Потусторонняя одиссея

Варнаева Кира Петровна достигла к этому моменту сорокадевятилетнего возраста, но выглядела при этом на все шестьдесят: настолько ее внешность сгубила пагубная привычка злоупотреблять спиртными напитками; за свою юность она смогла дорасти только до не полных ста пятидесяти двух сантиметров и не отличалась складным телосложением; ее отнюдь негладкая кожа давно обрюзгла и была испещрена множеством крупных, старящих тело морщин; несмотря на антиобщественный образ жизни, женщина тем не менее имела довольно пухлые формы, что, скорее, указывало на наличие неизлечимых заболеваний, нежели на избыток питания; лицо ее, если сказать, что было отталкивающим – это вообще не сказать ничего, потому что выглядело оно для представительницы прекрасного пола просто ужасно, и, не говоря еще и про глубокие избороздившие его впадины, оно сплошь было покрыто многочисленными прыщами, делая кожу волнисто бугристой с синюшного цвета окраской; впалые глаза давно утратили свое былое великолепие, превратившись в злобные серые звериные зенки; нос, раньше прямой, на конце распух, придавая своим окончанием полное сходство с созревшей огромной сливой; губы от потери зубов ввалились вовнутрь и полностью обесцветились; коротко остриженные волосы, некогда имевшие темный оттенок, давно уже поседели и торчали по сторонам скупыми клочками; из одежды на ней был только дырявый многоцветный халат да такие же, как и у сожителя, тапки только сиреневого, поблекшего цвета.

Третий персонаж этого необычного трио представлялся Варнаевым Иннокентием Петровичем и, как уже сказано, являлся родным братом Киры Петровны. Это был давно опустившийся на самое социальное дно человек, утративший к жизни какой-либо интерес. Единственное, что его занимало, так это постоянное употребление горячивших душу напитков, изыскание которых являлось основным смыслом его прогнившей, неудачливой сущности. Это неказистое подобие сильной половины нашего человечества давно перевалило за пятидесятитрехлетнюю отметку, но, как и сестра, выглядело гораздо старше своего полного возраста; мужчина был несколько выше своей самой ближайшей родственницы и выглядел намного худее; его сморщившееся от прожитых лет и каждодневного пристрастия к выпивке морщинистое лицо совершенно не отражало никакой привлекательности, напротив, было отталкивающим и безобразным, напоминающим внешне «прочерневшего» служителя Преисподней, или попросту черта, хотя для полного сходства ему не хватало только пятачка на отливающем синевой большом носе да небольших аккуратненьких рожек на всклоченной, давно нечесаной голове. Точно такая же борода застилала нижнюю часть его отвратительной, пугающей разум физиономии; невзирая на теплое время года, одет он был в теплую, засаленную фуфайку серого цвета и такие же утепленные шаровары; на давно немытых ногах были одеты дырявые резиновые полусапожки.

Все трое находившихся в этом доме излучали непревзойденную вонь, от которой вошедший поначалу закашлялся, а потом к горлу подкатило неприятное ощущение, постепенно перераставшее в скопившийся ком, заставлявший его постоянно отхаркивать «першившую» слизь. Как и принято в таких неприглядных притонах, любой разговор принято заводить только через спиртные напитки, поэтому Кентюрин сразу же выставил на стол продолговатую полулитровку, заполненную сорокаградусной водкой.

– Ну и «запашина» у вас, – невольно выразил свои ощущения неожиданный посетитель и, уже обращаясь к хозяину, как будто не спросил, а поставил в известность: – Большой, я перекантуюсь у тебя какое-то время, а то меня полиция ищет и мне нужно где-нибудь «отсидеться».

– Что-то случилось? – недоверчиво молвил Иглютин, выставляя на стол еще одну стопку, в противовес другой посуде бывшую в этом доме в непременном наличии.

– Да, – неохотно признался преступник, отводя в сторону взволнованный взгляд, – замыслил тут одну «делюгу», а что-то пошло не так, и вот теперь приходится «ударяться в бега». Ты как, никто не против, если я «пересижу» здесь пару-тройку деньков?

Здесь Максим вынул из-за пазухи еще одну бутылку крепленных напитков и в то же мгновение поспешил присоединить ее к «поставленной» ранее таре.

– Что же такого… живи, человек если хороший, – согласился хозяин, округляя глаза от предложенной выпивки, наполняясь приятным ощущением от вполне удавшегося сегодня вечера.

Получив вполне логичное одобрение, которое последовало бы в любом случае, даже если бы гость ничего с собой не принес, Кент, чтобы хоть как-то заглушить тот умопомрачительный запах, что наполнял ужасной вонью это жилище, сразу же, подряд, выпил три стопки крепкой, холодной водки и заел ее соленым огурчиком, извлеченным из литровой банки, вместе со спиртным им же прихваченной на закуску. Алкоголь мгновенно стал распространяться в крови, постепенно устраняя острые неприятные ощущения от царившего вокруг ужасного смрада. Когда вновь прибывший постепенно освоился в неприятных условиях, он посчитал необходимым разрядить возникшее с его появлением напряжение и стал поддержать обыденный разговор.

– Ты бы, Большой, хотя бы телевизор купил, – промолвил он, улыбаясь от охватившего его полупьяного состояния, – а то скукотища у вас, а так бы, глядишь, музыку какую послушали.

– У нас есть приемник, – захлопотала хозяйка, также наслышанная о злобном и беспощадном характере их нежданного посетителя.

Она достала миниатюрное, портативное устройство, работавшее на маленьких батарейках и поставила его на середину стола. Ввиду его небольших размеров, звук, издаваемый с помощью небольшого динамика, был едва слышен, но уже одно это заставило всех немного расслабиться и чувствовать себя гораздо свободнее.

– Давай наливай, а иначе уйду, – рассмеявшись, пошутил уже опьяневший Кентюрин, начинавший испытывать голод.

Тут же сорокоградусная жидкость была налита по стопкам, и, одним махом опустошив предложенную посуду, Максим уже суровым голосом предложил:

– Хозяйка, сбегай купи чего-то пожрать, денег я тебе проспонсирую.

Здесь он достал из кармана пятисотенную купюру и протянул ее некому подобию женщины. Она тут же умчалась выполнять приказание, направляясь в ночной магазин. Вернулась она минут через сорок и принесла с собой довольно питательные продукты питания. На столе моментально оказалось скалка «любительской» колбасы, две банки шпротов, паштет, две буханки хлеба, сыр и еще одна банка соленых огурчиков. Дальнейшее распитие пошло в более дружеской обстановке, так как, кроме насыщения алкоголем, всем присутствующим удалось еще и плотно покушать, что являлось в этом полуразрушенном доме далеко не самым обыденным. Вдруг! Кентюрин напрягся всем своим телом. Как ему показалось, со стороны пристроенного к дому небольшого двора, который использовался в этом жилище исключительно в качестве туалета, послышался какой-то подозрительный шум, больше похожий на пугающую, но вместе с тем осторожную поступь.

– Кто это у вас там? – промолвил Максим, покрываясь холодным потом и мгновенно трезвея.

– Никого, – неуверенно ответил хозяин, стараясь понять, что же так напугало их гостя, – может, мыши?

– Какие, к «херам», мыши? – запротестовал испуганный посетитель, начиная дышать чаще обычного. – Летом они живут в поле и по избам не лезут.

– Тогда, возможно, кроты? – предположила Варнаева, как бы невзначай пожимая плечами.

В этот момент странный звук повторился, привлекая внимание уже и остальных участников этого увеселительного застолья. В действительности же он был похож на то, будто по двору осторожным шагом передвигается человек.

– Вы это слышите? – прошептал «похолодевший» Кентюрин. – У вас, вообще, двор запирается?

– Да, – недоуменно нахмурив брови, пытался что-то вспомнить Иглютин, – только я не помню, когда его последний раз запирал, должно быть, и позабыл.

– Так сходи, Большой, посмотри, – выдал свое заключение посетитель, постепенно справляясь с охватившим его неожиданным страхом и приобретая обычное злобное выражение, – твой дом, значит, тебе и следует разбираться.

Смущенный вначале чувством суеверного ужаса, охватившего даже вроде бы уверенного в себе человека, увидев, что это было лишь мимолетным явлением, рассеявшимся словно предрассветный туман, бывший тяжелоатлет, справившись с охватившими его странными, ранее незнакомыми, чувствами, уверенным шагом поплелся в пристройку, чтобы выяснить то, что так взволновало их нежданного гостя.

– Не забудь двор запереть! – крикнул Максим, лишь только за ушедшим захлопнулась дверь.

Почти в тот же момент с тыльной стороны этого дома послышался оглушительный, наполненный ужасом визг, как будто резали какую-то животину. Оставшиеся в жилых помещениях, не сговариваясь, дернулись своими телами, словно по ним пробежал электрический ток, а Кент, кроме всего прочего, подскочил словно ужаленный со своего неудобного места и метнулся к небольшому окошку, ударом ноги вышибая наружу оконную раму. Проем оказался совсем не большим и не позволил преступнику выскочить на улицу одним, единственным, махом. Замешкавшись среди не полностью разрушенной рамы, Кентюрин через пару секунд услышал, как возвратился назад уходивший с проверкой хозяин. В руках он нес трехцветную кошку, испачканную в человеческих нечистотах, и увлеченно смеялся:

– Вот кто стал источником наших волнений – всего лишь небольшая и сама по себе пугливая кошка. Она запуталась лапкой в разложенной на земле рыболовной сети, потому-то мне и попалась.

Тут он увидел застрявшего в оконном проеме безжалостного вроде бы как преступника и вполне естественно удивился:

– А у вас чего здесь случилось?

Вопрос был прямой и, конечно же, справедливый и требовал такого искреннего ответа. Ни секунды не думая, убегающий выдал:

– Я думал, что это «менты» нас окружают, и решил таким образом скрыться. Вы меня извините, но в тюрьму как-то не хочется – а рама что? – раму заклеите пленкой: сейчас тепло и никто не замерзнет.

Такое простое объяснение устроило всех, тем более что уже изрядно опьяневшему Кеше Варнаеву было вообще безразлично, что происходит в не принадлежащей ему ветхой избушке. Выпив, по его словам «для снятия стресса», еще одну стопку, он погрузился в непродолжительный, но крепкий сон пьяного человека. Остальные участники этого невеселого «праздника» допили остатки спиртного и также забылись тревожными, и где-то даже угрюмыми, сновидениями.

Этой же ночью, пока маленький мальчик боролся со сном, а жестокий бандит пытался обмануть безжалостную злодейку-судьбу, в том многоквартирном доме, где непосредственно жил Витя Горячев, происходили странные, если не сказать, ужасные вещи. Его квартира располагалась в среднем, третьем, подъезде из пяти существующих. Практически одновременно, в тот самый момент, когда он огромнейшим усилием воли «вырывал» себя из первого своего погружения в ужасные, «провальные», сновидения, начались твориться неописуемые события.

В первом случае интересующая квартира располагалась на втором этаже точно также, как и жилище мальчика Вити. Хозяин – Сараев Герман Иванович, мужчина среднего роста, достигший тридцатипятилетнего возраста; он работал на местном комбинате текстильной направленности, где занимал должность помощника мастера; невзирая на не внушительные внешние данные, он обладал огромной физической силой, так как ему постоянно приходилось иметь дело с различными инструментами; человек этот не был красив, но лицо его обладало достаточной привлекательностью, чтобы заполучить себе в жены обаятельную и привлекательную ткачиху. Случилось это лет тринадцать назад, а сейчас же эта, пусть еще и молодая, женщина уже достигла того определенного возраста, когда женская красота начинает стремительно увядать: ей только что исполнилось тридцать три года и она уверенно переходила в следующий этап своей жизни. Екатерина Васильевна была со своим мужем практически одного роста и никогда не могла похвастаться обувью на завышенном каблуке, чтобы вдруг ненароком не стать выше супруга. С ними жил еще их сын, которому вот-вот должно было исполниться четырнадцать лет. Сережа – так звали этого мальчика – в этом году закончил седьмой класс и готовился обучаться в восьмом.

В тот вечер муж пришел домой пьяный и, как и обычно в подобные дни, поругавшись с супругой, отправился спать. Женщина весь вечер проплакала в помещениях кухни, а сын, вернувшись с гулянки чуть позднее двадцати трех часов, быстро поужинал и, не выясняя причины удрученного состояния матери, отправился спать. Стрелки часов уверенно устремлялись к полуночи, а Екатерина все предавалась своим невеселым мыслям, возникшим в ее голове с непотребным состоянием мужа. Она невольно предполагала, что у него непременно появилась любовница и что он уделяет ей гораздо больше внимания. В конечном итоге, если бы в эту квартиру пригласить в это время специалистов, изучающий эзотерическую направленность, то они бы с точностью установили, что отрицательная энергия в этом случае очень и очень основательно стала зашкаливать. Наконец, справившись с охватившими ее негативными чувствами, хозяйка квартиры, выругавшись матом на мужа, решила отправиться спать, но едва лишь она открыла дверь комнаты, где до этого мирно спал пьяный супруг, он непроизвольно стал шевелиться, будто кто-то посторонний передвигал его тело по широкой кровати.

– Еще и «выпендривается», «скотина», – произнесла женщина, посылая в воздух всю злость, какая только скопилась в ней этим теплым июньским вечером.

В то же самый миг мужчина поднялся и, уставившись на супругу невидящими белками, словно бы ужаснейший зомби, вытянув вперед руки, стал приближаться к супруге, выражая намерения, вовсе не благодушные.

– Ты что, совсем озверел? – промолвила Катя, неторопливо отстраняясь к дверному проему.

Она хотела выйти наружу и отправиться в соседнюю комнату, где спал их несовершеннолетний ребенок, предоставив комнату мужу в его единоличное пользование, но в этот момент супруг замахнулся правой рукой и резким ударом разбил женщине нос, свернув его в сторону. Испытав сильнейшую боль, она диким голосом закричала и в тот же миг получила повторный тычок головой в подборок. Нестерпимая боль в нижней челюсти возвестила о ее переломе. В этот момент из соседней комнаты выскочил потревоженный мальчик, разбуженный пронзительным криком до «смерти» перепуганной матери. Увидев залитое кровью лицо хрупкой родительницы, он непроизвольно бросился на отца, пытаясь отстранить его от измученной и беспомощной женщины. Но только приблизившись и увидев вместо глаз ужасающие белки, он мгновенно опешил и замер на месте, будучи не в силах даже двинуться с места. В тот же самый момент отец достал откуда-то кухонный нож и по самую рукоятку всадил его в область печени, в корпус тела, не окрепшего еще сына. Мгновенно выдернув острое лезвие, по тонкой струйке вытекающей крови обезумивший мужчина каким-то непонятным, возможно потусторонним, чутьем смог однозначно определить, что отсюда опасности более не последует, после чего наклонился к жене и, несмотря на ее протяжные крики, медленно «отпилил» ее голову. Держа жуткий трофей за его роскошные волосы, жестокий убийца, еле-еле ступая по половицам, направился на балкон, где не спешным движением перерезав свое горло, заливая округу вытекающей кровью, перекинулся через перила и, завалившись, плюхнулся вниз, увлекая вместе с собой ужасную часть тела некогда красивой Екатерины.

Почти то же самое происходило с противоположной стороны этого многоквартирного дома. В похожей квартире проживала семья старых пенсионеров. Они прожили долгую несчастливую жизнь, вырастили двоих детей, помогли им устроиться в жизни и теперь вдвоем доживали свой век, находясь в постоянных склоках и ругани. Это были два совершенно разных по характеру человека, которые, только ввиду огромной социальной ответственности, терпели друг друга, как нетрудно понять, лишь из-за совместных детей. Именно они удержали их от своевременного развода в молодом и более зрелом возрасте, сейчас же пускаться на такой шаг было просто бессмысленно. Вот они и продолжали терпеть постоянные нападки, не имея возможности разъехаться по разным «углам». Корягин Иосиф Георгиевич был высоким мужчиной шестидесятисемилетнего возраста; он был достаточно худощав, имея вид «высушенного» тяжелым трудом человека; лицо его также, как и физиономия полноватой супруги Марии Ивановны, бывшей на год моложе его, было испещрено многочисленными морщинами, глубоко «засевшими» в шершавую кожу; глаза обоих, кроме взаимной ненависти, ничего больше не выражали, поэтому они предпочитали находиться порознь – каждый в своей комнате, встречаясь только на кухне, где у них всякий раз происходила словестная перепалка.

Не стал исключением и этот вроде обычно начинавшийся вечер. Поспорив из-за продуктов питания, которые хранили раздельно, уличив друг друга в хищении, они долго ругались, не выходя из маленькой кухоньки, предназначенной у всех нормальных людей для приготовления пищи, а ничего-то другого. Их скандал затянулся, и время уверенно приближалось к полуночи. Вдруг! Ни с того ни с сего дородная женщина схватила кухонный нож и воткнула его прямо в горло опостылевшего супруга. Затем, поворачивая голову по часовой стрелке, она крутила ее пока та не повисла на вытянувшихся кожно-мышечных продолжениях. Неторопливым движением отпилив голову супостата, бросила ее на половое покрытие. К этому времени все помещение уже было залито кровью. Поскользнувшись на влажном полу, престарелая женщина грузно упала, непроизвольно воткнув острое лезвие в свой правый глаз, с той стороны уперев его ручкой в напольную плитку.

Уже под самое утро истекающий кровью четырнадцатилетний юнец, барахтаясь в кровавом месиве, растекавшимся по квартире смог добраться до мобильного телефона и сообщил в службу спасения о приключившимся с ним ужасным, кошмарным несчастии.

Глава VII. Ребячьи сомнения

В пять часов десять минут Павел Горячев, обеспокоенный страшными происшествиями, происшедшими одновременно в двух разных жилищах их пятиэтажного дома, и выехавший на место для фиксации этих кошмарных событий, не преминул посетить свою квартиру, переживая за сына. Заглянув в его комнату, полицейский убедился, что с ним ничего не случилось и что он мирно посапывает на своей удобной детской кроватке. Единственное, что его поразило, так это оставленный в работе компьютер. Выключив его из сети, мужчина осторожно покинул комнату мальчика и отправился к остальным, чтобы продолжить расследовать холодящие в жилах кровь обстоятельства, ставшие в этом населенном пункте обычными.

Перво-наперво, еще до прибытия опергруппы, выжившего четырнадцатилетнего мальчика увезли в детскую хирургию в Иваново, чтобы по возможности оказать ему более квалифицированную, профессиональную медицинскую помощь. Сейчас же изучали изувеченные останки его родителей, находившиеся на улице прямо под окнами их квартиры. Вся местность, располагавшаяся вблизи отрезанной женской головы и мертвого, с перерезанным горлом, мужского сильного тела, была обильно пропитана свежей человеческой кровью. Немногие, даже видавшие виды, сотрудники могли спокойно смотреть на открывшуюся их взору картину. От распространяемого запаха свежих людских останков у некоторых, наиболее молодых, закружилась голова, и они даже стали чувствовать, как почва закачалась у них под ногами. Однако делать нечего – служба есть служба! – и, превозмогая естественное в подобных случаях неприятное ощущение, полицейские принялись за работу.

Пачкаясь в скользкой и, в то же время, липкой крови, сотрудники внимательно все осмотрели и наконец-таки убрали с улицы мертвое тело и отрезанную женскую голову. В этот момент из противоположного подъезда этого дома прибежала запыхавшаяся старушка и сообщила еще одну неприятную новость. С ее слов получалось, что ее престарелые супруги-соседи полночи ругались, а сейчас не открывают двери в квартиру, несмотря на ее настойчивые звонки. Как она поясняла, женщина начала к ним стучаться еще с половины первого ночи, но сейчас, увидев, что случилось с семьей супругов Сараевых, сильно забеспокоилась, справедливо переживая: не произошло ли нечто подобное и с ее давней престарелой подругой? На взлом двери ушло не более получаса и открывшийся ужасающий вид вмиг вселил нехорошие подозрения в голову оперуполномоченного, являвшегося еще и одиноким отцом, и именно в этот момент он побежал проверять оставленного в одиночестве малолетнего сына.

Далее, следствие значительно затянулось. Теперь приходилось осматривать уже два места страшных событий, где находились убитые безжалостным образом трупы, а все помещения обильно измазаны человеческой кровью. Как ни старайся в таких необычных условиях, но остаться чистеньким и не перепачкать одежду кровавой, еще не высохшей жидкостью не получилось ни у одного заходящего в квартиры сотрудника. Вылетавшие при каждом шаге из-под обуви капли, будто бы специально, липли к ним на одежды, и уже к семи часам все участники выехавшей на место оперативно-следственной группы были перемазаны кровью, кроме всего прочего излучающей кошмарную, «обжигающую» дыхание вонь.

Как и в обычные дни, Агрипина Евлампиевна разбудила соседского мальчика в половине седьмого, тут же велела умываться и отправляться на кухню, где уже дымился приготовленный завтрак. Ребенок поспал всего пару часов и, что является в таких случаях абсолютно нормальным, вставал с большой неохотой. Однако, делать было нечего – ведь Витя твердо решил никому ничего не рассказывать о терзавших его ночных страхах, а разобраться в них самолично, – поэтому ему и приходилось твердо держаться избранной тактики, чтобы раньше времени не раскрыться и – не дай Бог! – не угодить в психиатрическую лечебницу. Вставая, он невольно приблизился к пластиковому окошку и непроизвольно глянул на улицу. То, что ему довелось в это мгновение лицезреть, заставило кровь заледенеть в его мальчишеских жилах. Как раз в этот момент, словно бы по чьему-то зловещему ужасающему сценарию, писаному специально для этого мальчика, мимо проносили обезглавленный, окровавленный труп соседки Сараевой. Ее вид был настолько кошмарен, что ребенка чуть не стошнило, однако его спасли от этих непроизвольных позывов свой собственный закаленный характер и чье-то неведомое, неотступно бывшее рядом, сверхъестественное влияние. Тем не менее и так незначительный аппетит был испорчен у мальчика окончательно. В этот момент с кухни раздался зловредный голос соседки:

– Постреленок, а ну иди завтракать, не то сейчас все остынет. И давай поторапливайся: мне тут сидеть с тобой нет совсем никакого желания: у меня и самой дел хватает и, если бы не твой отец, я бы сама ни за что с тобой не связалась. Такой прямо капризный ребенок…