Резко похолодало. Темные тучи низко стелились над городом, казалось, задевали крыши. На улицах было сумрачно, как в предвечерний час; вот-вот должен был пойти снег. На солдате была коротенькая легкая курточка. Он шел за Рудиным, засунув руки в карманы брюк, локтем прижимая к боку автомат.
– Скорей иди, скорей! – почти умолял он замороженным голосом.
Рудин несколько секунд двигался быстрее, но тут же сбавлял шаг: ему надо было успеть продумать недавний разговор в комендатуре.
Решая, кто может заинтересоваться советским полунемцем, майор прежде всего вспомнил, конечно, гестапо. Нежелание Рудина попасть туда майору было явно по душе: здесь сработала бравшаяся в расчет старая неприязнь военных к службе безопасности. Но какой адрес избрал майор потом? Куда его ведут?
– Скорей, скорей! – торопил Рудина конвоир.
Они пересекли какой-то бульвар, свернули за угол большого дома и сразу оказались перед шлагбаумом, возле которого стояла будка. Рудин быстрым взглядом окинул улицу, и сердце у него радостно забилось. Если полученное в свое время от подпольщиков описание зоны «Сатурн» точное, то здание впереди и слева и есть здание школы, где размещался «Сатурн». Тот самый, к которому Рудин так стремился. Он внутренне улыбнулся, вспомнив, как Марков сказал ему однажды: «Разведчик часто попадает в невероятно критические ситуации и благополучно выходит из них не по воле случая, а только благодаря тому, что он разведчик и все время работает, имея определенную цель, а никакой труд зря не пропадает». Это верно. И если бы сейчас его привели не сюда, а совсем в другое место, он продолжал бы работать и сделал бы все для того, чтобы в конце концов очутиться именно здесь, в «Сатурне».
Рудин прислушался к разговору солдата в очках с часовым, вышедшим из будки. Они явно не могли договориться. Наконец часовой потребовал, чтобы солдат и приведенный им человек отошли назад на десять шагов. После этого часовой, очевидно, позвонил куда-то из своей будки.
Прошло минут десять. Солдат в очках страшно ругался, приплясывая и согревая руки. Из калитки в заборе позади будки вышел офицер в длинной шинели с меховым воротником. Он поговорил с часовым и потом подошел к Рудину и солдату в очках.
Солдат доложил, что он сопровождает человека, о доставке которого сюда договаривались майор Оренклихер и подполковник Грейс.
Офицер скользнул взглядом по Рудину и, ничего не сказав, ушел и скрылся в калитке. Прошло еще минут десять. Начал сыпать редкий колючий снежок. Солдат в очках проворчал:
– Все корчат из себя начальников, черт бы их побрал!
– Что бы ни было, плохо всегда солдату, – улыбнулся Рудин.
– Немецкому солдату всегда хорошо! – сердито и заученно выпалил солдат.
Из калитки в заборе вышли два солдата с автоматами и за ними офицер в длинной шинели. Офицер показал солдатам на Рудина и сказал:
– Второй блок, комната восемь, подполковник Грейс.
Солдаты стали по бокам Рудина, и один из них сделал движение автоматом, заменявшее приказ: «Пошли!»
Солдаты подвели его к небольшому двухэтажному дому, стоявшему рядом со школой. Один остался у входа, другой прошел с Рудиным внутрь здания. В вестибюле их уже ждал молодой человек в штатском. Он кивнул солдату, и тот замер в дверях. Молодой человек жестом пригласил Рудина идти за ним. Они поднялись на второй этаж и повернули направо по коридору. Возле второй двери молодой человек остановился.
– Вам сюда, – он открыл перед Рудиным дверь. Рудин вошел в небольшой кабинет. В это время сидевший за столом немец раздраженно говорил по телефону. Увидев входящего Рудина, он крикнул в трубку: «Позвоню позже!» – и небрежно спросил по-русски:
– Так что у вас там?
– Я думал… Это очень длинный рассказ, господин начальник… – всем своим видом и тоном Рудин как бы извинялся за то, что вынужден отрывать время у занятого куда более важными делами начальника.
– Я что-то не понял: вы и партизан и в то же время немец, и притом немец советский? Что это за ребус?
– Да, я по национальности немец, но вырос в Советском Союзе, в республике немцев Поволжья, а потом был мобилизован в партизаны. Теперь сдался в плен.
– Так. Что вы хотите?
– Я хочу сотрудничать с Германией, – ответил Рудин.
Подполковник Грейс на мгновение задумался, потом склонился к какому-то аппарату на столе и тихо сказал в него:
– Попросите ко мне Андросова. Сейчас же.
Сердце у Рудина застучало так часто, что он испугался…
Ну, вот и наступил решающий момент. Работа зря не пропала, сейчас он увидит Андросова – первую свою цель.
Рудин продолжал стоять посреди комнаты, когда позади с легким шумом открылась и закрылась дверь.
– Вы меня вызывали? – спросил спокойный и какой-то бесцветный голос.
Андросов прошел мимо Рудина к столу подполковника. Рудин видел его спину, широко развернутые плечи. На нем был китель немецкого офицера, но без знаков различия и брюки, заправленные в сапоги, начищенные до лакового блеска.
– Этого человека нам прислал из военной комендатуры мой друг майор Оренклихер, – продолжая рыться в бумагах, небрежно сказал Грейс. – Займитесь им.
– Есть какие-нибудь ваши рекомендации? – спросил Андросов.
– Нет, нет, все решайте сами и потом мне доложите.
Андросов повернулся к Рудину, окинул его взглядом и, уже проходя мимо, сказал:
– Идемте.
Первое впечатление об Андросове было почти неуловимым. Запомнились только его глаза – внимательные, цепкие. В просторном кабинете, куда они прошли, несмотря на день, был зажжен свет, а окна зашторены.
– Садитесь, – Андросов показал Рудину на стул, стоявший у его стола. Потом он, может быть, целую минуту пристально смотрел на Рудина, а тот на него, выжидательно и покорно.
Андросов пододвинул к себе лист бумаги, положил на него карандаш.
– Расскажите, как вы оказались в военной комендатуре.
– Я пришел туда добровольно.
– Вы местный житель?
– Нет, – улыбнулся Рудин. – Вам, наверное, придется выслушать довольно длинную историю…
– Отвечайте на вопросы, – сухо сказал Андросов. – Фамилия, имя, отчество и основные анкетные данные. Прошу! – Он взял карандаш.
– Крамер Михаил Евгеньевич.
– Национальность?
– Немец, точнее – по отцу немец. Мать – русская. Год рождения 1911, место – город Энгельс, бывшая республика немцев Поволжья. Беспартийный, образование высшее – энергетик, работал в Москве. В июле нынешнего года мобилизован в партизаны как знающий немецкий язык. Несколько дней назад в бою возле села Никольского сдался в плен.
Андросов молчал, а Рудин смотрел на него спокойно и выжидательно. В глазах Андросова он не видел ни любопытства, ни веры, ни недоверия – ничего.
– Значит, вы сдались в плен, а затем свободно явились на прием в военную комендатуру? Не кажется ли вам это странным? – спросил Андросов.
– В такой последовательности это выглядит, конечно, странно, – согласился Рудин. – Но вы не знаете, что произошло между тем, как я сдался в плен, и пришел в комендатуру.