Такое выражение своего недовольства для этой старушки было делом совершенно обычным, и мальчик давно уже привык к такому нестандартному обращению, однако он никогда не упускал случая, чтобы и самому не подколоть неприятную ему женщину. Вот и сейчас он крикнул ей первое, что пришло на его детский ум:
– Я сыт еще вчерашними Вашими блинчиками! Интересно, где Вы их только взяли: я всю ночь просидел в туалете! Специально, наверное, хотите меня отравить!
В этот момент дверь в его комнату отворилась и на пороге, словно сама смерть, возникла отвратительная старуха. Сморщив и без того морщинистое лицо, она скрипучим голосом проворчала:
– Такая, значит, твоя благодарность. Я тут за тобой хожу, бужу, готовлю ему свежий завтрак, а он еще и всем недоволен. Где это, скажите мне, видано, чтобы люди так платили за доброту? Эх, Постреленок, я вожусь с тобой только из-за твоего уважаемого отца, а так бы ноги моей рядом с тобой никогда не было. Все, кончай капризничать и – марш завтракать.
В этот момент стал щелкать дверной замок, без сомнений, давая понять, что в нем уверенно отходит запирающий язычок. Горячев-старший, весь красный от впитавшейся в него крови и белый от пережитых им треволнений, забежал домой, чтобы переодеться и наспех выпить свежего горячего чая. Старушка без слов поняв цель его посещения, не дожидаясь ответа от своего подопечного, заспешила на кухню, где принялась хлопотать с приготовлением так необходимого мужчине напитка. Сообразив, что родитель пришел ненадолго, ребенок быстро оделся и проследовал следом за бабкой, ведь ему не терпелось узнать: что же такого произошло сегодня ночью в их доме? Для себя он удовлетворенно отметил, что раз ему об этом ничего не известно, значит, вероятнее всего, в этом случае обошлось без его прямого участия, а это означало, что с неведомой страшной силой, будоражившей его разум, все же можно бороться, и где-то даже успешно справляться.
В этот день у них были их любимые творожные сырники, но и отец и сын ели совершенно без аппетита. Соседка, не понимая истинную причину такого непонятного поведения, строила недовольные «рожицы», корявя и так неприятное старое личико. Мальчик между тем решился выведать у отца о тех страшных событиях, которые они прибыли разбирать этим утром и которые произошли у них в доме.
– Папа, – начал разговор Витя, не забывая водить челюстями, разминая и без того мягкий поджаренный творог, – я видел, как мимо моих окон пронесли мертвую женщину, у которой не было головы – у нас в доме что-то случилось?
– Да, сынок, – несколько неохотно ответил родитель, уже переодевшийся в чистое одеяние и морщившийся от ужасных воспоминаний, – сразу в двух квартирах на нашем же этаже произошли страшные происшествия: одновременно и в первом, и во втором случае были жестоко убиты практически все члены семьи, выжить же удалось только четырнадцатилетнему мальчику. Ты сам как, ничего подозрительного не слышал? Хотя какое-там… ты, наверное, спал очень крепко?
За время этого небольшого отцовского монолога мальчик несколько раз панически дернулся – к нему возвращалось неприятное ощущение, ведь, даже невзирая на то, что он так мучительно боролся со сном, думая, что избавляется таким образом от кошмарного наваждения, он продолжал являться носителем непонятной, неведомой никому, ужасающей Сущности. Мужчина заметил эти колебания его организма, но не придал этим тревогам значения, несправедливо списав их на неокрепшую детскую психику, услышавшую такие, наводящие ужас, подробности, поэтому впредь он пообещал себе беречь сына от подобных рассказов, сообщая ему только основные «голые» факты. Ребенок тем временем не унимался еще только больше – он уже привык за последние несколько дней к смертям более страшным, так как лицезрел их в своих детских кошмарах более чем реально – и стремился выведать как можно больше интересующей его информации.
– Их убил кто-то один, или это сделали разные люди? – задал совсем не детский вопрос смышленый мальчишка.
Здесь отец на минуту задумался, ведь, в связи с чередой последних ужасных и беспрецедентных в своем роде событий, этот факт пока никем из сотрудников не рассматривался, и только десятилетнему пацану невольно пришла в голову подобная мысль. Не найдясь, что ответить, родитель выдал только то, что посчитал в этом случае нужным:
– Даже не знаю, что и сказать? Все эти жуткие преступления выглядят так необычно, что делать какие-то выводы пока еще рано, и я сам еще нахожусь в полном неведении и шокирован тем, что сейчас происходит.
Здесь отец натянуто улыбнулся и попытался успокоить крайне любопытного сына:
– Но ты не переживай: мы обязательно со всем разберемся и непременно накажем злодея, и, какой бы он ни был продуманный и хитрый преступник, он все равно не уйдет от расплаты и получит по всем своим ужасным заслугам.
Закончив принимать пищу, Павел уже поднялся было из-за стола, чтобы и дальше продолжать нести опасную службу, как Витя остановил его серьезным вопросом, обязательно требующем ответа:
– Папа, а правда, что у вас перебили половину полицейского отделения и что только ты смог выжить в той жуткой бойне?
– Откуда ты это знаешь? – опешил родитель от такой невероятной осведомленности своего сына. – Я тебе, кажется, про это ничего не рассказывал.
Мальчик понял, что невольно проговорился, но отступать было поздно, и возникла необходимость искать срочный выход, но, как водится, юный мозг не зацикливается на таких обстоятельствах и сразу же подсказывает разумное объяснение, поэтому, ничуть не смутившись, Витя мгновенно выдвинул свою версию:
– Да об этом сейчас во всем городе говорят. Ну так что, правда это или же враки?
– Давай об этом потом, – только и ответил отец, продвигаясь на выход, – мне сейчас некогда – очень много работы; поговорим же на эту тему несколько позже, – и, уже хлопая дверью, еле слышно добавил, – когда я сам во всем разберусь.
Он выходил как раз в тот момент, когда в «труповозку» загружали мертвое тело. Пока он прыгал в подъезде через ступеньки, его не оставляло назойливое сомнение по поводу непонятной осведомленности его сына и странного поведения ужасного Существа, посчитавшего возможным оставить его в живых – единственного из всех, попадавшихся ему на пути. Однако, оказавшись на улице, полицейский тут же забыл про мучившие его вопросы, так как мгновенно его мозг переключился совсем на другие моменты: приближалось время утренней разнарядки, где нужно было хоть что-то доложить по захлестнувшим город ужасающим преступлениям, но и здесь его тревоги были напрасны, так как то, что предстояло ему услышать, внесло еще больше смятений в его и без того тревожные мысли.
В то жуткое утро совещание вел Коняев Андрей Геннадьевич, что случалось только тогда, когда начальника отдела срочно вызывали в Управление области. Он выглядел крайне мрачно, что было необычно даже для этого, и так невеселого, человека. Заместитель начальника полиции по охране общественного порядка держал в руке небольшой лист бумаги, где значился текст пришедшей в отделение телеграммы. Мужчина, одетый в форму полицейского подполковника, несмотря на ужас всего содержания, твердым голосом передал его смысл подчиненным сотрудникам.
– На протяжение последних трех суток, – читал он определенные, помеченные им заранее, выдержки, – в трех городах нашей области, в нескольких городах соседствующих нам регионов и по всей стране повсеместно, участились случаи жестоких и одновременно необъяснимых убийств. Идет поголовное истребление народонаселения Российского государства, поэтому Министерство внутренних дел да и все наше Правительство в целом призывают к повышенной бдительности и вводят чрезвычайное положение. На усиление нашего отделения выделяются войска специальных подразделений, в том числе СОБР, ОМОН и военный спецназ. После десяти часов вечера в городе будет действовать комендантский час и все блуждающие и гуляющие будут доставляться в полицейский участок, – закончил он с посланием и дальше добавлял уже от себя, – эту информацию необходимо довести до всех наших граждан посредством телевизионной и радио связи. Требуется полностью исключить панику и, разумеется, мародерство.
Далее, шло перечисление общего числа жертв на территории области и доведение до каждого офицера непосредственно ему предназначенных в дальнейшем обязанностей. Совещание длилось до десяти часов дня и уже к его окончанию по всему городу были расставлены военизированные патрули, прибывшие на тяжелой военной технике. С таким подходом ни одна «мышь» не должна была проскочить незамеченной.
В то же самое время, как отец отправился на утреннюю планерку, Витя поспешил на встречу с друзьями. Еще с вечера они договорились встретиться на спортивной площадке, расположенной возле их школы, и, поскольку Горячев был вынужден задержаться, остальные его товарищи уже находились на месте пусть и не в таком многочисленном, но уже в полном, оставшемся в городе на лето, составе. С трудом отдышавшись от быстрого бега, предводитель этого ребячьего коллектива сразу же одарил всех вопросом:
– Вы слышали, что у нас в доме сегодня случилось?
– Нет, – подтвердили хором друзья, – нам ничего неизвестно.
– Только я видел, как полицейские убирали с улицы жуткие трупы, – добавил Толстый, живший в том же доме, что и их маленький предводитель.
– В двух квартирах на моем этаже, пока я боролся со сном, почти полностью были жестоко убиты две совершенно чужие друг другу семьи, – от родителя Виктор знал, что четырнадцатилетний Сараев пока еще остается живой.
– Да ты что такое, Брат, говоришь? – попытался Борцов выведать другие подробности – И что с ними случилось?
– Я и сам пока что, Толстый, не в курсе, – сморщил Горячев лицо недовольной гримасой, ничуть не меньше желавший прояснить те ужасные обстоятельства.
– Но как же так, – удивился третий товарищ, по привычке «хмыздая» носом, – ведь у тебя же отец полицейский? Он бы всяко тебе рассказал.
– Да? – раскраснелся Витя от внезапно охватившего его гнева. – Ты так в этом уверен? А то что он третий день не живет дома – это, по-твоему, как? Я не видел батю все это время, и чем он сейчас занимается мне, поверь, неизвестно.
– Хорошо-хорошо, – закивал головой более слабый товарищ, видя в таком состоянии друга впервые, а заодно, вспоминая, как тот вчера смог одним только взглядом остановить здорового незнакомого дядьку, – чего ты сразу же разозлился? Я ничего такого в виду не имею, а просто очень хочется себе прояснить, что в нашем городе происходит – вот и все мои мысли.
– Да, Брат, – подтвердил Иван утверждение Лехи, подмигнув тому одним глазом, – чего ты сразу «взандры» полез? Не знаешь – так и скажи, а чего орать-то на нас: мы и без тебя сильно напуганы. Давайте лучше подумаем, что будем делать?
Предложение было дельным, и трое верных друзей, насупив и без того хмурые лица, принялись усиленно размышлять над создавшимся положением. Вместе с тем оставаться в таком положении для неугомонных ребят было мучительной пыткой, и уже через двадцать минут они стали вслух делиться посетившими их идеями. Кощеев решил первым нарушить общее задумчивое молчание и, хлопнув себя рукой по лбу, озадаченно произнес:
– А что, если это пришельцы высадились к нам на планету и сейчас решили истреблять нас поодиночке? В таком случае мы все – как бывает в любом ужастике! – непременно погибнем.
– Брось, Кощей, нести ерунду, – осадил его сын полицейского, прояснив лицо так, что становилось очевидным, что его голову посетила здравомыслящая идея, – я долго думал, и вот что пришло мне на ум: прикинув к одному все события, я отчетливо понял, что все эти убийства связаны как-то со мной.
– Почему такая уверенность, Брат? – вставил свое замечание более высокий товарищ.
– Потому, Толстый, – продолжал разъяснять говоривший ребенок, хмуря к носу детские брови, – что оба дня, пока я спал ночью, то отчетливо видел, как были убиты сначала жители того дома, куда я вас водил, а затем полицейские. Только смотрите: никому об этом – ни слова!
– Нет, нет, – заверили оба приятеля, преданно глядя в глаза своему предводителю.
– Тогда я продолжу, – говорил дальше Горячев, пытаясь более доходчиво выразить терзавшие его мысли, – сегодня ночью я решился не спать и все темное время суток активно боролся со сном, в результате чего мне пришлось все это время просидеть за компьютером. Так вот, вам кто угодно расскажет – пусть даже мой родной батя, – что в прошлые ночи всех убивал большой страшный дядька, одетый в кожаный плащ и огромную шляпу.
– Так, – кивнул Иван головой в подтверждение, что суть дела ему в общем понятна, – а кто приходил убивать нынешней ночью?
– Этого не видел никто, – заверил всех говоривший, вставая на ноги и начиная ходить взад и вперед перед своими друзьями, заложив руки за спину, – возьмусь высказать мысль, что в этот раз был кто-то другой, а самое главное, лично я ничего такого не видел, значит, каким-то непостижимым мне образом я связан с этой неведомой силой, которая наводит ужас на наш небольшой городок, единственное, только во сне. Что вы обо всем этом скажете?
– Возможно, ты прав, – с недоверием пожали плечами оба товарища, – только непонятно: как нам это поможет?
– Пока не знаю, но я очень боюсь засыпать, – наконец, признался «докладчик», сделав умоляющее лицо, – все это так страшно и необычно, что я совершенно не хочу еще раз увидеть, как той злой ужасающий дядька будет снова убивать невинных людей. Вы мне в этом поможете? Запомните: я не исключаю возможности, что это чудовище посетит кого-то из вас. Так как?
– Но что мы в связи с этим можем поделать? – настаивал более крупный ребенок, – Разве мы сможем проникнуть в твои сны?
– Ты, Толстый, ничего так и не понял, – невольно повысив голос, грубо «оборвал» товарища Виктор, – не надо лезть в мои сновидения, достаточно не дать мне заснуть. Ну, а если же я все правильно понял, то тех, кто находится со мной в непосредственной близости эта злая Сила не трогает, так что у того, кто останется со мной рядом, есть возможность остаться в живых.
– Или же быть убитым одним из первых, – полушепотом промолвил Кощеев, не желая навлекать на себя очередную вспышку гнева своего ребячьего предводителя.
Горячев прекрасно расслышал, что сказал его сопливый товарищ, посчитал его страхи вполне уместными и никак не выразил ему своего негативного отношения. Он молча ждал, что хоть кто-то из них откликнется на его молящую просьбу. Через пару минут, видимо что-то обдумав и приняв в связи с этим решение, тишину нарушил Борцов, глядя прямо в глаза своего верного друга, волею судеб попавшего в неоднозначное страшное положение.