Потусторонняя одиссея

– Сынок, ты звонил? – было первое, что послышалось в трубке.

– Да, – подтвердил ребенок, остановившись у входа и отпустивши дверную ручку, на которую уже собирался давить, чтобы выйти потом квартиры, – просто я слышал о ночном происшествии и хотел узнать, что у тебя все нормально.

– Не переживай, Витя, – успокоил отец, стараясь не посвящать сына во все ужасные события трагической ночи, – у меня все в порядке, просто свалилось много работы, и, очевидно, мне придется какое-то время задержаться на службе, пока мы со всем здесь не разберемся. Ты уже большой и должен со всем справиться сам. Кушать тебе будет готовить Агрипина Евлампиевна: я с ней об этом договорился. Ну все, мне сейчас некогда, а если что будет нужно – звони.

На этом непродолжительный разговор оборвался, потому что родитель отключился от сотовой связи. Ему еще предстояло разобраться, каким именно образом причастен ко всему случившемуся преступник Кентюрин, благополучно покинувший его кабинет, для чего необходимо было его найти и вернуть в полицейское отделение. Именно такое указание он получил от своего руководства, и ему было нельзя ни есть, ни пить и не спать, пока это приказание не будет исполнено. Не отдыхая уже вторые сутки, он продолжал оставаться в строю, смутно предполагая, когда же теперь закончатся его рабочие будни.

Его же ребенок, уточнив, что у отца все в общем и целом в порядке, сам решил произвести небольшое расследование и, с помощью своих верных друзей, прояснить одну важную, как ему, несомненно, казалось, деталь, начинавшую мучить его после той ужасной вести, какую с самого утра принес его сопливый товарищ. Положив мобильник в карман, он вернулся на кухню, где оставались остальные мальчишки и, насупив брови, спросил:

– Никто не слыхал: в нашем городе вчера не было ничего похожего, как с полицейским участком?

– Нет, – хором ответил и тот и другой член его мальчишеской группы, – мы же все время были с тобой, и всяко бы ты знал то же самое, что и мы.

– Ладно, Толстый, – так он обращался к Борцову, – давай заканчивай уже набивать свой желудок, и пошли уже со мной проверять одно место.

Второй раз повторять было не нужно: мальчишка одним глотком допил остывший уже к этому времени чай и бросил чашку в раковину, предоставив вымыть ее кому-нибудь из родителей; сам же, в сопровождении обоих друзей, устремился наружу, следуя за помыслами своего более умного предводителя. Тот, в свою очередь не спуская с лица сосредоточенной мимики, отправился по направлению одного загородного коттеджа, пять минут назад отчетливо всплывавшего в его памяти. Подбежав к особняку, начавшему в этом городе череду кровавых событий, и он, и его верные спутники неожиданно обнаружили, что вход на территорию надежно закрыт и опечатан прокурорской печатью. Однако для смекалистых пацанов такое положение дел еще ничего такого не значило: здесь могла проводиться любая мало-мальски значимая проверка, в том числе и против самих же хозяев, поэтому нужно было непременно проникнуть внутрь и исследовать все воочию.

– Закрыто, – прервал Леха размышления своего юного главаря, – наверное, нет никого, и попасть мы туда не сумеем.

– Интересно, Кощей, – перебил его Витя, называя по «пацанскому» прозвищу и одновременно озаряя лицо недовольной ребячьей ухмылкой, – когда это, – имея в виду слово закрыто, – нас останавливало?

– Никогда, – подтвердил самый сильный из всех второй его спутник, подойдя к забору и пытаясь допрыгнуть до верху, что, естественно, у него, в силу маленького возраста, так и не получилось.

– Ладно, хватит заниматься «фигней», – промолвил Горячев, выбрав обратное направление и удаляясь от входного проема, закрытого металлической створкой механически открывающихся ворот, – я там по пути выдел доску, айда ее заберем.

Небыстрой пробежкой они вернулись метров на триста, где, действительно, возле самой обочины и скрываясь в траве, лежала доска, так называемая дюймовка, длинной около двух с половиной метров. Выслушав восклицания верных товарищей, подивившихся, как он только смог ее обнаружить, Виктор поднял так вовремя обнаруженный ими предмет и с помощью остальных участников этого необычного приключения дотащил ее обратно к забору. Он приставил ее к возвышавшейся бетонной конструкции одним концом примерно до половины строения, а другим надежно уперев в травянистую почву.

– Делай, как я! – крикнул он, отбегая чуть в сторону, чтобы выбрать необходимый разбег.

– А если там будут собаки? – внезапно промолвил сопливый пацан, «хмыздая» своим носом, заставив остановиться бегуна у самого края трамплина.

– Вот зачем ты сейчас это сказал? – выругался он грубо, не позабыв вставить и пару крепких словечек. – Ты только сбил мою скорость. Думаешь, я не знаю про такую возможность? Забрался бы наверх и обязательно посмотрел – есть там кто либо же нет. Всё, теперь все молчите и не мешайте мне прыгать.

Он повторил свой предыдущий маневр, отбежав метров на пять, на полминуты остановился, будто примеряясь к дальнейшему действию, и стремительно побежал в сторону установленной ими доски. Легко доскочив до верхнего края, он сделал мощный толчок своей правой ногой, ухватился согнутыми в локтях руками за верхний край ограждения и, моментально выполнив силовой прием, подтянул кверху свой корпус. Он мог бы тут же перескочить на ту сторону, что в обычных условиях непременно бы сделал, но памятуя о предупреждении худого товарища, завис в неподвижном положении, одновременно озираясь по сторонам. Так длилось не больше минуты, после чего мальчик перекинул ноги через забор и, небрежно бросив: «Ничего страшного», спрыгнул на противоположную сторону. Следом за ним перемахнул более сильный товарищ, закончил же проникновение на чужие придомовые владения самый сопливый и, в то же время, осторожный из всех.

Они оказались именно в том самом месте, где днем ранее трое преступников стремились на совершение страшного преступления. Как водится в таких случаях, они сразу же пригнулись к земле, все-таки опасаясь, что их случайно или волею провидения сможет кто-нибудь обнаружить. Короткими перебежками – то вставая, то вновь останавливаясь и прижимаясь к земле – дети устремились в сторону кирпичной сторожки, чтобы убедиться, что оттуда не последует неприятностей и что охрана отсутствует. По мере приближения им стали попадаться ужасающие следы развернувшихся здесь прошлой ночью событий, причем Горячев следовал по какому-то известному только ему маршруту, будто заведомо знал, куда следует держать направление. Наконец они достигли того самого места, где недавно были сложены общей кучей растерзанные покойники – двое охранников и столько же атаковавших бандитов. О том, что это было именно так, а ни как-нибудь по-другому, свидетельствовало большое пятно распространившейся по траве крови, к тому времени, конечно же, уже высохшей, а также разбросанные по округе мелкие кусочки мозгов. Два трупика доберманов-пинчеров так и продолжали лежать тут же неподалеку. Человеческие тела были убраны, животных же предпочли оставить как есть, не посчитав, что они заслуживают определенного людского внимания.

Два остальных друга, лишь только увидев это место кровавого месива, сразу же принялись активно освобождать желудки от непереваренной пищи, добавляя окружающей их природе неприятные запахи. Горячев же на удивление никак на это не среагировал, а молча стоял, оценивая обстоятельства того жуткого поединка. В его памяти настойчиво всплывали события пережитых им ранее кошмарных видений. Пока все то, что ему приснилось в ту страшную, первую ночь, соответствовало действительности и полностью подтверждалось. Ужасные картины вставали перед его глазами одна за другой, погружая юного отпрыска в глубокомысленную задумчивость.

Из состояния невольного детского оцепенения его «вырвали» два товарища, которым несмотря на не окрепшую еще психику нечем было больше очищать свои организмы, и они выразили вполне справедливое желание побыстрее покинуть это жуткое место. Первым, как всегда, подал голос Кощеев.

– Слушай, Брат, – проговорил он охрипшим от натужного кашля говором, называя своего предводителя прозвищем, которое он заслужил среди остальных ребят, – пошли уже подальше отсюда: чего-то мне здесь совсем даже не нравится.

– Да, – выразил согласие и второй участник этого детского трио, – давай уже убираться с этого страшного места, а не то… как бы чего не вышло?

– Нет, – твердо заявил их детский главарь, не единым мускулом не выказывая охвативших его кошмарных переживаний, – надо посмотреть еще одно место.

После этого, уже будучи уверенным из своих необычных видений, что в доме им вряд ли кто попадется, мальчик смелой походкой направился в сторону стеклянного входа. Волей-неволей спутникам пришлось двигаться следом. Как верные псы, они следовали за своим более решительным другом, стараясь не отставать от него ни на шаг. Предположения Горячева оказались верны, и через незапертую прозрачную дверь они беспрепятственно пробрались внутрь пустующих помещений. Виктор не стал утруждать себя осмотром нижнего этажа, как бы вполне разумно подразумевая, что им там ничего интересующего его обнаружить не посчастливится. Он решительным шагом направился сразу к лестнице, ведущей на второй этаж этого элитного большого особняка.

– Живут же люди, – невольно выразил общее мнение менее сильный товарищ, зачарованным взглядом озирая внутреннее убранство двухэтажной постройки.

Брат только презрительно усмехнулся: он никогда не питал никакой зависти к более состоятельным слоям населения, привыкнув довольствоваться тем, что посылала ему по утверждениям отца справедливая жизнь. Наконец они поднялись на верхний этаж этого дома, где в конце коридора сразу же заметили сквозную дыру, будто бы образовавшуюся от ударившего в нее какого-то неведомого, но крайне разрушительного снаряда. В остальном все было чисто и не вызывало никаких нехороших эмоций, пока они не очутились возле комнаты, где были убиты хозяева этого загородного коттеджа. Здесь также, как и на улице, все стены, полы, не исключая и в том числе потолок, были залиты и забрызганы кровью, остатками серого вещества и рвотными массами полицейских сотрудников, проводивших накануне осмотр места этого ужасного происшествия.

Мальчишки оказались намного крепче бывалых взрослых людей и здесь уже только морщились, больше никак не выказывая охвативших их неприязненных ощущений. Они смело шагнули внутрь этого помещения, следуя за своим наполненным отважностью предводителем, не понимая, что же еще может быть тому нужно от этого зловещего дома. Однако, за долгое время привыкнув, что тот никогда и нечего не делает просто так, два друга следовали за третьим, словно две неотступные тени, старясь повторять каждое его невольное действие.

Вдруг! В коридоре что-то зашевелилось, как будто бы кто-то молча и медленно крался, направляясь к дверям этой мрачной ужасающей комнаты. В сердцах пацанов мгновенно похолодело, а в висках застучало множеством маленьких молоточков. Они одновременно обернулись к проему, замерев на месте от охватившего их маленькие сердца необъяснимого ужаса. «Что же это могло быть такое?» – «колотило» в голове каждого, наполняя мозг нестерпимым, леденящим душу кошмаром. Между тем шаги не стихали, а, напротив, настойчиво приближались к тому небольшому отверстию, способному пропустить за раз только одного человека. В обычных фильмах ужасов в такие моменты начинает звучать пугающая жуткая музыка, но в этом случае такой аранжировки вовсе не потребовалось, так как в мгновенно наступившей ужасающей тишине и так было слышно, как у троих верных товарищей надсадно стучат в груди оглушительным боем их юные, до неимоверного страха напуганные сердечки. Их глаза настолько расширились от охватившего их головы ужаса, что было удивительно, как они не повыскакивали из увеличенных в размерах орбит. Они бы, конечно, с готовностью закричали, призывая на помощь, но в их глотках мгновенно все пересохло, а изнутри не вырывалось ни малейшего звука. Вот в таком, практически беспомощном, состоянии их и застал беспощадный преступник, украдкой подбиравшийся к этой бывшей родительской комнате.

Кентюрин, так удачно покинувший полицейское отделение, где в тот момент происходили беспрецедентные по своей жути события, так же, как и мальчики, решил действовать от первоисточника, внезапно появившегося в их городке, холодившего душу кошмара. Сначала он бежал не разбирая дороги, пока наконец не понял, что оказался далеко за чертой районного центра и что его никто не преследует. Полчаса ему потребовалось на то, чтобы в конце концов отдышаться и хоть как-нибудь успокоиться. Затем он непременно захотел подкрепиться, ведь есть ему не приходилось уже более суток. Закончив все эти необходимые, несложные по своему свойству, мероприятия, несостоявшийся похититель маленькой девочки уже ближе к обеду направился в тот самый дом, где и планировал совершить это страшное преступление. Как же мужчина был удивлен, когда услышал наверху детские голоса и сопровождающие их шаги, едва ступающие по бетонному полу. И он решил непременно выяснить, что, кроме него, могло понадобиться в зловещем коттедже еще и маленьким сорванцам. Вдохновленный этой, пронзившей его разум, мыслью, он украдкой направился к спальной комнате, из которой днем раньше так стремительно уносил ноги, прыгая в окошко с верхнего этажа.

Увидев в комнате троих пацанов, он ринулся к ним с явным намереньем захватить хотя бы одного из них, чтобы впоследствии подвергнуть подробному и обстоятельному «допросу». Мальчишки, улицезрев незнакомого, одетого во все черное страшного дядьку, наконец-то пронзительно завизжали и бросились к окну, где уже было разбито стекло. Выглянув вниз, они, к своему величайшему огорчению, уяснили, что спрыгнуть вниз у них не получится и развернулись навстречу ожидавшей их участи. Внезапно! Сделав всего лишь пару шагов, преступник резко остановился, будто наткнулся на невидимую преграду, и от испуга и столкновения отпружинил назад, распластавшись на полу в еще не до конца высохшей кровавой жидкости. В этот миг он встретился своими глазами с остекленевшим взором Горячева, погрузившегося словно бы в гипнотический транс или какое-то странное, необъяснимое забытьё. Мгновенно почувствовав то же самое ощущение, что и днем раньше, и нынешней ночью, Кентюрин вскочил резко на ноги и, не разбирая дороги, бросился наутек.

– Брат, ты чего? – теребил его за плечи Борцов, пытаясь вывести из охватившего его помрачнения разума. – Ты в порядке?

Ему никогда еще не приходилось видеть друга в таком состоянии, и, не знай Иван его раньше и долгое время, он бы также устремился вслед за бандитом. Если же говорить про Кощеева, то тот вообще застыл без движения, обильно обливаясь слезами и одновременно густыми соплями.

Глава VI. Четвертые лунные сутки

Постепенно Витя пришел в себя, однако его мозг, сознавая то, чему он и сам стал невольным свидетелем, погружался во все более глубокие размышления. «Что же это такое? – лихорадочно думал мальчик, сопоставляя ночные кошмары и то, как он смог остановить незнакомого, неожиданно появившегося странного дядьку (в том, что это сделал именно он, парень ни на секунду не сомневался). – Откуда это все на меня навалилось? Сначала эти безжалостные убийства, теперь же вот эта невидимая стена? Что все это, «блин», может значить?» С такими невеселыми мыслями Горячев провел всю оставшуюся часть этого невероятно долгого дня, не выказывая никакого интереса к тому, что предлагали ему товарищи. После неожиданной встречи с неизвестным им человеком, пацаны довольно свободно покинули территорию этого дома, сделав это по веревочной лестнице, которую забыл удирающий в спешке бандит. Трое мальчишек, следуя за своим предводителем, отправились на спортивную площадку, разбитую возле их школы, где и находились до самого вечера. Расходились ребята в угрюмом и одновременно подавленном настроении, так и не найдя разгадку тем странным явлениям, что творились последнее пару дней в их маленьком городке.

Виктор пришел, как и обычно, в двадцать два часа вечера. На кухне его квартиры уже хлопотала соседка, заканчивая приготовление ужина – для нее было большим удовольствием выполнять просьбу отважного полицейского, несшего в это время службу по охране благополучия и спокойствия обыкновенных городских обывателей. Хотя еда и была очень вкусной, но мальчик поел совершенно без аппетита, тем не менее растягивая свое посещение кухни по возможности дольше: ему по большому счету – страсть! – как не хотелось отправляться в темную комнату, где его снова будут мучить кошмары. Однако, как не затягивай время, но в итоге через сорок минут Агрипина Евлампиевна скрипучим голосом, уже так надоевшим юнцу, промолвила:

– Ты чего это Постреленок сегодня ешь словно в последний раз? А ну-ка давай побыстрее и сразу же отправляйся в кровать: твой отец дал строгие указания, чтобы половина одиннадцатого ты был бы уже в постели.

– Но я еще не наелся, – пробовал протестовать маленький мальчик, наполняя свой детский желудок уже через силу.

Странно, но пусть ему эта старуха и была отвратительна, почему-то в этот вечер он не хотел лишаться даже ее неприятного общества. «Лишь бы подольше не засыпать», – думал ребенок, прокручивая в своей взбудораженной голове те ужасающие события, что пришлось ему пережить за последние двое суток.

– Нет, – уверенно возразила старушка, нахмурив и без того морщинистый лоб, – ты отправляешься спать, причем это даже не обсуждается.

Она легким шлепком подтолкнула ребенка с его места, напоминая, что ничего не может быть вечно, на что Витя не смог ничем возразить, а, понуро опустив книзу лицо, поплелся в свою, как уже не сомневался, страшную комнату. На улице вот только недавно стемнело и ему стоило большого усилия воли заставить себя выключить свет. Однако, он продолжал лежать и хлопать глазами, ни в коем случае не давая себе уснуть. Огромнейшего труда стоило обычно отважному мальчику дождаться, когда соседка покинет квартиру. Уходя, она заглянула в его детскую комнату, чтобы убедиться, что порученный ее заботам юнец не занимается ничем непристойным, а именно: не смотрит телевизор, не играет в компьютер да попросту не «сидит» в телефоне. Удостоверившись, что все протекает так, как ей и было поручено, она удовлетворенно кивнула своей отвратительной старушечьей головой и только после этого направилась к выходу.

Как только за ней захлопнулась дверь, парень вскочил со своего, по его мнению уже неудобного, ложа и щелкнул выключателем, наполнив комнату электрическим светом. Виктор прыгнул обратно в постель, будучи совершенно уверенным, что в эту ночь обязательно не уснет, тем более что его неокрепшая юная психика находилась в состоянии сильного возбуждения и наполняла душу совсем не детскими страхами. Какое-то время мальчик лежал, прислушиваясь к малейшему шороху, невольно вздрагивая каждый раз, когда раздавался шум, которому его взбудораженный мозг не мог найти объяснения. «Скорее бы утро, – проговаривал он в таких случаях, от охватившего его страха до невероятных размеров выпучивая свои и без того огромные глазки, – там будет легче. Днем Оно, – имея в виду мрачное Существо, – не приходит – только лишь ночью».

Пусть еще детским умом, но Горячев отчетливо понимал, что появление одинокого Странника как-то связано с его ночными кошмарами и что именно он запускает тот ужасающий механизм, который уносит жизни ни в чем не повинных людей. Несмотря на это, казалось бы, неоспоримое обстоятельство, он также прекрасно осознавал, что расскажи он об этом кому-то из взрослых, его непременно сочтут сумасшедшим, да еще надолго отправят в психушку, что тем самым никак не избавит его от воздействия темного и таинственного страшилища; появление же безжалостного убийцы, даже при таком нежелательном для ребенка раскладе, с большой долей вероятности так и не прекратится, и монстр будет продолжать убивать. Поэтому ответственный Виктор однозначно решил противодействовать зловещему проявлению, но пока только своими детскими силами.

Терзаемый жуткими мыслями, мальчик незаметно для себя, раз от раза смыкая свои отяжелевшие веки, все больше стал погружаться в тревожные сновидения. Лишь только его мозг стало обволакивать томительной негой, дыхание ребенка непроизвольным образом участилось, а тело заколотила нервная дрожь. И этому было свое ужасное объяснение и очень весомое обстоятельство, ведь так организм сопротивлялся против того, что сразу же стало проноситься в возбужденном мозгу еще юного организма – что же это было такое? – а ему стало сниться, как в каком-то незнакомом раньше сарае висит то самое одеяние, что каждый раз было надето на таинственном Незнакомце в тот самый момент, когда он совершал свои безжалостные убийства. Рядом на стене располагался заржавленный серп, который также был узнан Горячевым. Все эти предметы манили к себе уснувшего мальчика, требуя непременно в них облачиться, однако поселившаяся в разуме определенная установка активно противилась полному погружению в дальнейшие мрачные сновидения. Огромным усилием воли мальчик смог вырвать себя из захватившего сна и, обливаясь холодным потом, какое-то время лежал на кровати, уставившись в одну, выбранную им, точку на потолке. Еще дважды он таким образом боролся с неведомой силой, пока наконец, твердо решив, что лежать в дальнейшем с его стороны просто бездумно, не спрыгнул с кровати и, включив в работу компьютер, не принялся играть в различные игры, коротая время до наступления спасительного рассвета. Лишь под самое утро мальчик смог ненадолго забыться тревожными сновиденьями.

В то самое время, когда Горячев-младший стремился победить темные силы, преступник Кентюрин направлялся к своему старому другу, проживавшему на самом конце этого города. Тот жил в небольшой покосившейся хижине, явно свидетельствующей, что ее внешний вид и общая прочность, не заботят хозяина слишком уж сильно. Приблизившись к дому, Максим, озираясь по сторонам, приблизился к небольшому окошку и осторожно поскреб по нему своими пальцами. Внутри еще горел свет и слышались разгоряченные спиртными напитками возбужденные голоса. На осторожный шум, созданный неожидаемым гостем, на крыльцо вышел хозяин, грозным голосом крикнувший:

– Кого еще нелегкая принесла? Если что пустое, то лучше проваливай, а не то выйду и «бошку» сверну. Все ли понял…

Злобный мужчина не успел договорить свою наполненную недоброжелательством речь, так как его прервал не менее грубый окрик несостоявшегося похитителя маленькой девочки:

– Большой, открывай – это я, Кент.

Очевидно, это имя в покосившейся избушке было известно, потому что шаги изнутри быстро засеменили к дверному проему, отодвигая и без того не прочный запор. Перед посетителем предстал огромного роста мужчина, вежливо позволивший пройти внутрь своего не такого уж прочного дома. Иглютин Михаил Владиславович был бывшим спортсменом-тяжелоатлетом, по окончании своей карьеры безжалостно спившийся. До тридцати пяти лет он жил почти в центре столицы, где, постепенно погружаясь в беспробудное пьянство, очень быстро погряз в огромных долгах и был вынужден продать свою трехкомнатную квартиру, располагавшуюся в одном из самых элитных районов Москвы. Оставшихся денег хватило только на дом в глубокой провинции, который ему помогли отыскать пронырливые риелторы, занимавшиеся урегулированием его проблемных вопросов. В настоящее время ему исполнилось сорок шесть лет и вид он приобрел крайне печальный. Продолжая обладать неуемной физической силой, тем не менее его тело значительно исхудало, а физиономия покрылось глубокими старческими морщинами; рост его превышал сто восемьдесят пять сантиметров и продолжал внушать уважение каждому, кто его видел; квадратное когда-то лицо теперь осунулось и приобрело продолговатую звероподобную форму; серо-голубые глаза давно «потухли» – еще лет десять назад – и теперь уже не выражали того былого величия, какое некогда не покидало этого уверенного в себе человека; большая голова давно облысела и лоснящимся затылком переходила в широкую, «бычью», шею; одежда отличалась рваным синим трико, застиранной, выцветшей майкой желтого цвета и черными сланцами. Вот такой, в далеком прошлом уважаемый, человек теперь раболепствовал перед провинциальным преступником, не в силах отказать ему в посещении своего и так непросторного дома.

Действительно, то была небольшая избушка, состоявшая всего из одной комнаты, по середине которой была установлена русская печь. Именно она делила внутренние помещения на отдельные кухню и комнату. Из мебели там имелось два стола, полуразвалившаяся кровать, некое подобие топчана, да еще пара стульев. Кроме хозяина, в покосившейся хижине находилась его небольшого роста сожительница, из разряда местных любителей выпить, да еще чересчур загостившийся – уже более месяца – такой же в точности ее брат-полубомж.