше уж я сам вам все расскажу. Так вот, доложу вам: ездил наш лэрд в Англию, где он бывает гораздо чаще, чем бы следовало, по мнению его друзей, и там он гостил в доме этого самого сэра Майлса Месгрейва, а у него на столе стояли шесть подсвечников, да таких, что вдвое больше тех, что стоят у нас в Дембленской кирхе; да, кроме того, они не медные, не железные, не оловянные, а все из чистого серебра… Эх, уж эти мне гордецы англичане! Сколько у них всякого добра, а что с ним делать – не знают! И стали они дразнить нашего лэрда, что никогда он ничего такого не видывал на своей бедной родине, а лэрду нельзя же было молча слушать, как они унижают его родной край, и он, как добрый шотландец, поклялся, что у него в замке еще больше подсвечников и еще лучше этих и что таких, как у него дома, не видано во всем Камберленде… Да, их сторона называется Камберленд.

– Ну что ж, это он хорошо сказал, он любит свою родину, – заметил лорд Ментейт.

– Так-то так, – сказал Дональд, – да лучше бы он на этот раз придержал свой язык, потому что, чуть только при этих саксонцах скажешь что-нибудь необыкновенное, они тебе сейчас бьются об заклад, да так-то скоро прихлопнут, что твой кузнец по наковальне. Так и нашему лэрду пришлось либо взять назад свои слова, либо прозакладывать две сотни мерков[78 - Мерк – старинная шотландская монета, равная 13 шиллингам 4 пенсам.]. Ну, он и принял заклад, чтобы не осрамиться перед этим народом. А теперь, значит, придется платить проигрыш. Оттого, должно быть, так и тошно ему было воротиться домой.

– Да, правда, – сказал лорд Ментейт, – судя по тому, что мне известно о вашем фамильном серебре, Дональд, твой барин, наверное, проиграл заклад.

– Уж это верно. А где он возьмет деньги – ума не приложу, хоть и знаю, что он в двадцати местах занимал. Я ему советовал засадить обоих саксонских джентльменов, вместе с их прислугой, в подземелье, в башню, и там держать до тех пор, покуда сами не откажутся от заклада, да лэрд и слушать не хочет.

Тут Аллен вскочил, крупными шагами подошел к старому слуге и громовым голосом сказал ему:

– А как ты смел подать моему брату такой подлый совет? И как ты осмеливаешься говорить, что он проиграет тот или другой заклад, раз ему угодно держать его?

– Правда, правда, Аллен Мак-Олей, – отвечал старик, – сыну моего отца не подобает осуждать того, что угодно сказать сыну вашего отца, и лэрд еще в самом деле, может быть, выиграет. А только я одно знаю, что во всем доме у нас не найдется ни одного подсвечника, кроме тех старых железных веток, что торчат на стенах со времен лэрда Кеннета, да еще тех оловянных стерженьков, которые ваш отец заказывал старому меднику, Уилли Уинки; а что до серебра, так сам черт не найдет нигде ни единой унции, кроме той старой чашки вашей покойной матушки, что давно без крышки, да и одной ножки у нее не хватает.

– Молчи, старик, – сказал Аллен яростно, – а вы, джентльмены, если кончили трапезу, прошу очистить зал! Я должен все здесь приготовить к приему английских гостей.

– Уходите! – шепнул Дональд, дергая за рукав лорда Ментейта. – На него такой час нашел, – сказал он, взглянув в сторону Аллена, – что теперь нельзя ему противоречить.

Они вышли из зала. Дональд повел лорда Ментейта и капитана в одну сторону, а обоих слуг другой хайлендер повел в другую. Едва Ментейт успел войти в комнату, нечто вроде гостиной, как туда же вошли хозяин дома, лорд Ангус Мак-Олей, и его гости англичане. Встреча была самая радостная, так как лорд Ментейт был хорошо знаком с английскими джентльменами; потом он представил капитана Дальгетти, и его также лэрд принял очень ласково. Но после первых минут всеобщего возбуждения и гостеприимных приветствий лорд Ментейт мог заметить, что чело домохозяина омрачено печальной заботой.

– Вы, вероятно, уже слышали, – сказал сэр Кристофер Холл, – что в Камберленде наше предприятие лопнуло. Милиция не захотела двинуться в Шотландию, эти чуткие ковенантеры успели запугать наших сторонников в южных графствах. А мы с Месгрейвом догадались, что здесь начинают пошевеливаться, и, чтобы не сидеть дома сложа руки, явились сюда в надежде совершить кампанию в сообществе ваших килтов и пледов.

– Надеюсь, что вы захватили с собой оружие, людей и деньги тоже? – сказал с улыбкой лорд Ментейт.

– Да, с нами дюжины две конных слуг, которых мы оставили в последней пограничной деревушке, – сказал Месгрейв, – да и то с каким трудом удалось нам дотащить их туда!

– Что до денег, – сказал его товарищ, – некоторую сумму мы думаем получить здесь, у нашего друга и любезного хозяина!

Мак-Олей сильно покраснел, взял Ментейта под руку и, отведя его немного в сторону, сказал, что, к величайшему своему сожалению, сделал ужасную глупость.

– Да, я уже слышал… от Дональда, – сказал лорд Ментейт, с трудом сдерживая улыбку.

– Черт его дери, этого старика! – сказал Мак-Олей. – Все на свете готов разболтать, хотя бы это человеку жизни стоило! Но ведь даже и для вас это не шутка, милорд, потому что я именно на вас рассчитываю, надеясь, что вы, как близкий родственник и братски расположенный ко мне человек, поможете мне расплатиться с этими господами. Иначе, признаюсь вам, мне и думать нечего отправляться с вами в поход. Клянусь вам, что, если не найду другого исхода, я присоединюсь к ковенантерам, лишь бы достать денег и разделаться с англичанами. Мне и в лучшем-то случае будет довольно скверно, потому что я должен терпеть убыток, да меня же за это и презирать будут.

– Вы можете себе представить, кузен, – сказал лорд Ментейт, – я и сам теперь не в блестящих обстоятельствах, но поверьте, что я сделаю все возможное, чтобы вам помочь, как того требует наше родство, соседство и старинная дружба.