Девять жизней Кота. Книга вторая: «Великое княжество Московское»

Они с князем вошли в сравнительно небольшую залу, которую словно специально строили для таких торжественных церемоний. Строгие линии уходящих ввысь малахитовых стен; знамена, свисавшие от потолка, быть может, столетия. Портреты предков Рюриковых, часть из которых, самых известных в общем прошлом, Кот опознал – того же Грозного, или Александра Невского. И звезды – под каждым из портретов, начиная от самого Рюрика. Олег видел их недавно на экране компьютера; теперь на стенах зала. Надеялся одну из них и подержать в руках.

– Или на груди, – кивнул он внутри себя, – не зря же меня сюда привезли. Да еще в такую компанию поставили.

В зале чуть слышно гудели голоса. Говорить громко тут было, определенно, не положено. Но заслуженные воины, каждый с целым иконостасом на груди, явно радовались встрече с сотоварищами. Не все – судя по лицам – но эмоции присутствовали, как и эти самые шепотки. Князь, оставив юного витязя в этой толпе, состоящей в основной из седовласых ветеранов, отступил куда-то назад. А вместо него выросла фигура другого князя, Рюрикова Олега Николаевича. Который улыбался Олегу так широко и приветливо, что Кот и сам на мгновение представил себе, что здесь его встретил родной, горячо любимый и любящий дядюшка. Только вот отчего вокруг этой пары – Главы Приказа, и Наследника свободного Рода – тут же образовалось пустое пространство? Заслуженные ветераны, и бравые воины помоложе жались теперь к стенам, с показным вниманием разглядывая атрибуты воинской славы предков – словно видели их в первый раз.

– Добрый день, Олег Георгиевич! – князь совсем не понижал голоса, отчего у многих даже уши зашевелились; Кот непроизвольно фыркнул, – вижу по вашему лицу, молодой человек, что добирались сюда весело.

– Кто бы отрицал, что этот фрукт знает все, как бы не больше Николая Ефимовича, – «порадовал» себя выводом Олег; и, уже вслух, – здравия желаю, Ваша Светлость! Вашими молитвами, добрались. И даже в назначенный срок.

– В назначенный срок…, – повторил неторопливо Рюриков, – а хотелось бы пораньше. Побеседовать бы нам с вами, Олег Георгиевич. Если сразу после церемонии?

– Да я как бы не против, Олег Николаевич, – тут уши, что чутко вздрагивали у некоторых из приглашенных, замерли, – но хотел бы попросить о встречной услуге. Не очень, думаю, обременительной для вас.

– Обговорим, – улыбнулся Глава Приказа, – и исполним, если услуга действительно необременительная. О! Вон и распорядитель идет – Игорь Федорович. Ему в этом зале даже я подчиняюсь.

Распорядитель – высокий и худой старик в парадной костюме, где золота было больше, чем ткани (невольно вспомнился наследник литовского князя) – построил шеренгу, как понял Олег, награждаемых, быстро и непреклонно. Без лишних слов; а точнее, почти совсем без них. Бравые вояки, и пара затесавшихся среди них гражданских лиц слушались Игоря Федоровича, как бы, наверное и самого Великого князя не слушались.

– Это я, конечно, загнул, – думал Олег, внося некоторую суматоху в порядок, – но старик хорош. Да и все остальные, наверное, уже привыкли; знают, что с чем тут едят. Один я, несчастный, притащился, не ведая никаких подробностей. Да даже зачем пригнали, не объяснили. Сюрприз будет?

Между тем зазевавшегося мальчика, до того как-то ловко, и вроде совсем случайно перемещавшегося меж взрослых дядек так, что это выглядело совсем не нарочно – ну, любопытно же пацану пошариться и взглядом, и телом; разглядеть иконостас наград сначала у одного ветерана, потом у другого, и следующего – так вот, сухая, костлявая и очень крепкая рука распорядителя все же отловила Кота, и поставила его в большую шеренгу. Которая выстроилась никак не по ранжиру, званиям и должностям. Наследник Рода Котовых, который по росту должен был стоять, конечно, в самом конце шеренги, стоял теперь в ней вторым, рядом со старичком, который был ростом не намного выше него, и статным полковником с другой стороны, который поглядывал не него свысока, и с большим недоумением.

– Кажется, даже с обидой, – решил Олег, воспринимая его эмоции, – господина полковника на высочайший прием пригласили, а тут рядом сопляк… за какие заслуги?

От правофлангового, ветерана справа, веяло несокрушимым спокойствием. Такие спокойные эмоции в своей короткой жизни здесь Кот ощущал разве что от спящих крепким сном людей. А этот старичок, кажется, и действительно спал; и вдруг словно взорвался эмоциями – будто в своем сне опять повел свой полк, или там дивизию, в атаку. Олег так засмотрелся (или заслушался), буквально захлебнулся в его эмоциях, что сразу не зафиксировал, что в зале стало необычайно тихо, и превалировать в настроениях стало почти благоговение, и, в малой степени изумление, если не возмущение.

– Направленное, стати, в мою сторону, – спохватился он, – и что тут такого произошло?

Оказалось, что его подвел слух; или, если быть точнее и грубее – нюх. В зал вошли главные действующие лица, а старший лейтенант Котов это обстоятельство позорным образом пропустил. Перед шеренгой стояла другая – покороче и почти совсем не отмеченная наградами. Зато явно облеченная властью.

– Высшей властью в этой стране, – признал Олег сразу нескольких знакомых.

Он даже мысленно принялся загибать пальчики, узнавая лица, виденные воочию, совсем недавно, и на экране компьютера:

– Великий князь Московский, Георгий Александрович; супруга его, Ирина Святославовна; дядя из Тайного приказа; ага – этот тоже с наградами до пупа. Главный воевода княжества, иначе – военный министр князь Шувалов Николай Григорьевич. А следующий светится как бы не ярче князя. Только не Звездами на груди, а внутренней Силой. Сколько же ее в нем! Аж глазам больно…

Дальше Олег продолжать не стал – Великий князь, шагнувший в сторону, за небольшую трибуну, больше напоминавшую какой-то пюпитр на тонкой высокой ножке, начал говорить. Олег еще царапнул взглядом попа в черном одеянии, пристроившегося крайним слева в ряду облеченных властью. Священник, кстати, отметил его не менее пронзительно, тоже взглядом, конечно, и едва заметным кивком.

А Георгий Александрович Рюриков, уже завершивший вступительную часть речи, перешел к перечислению заслуг генерала Самойлова, Василия Алексеевича. Олегу в его блужданиях по страницами «Интернета» не раз попадало это имя. И в первый раз, во временной перспективе, так давно, как бы не в начале прошлого века, когда вместо всеобщей Первой мировой войны случился ряд кровопролитных конфликтов. Тоже с германцами, кстати. Вот тогда и получил свою первую награду Самойлов, тогда еще капитан. А генерал! – тут Олег не выдержал, и опять повернул голову к правофланговому – живой и вполне сейчас бодрый, стоял рядом! И готовился, как оказалось, получить из рук правителя Москвы высшую награду – Звезду Рюрика. Тут не только Олег, но и все остальные в шеренге повернулись – если не головами и взглядами – то мыслями и эмоциями к прославленному полководцу. Который вышел настоящим строевым шагом; правда не печатая подошвами по паркету. Получил награду, которую на шитой золотом подушечке вынес гвардеец двухметрового роста, да еще и расцелован был – и Георгием Александровичем, и его супругой. Ну, а остальных удостоил рукопожатием. И гаркнул достаточно бодро, как и полагается, обещав послужить еще; и князю, и всему княжеству.

Олег же, хлопая вместе с остальными заслуженному герою, гадал, пока тот возвращался в строй, уже не так бодро – упадет или нет на пол достаточно тяжелая на вид золотая Звезда, которую Рюриков просто прихлопнул на грудь генерала, и так полную наград. Не упала. А Олег опять ушами едва не прохлопал – князь, оказывается, теперь славословил его самого. Не вдаваясь, впрочем, в подробности. Но про Черный ковен упомянул, вызвав от соседей слева волну изумления, и даже уважения, если не страха. Обращенную теперь к нему, Олегу Котову. Сосед же справа, кажется, опять заснул стоя.

Сам Кот, не веря ушам, печатал шаг навстречу улыбкам князей и их ближнего окружения, за своей наградой, неоправданно высокой, на его взгляд. И эмоции большинства в зале это подтверждали. Разве что не гудели люди от возмущения. Но, конечно, отказываться Кот не стал; доказывать с пеной у рта, что не достоин, и что… В общем, прихлопнули ему на грудь Звезду Александра Невского, пустили «по рукам», где Великая княгиня, Ее Светлость Ирина Святославовна, и потискала, и расцеловала в детские щечки, горевшие как бы не от стыда. Остальные опять ограничились рукопожатиями; разве что тезка подмигнул весело, а старец в черной рясе, какой-то тиаре, усыпанной драгоценными камнями, и с большим крестом на пузе задержал детскую ладошку чуть дольше, чем остальные.

Олег нашел в себе силы, отчеканил благодарность княжеству (только ему, но не властителю), как репетировал вчерашним вечером, и вернулся на свое место – почти копируя старичка-генерала. Дальше все пошло по накатанной. Не считая нескольких недоуменных, и даже злых взглядов, которыми кавалеры высоких наград одарили юного героя – когда оказывались против него. Всего же награжденных оказалось шестнадцать человек – это вместе с Олегом и генералом Самойловым. Кот к окончанию церемонии несколько пришел в себя; попробовал осмотреть награду особым зрением, и ничуть не удивился, определив, что с внутренней стороны звезды крепится какой-то кристалл с плетениями внутри.

– За счет его и держится на груди, не падает, – Олег едва удержался, чтобы не потрогать, даже погладить награду, – а может, артефакт еще и привязку имеет, к хозяину, так сказать. Чтобы не умыкнул кто. Дорогая, наверное, звезда эта. Сколько камней на золоте и эмали. И герой ледового побоища на ней как живой. Настоящий художник ваял, не штамповка.

А церемония, как оказалось, этим не закончилась. К очередному ужасу Олега Котова. Теперь он совсем был готов провалиться сквозь пол из плашек ценных пород деревьев. Его подвиги, тоже сильно завуалированные, начала превозносить Великая княгиня. Впрочем, главное она сказала – о спасении детей Рода Рюриковых. И за это, как оказалось, полагалась еще одна Звезда, теперь Георгиевская. Георгий Александрович разрешил провести церемонию княгине. Которая не отказала себе в удовольствии еще раз расцеловать совсем не пухлые детские щечки.

Олег же теперь насторожился. По всему выходило, что это торжество устроили, чтобы вот так шумно, с намеком, отметить его, Наследника Рода Котовых.

– Кому-то подали знак, – решил Кот, – кому, и зачем? А тебе что надо, старче?

Это он едва не высказал вслух – попу, который никак не отпускал его руку. А потом начал говорить, когда понял, что Олег все же обратил внимание на него:

– Позволь, Георгий Александрович, и от лица всей Церкви православной отметить подвиг отрока. Заслужил, битвой своей с исчадьями ада.

– Отметили уже, – чуть резче необходимого ответил ему Великий князь, – дважды отметили.

– То дела мирские, – священник, имя которого Олег вспомнил только что – Алексий, митрополит Московский – так и не отпускал детскую ладошку, – а я говорю о деянии, в котором юноша этот сразил исчадие своей рукой. Чему был свидетель из числа иерархов церкви…

– О чем это он? – изумился Олег, уже не пытаясь выдернуть свою ладошку из костлявой кисти митрополита, – какое исчадие, и какой иерарх? А может…

В голове проскочили попеременно две картинки, которые в реальности произошли совсем рядом, практически одно за другим. Суровое лицо монаха во дворце князя Бельского, на праздновании именин его супруги, и, буквально через полчаса, или чуть позже, безголовое тело командора ковена, сползающее вниз по стеклянному куполу.

– Значит, – сделал вывод Олег, – старец тогда не ушел; видел, быть может, мой удар по «исчадью». Сделал какие-то выводы, и донес их до этого старика. Который чего-то ждет. Боится этого «чего-то», но и настроен решительно. Значит, надо ему подыграть. Не помру, может быть. Ну, ладно (он поднял голову, тяжко вздохнул, и кивнул митрополиту, открывая рот), дяденька поп, давайте и свою звезду, до кучи. Чтобы еще раз не приезжать.

Священнослужитель несколько раз открыл и закрыл рот – словно рыба, вытащенная из воды. Теперь в его эмоциях преобладала оторопь, переходящая в возмущение. Однако справился; выпустил детскую ладошку из руки, и махнул рукой повелительно, куда-то за спину Кота. Последний же в эту паузу посмотрел налево, поочередно на Великого князя, несколько покрасневшего, скорее всего от злости. Потом на Ирину Святославовну, едва заметно пожавшую плечами, и на тезку, который опять оскалился в белозубой улыбке. Вот кто был совершенно спокоен.

– И, кажется, из мелкого конфликта готов извлечь максимум пользы. Только для кого?

Еще один поп, чуть поплотнее и пониже митрополита, но с более густой, чем у него, только начавшей седеть окладистой бородой, поднес начальнику какой-то ларец; и даже открыл его. А тот потянул из полированного ящичка длинную, и явно тяжелую цепь, закончившуюся массивным крестом с огромным камнем в перекрестье.

– Награждаю тебя, отрок, крестом великого воина православного воинства Пересвета! – торжественно провозгласил он, поднимая награду над головой.

Сначала над своей – наверное, чтобы всем в зале было видно. И только после затянувшейся паузы, в которой никто и никак не отреагировал на эту награду, безусловно очень значимую, опустил крест с цепью; резко, так, что крест больно стукнул… по самому сокровенному, куда он достал своим нижним концом.

– «Нижним концом!», – злобно повторил Олег, морщась и от этого удара, а главное, от невидимой, но очень жесткой искры, ворвавшейся в тело чуть повыше отбитого места, и буквально вцепившейся во что-то внутри.

Что-то очень важное, неделимое до сих пор в организме, а может, в душе Олега Котова. И неизвестно, как бы отреагировал Олег дальше; вытерпел бы боль, сравнимую с той, что пришлось перетерпеть внутри сферы, от бордового огня врага, если бы искра эту, росшая с каждой секундой, в какой-то момент не сунулась неосмотрительно в левую руку, в большой палец, что так привычно лежал на золотой нашлепке «егерского кортика». Сунулась, и исчезла без следа. А Олег уставился на священника с понятным возмущением в голосе:

– За что, дяденька поп, дерешься? И не проси – носить этот крест не буду даже по праздникам – мне еще Род возрождать, а он мне все яйца отбил!

– Олег! – это с не меньшим возмущением в голосе воскликнула княгиня.

Впрочем, ее возмущение было хорошо разбавлено смешинкой. А вот у большинства в зале ирония, откровенные смешки ничем не разбавлялись; разве что не были высказаны вслух. А самое главное, и удивительное – и сам митрополит был явно доволен. Улыбался, словно кот, объевшийся сметаной. У Олега же с этой аналогии вдруг остро закрутило желудок. Так, что хотелось закричать: «А банкет по случаю награждения будет? Желательно поскорее!». Но это были эмоции, и отходняк от пережитого только что стресса. Холодный же разум подсказывал – «Я только что прошел какую-то очень важную проверку. Болезненную, неприятную, но прошел!». А вслух заговорил Великий князь, который явно перевел дух.

– Вот кто больше всех и заинтересован во мне, Наследнике Рода Котовых, – решил Олег, опять оказавшись рядом со старичком-генералом, – зачем же тогда вся эта сегодняшняя церемония? Точно ведь народ не сдержится. И завтра, если не сегодня вечером уже по княжеству потекут слухи – один невероятней другого. И, быть может, слухи эти стронут где-то какую-то лавину. Главное, чтобы этой лавиной меня не засыпало; ну и княжество, во вторую очередь…

Как оказалось, Олег рано радовался. Банкет, которого не могло не быть, откладывался. По вине Ирины Святославовны, которая, нарушая, быть может, какой-то порядок, вышла из шеренги, и перехватила Олега, который уже шагнул к своему месту в строю, подхватив правой ладонью болтающийся тяжелый крест. По большому счету от был даже благодарен митрополиту, которого, кстати, даже не поблагодарил – не знал, как это правильно делается, да и не настроен был в первые минуты. Теперь же, оглаживая огромный кристалл на кресте, Кот мысленно уже работал с этим камнем, примерялся к нему, как к будущему артефакту. И никаких мыслей о святотатстве даже не мелькнуло в голове.

– Олег, – нежная ручка княгини вцепилась в плечо ничуть не слабее, чем у того же князя Бельского, – было бы хорошо, если бы ты в завершении спел нам.

– Спел?! – возмутился Олег, резко поворачиваясь, отчего крест выскользнул из ладошки, и опять больно стукнул, по тому же месту.

– Да, Олег Георгиевич, – сладко улыбнулась княгиня, – спой нам что-нибудь.

Ее ладонь, словно невзначай, коснулась правой груди – той самой, в которую не так давно отчаянно вцепилась ладошка старшего лейтенанта Котова; и Кот дрогнул. Не внешне, нет. Просто захотелось сделать приятное – и этой женщине, и мужу ее, и хитрому дядьке, и, особенно, старичку-генералу, который, кажется, проспал все последние события.