Принципы уголовного права и их реализация в правоприменительной деятельности

В целом стратегия уголовного права и карательных отраслей в части демонстративно-гуманного управления будет связана прежде всего с увеличением удельного веса, значимости сведений о личности правонарушителя: tat justiz – person justiz. Эту миссию уголовного законодательства надо выполнять здраво, т. е. постепенно, без идеологической ретивости. Торопиться медленно, через уравнивающий шаблон ответственности (состав преступления), постепенно увеличивая количество используемых данных о личности, сначала лишь для определения размера наказания, а в будущем, вполне возможно, и для решения основного вопроса уголовного права – привлекать или не привлекать участника преступления к уголовной ответственности»[272 - Бойко А. И. Задачи и принципы Уголовного кодекса Российской Федерации. С. 43– 44.].

При том, что А. И. Бойко пишет о «неизменном условии» экономии уголовно-правовых средств, «их достаточности для достижения уголовно-правового регулирования», о гуманном подходе, который «проявляется в отборе объектов уголовно-правовой охраны», указывая, что «гуманизм уголовного права внешне противоречив: необходимо охранять общественные устои от эксцессов конкретных людей и в то же время относится к посягателям как к действительным членам пострадавшего общества, проявляя сострадание к преступнику, помнить об обиде потерпевшего»[273 - Там же. С. 43.], его позиция противоречива, двойственна, пожалуй, даже эклектична.

Хотя действительно «состоялся отказ от кары, возмездия, как одной из главных задач преследования» (справедливости ради, следует, однако, заметить, что и по дореформенному уголовному праву многие ученые относились к каре лишь как к средству достижения целей наказания[274 - См.: Шаргородский М. Д. Наказание по советскому уголовному праву. Часть вторая. М., 1958. С. 18; Ковалев М. И., Фролов Е. А., Ефимов М. А. Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик. Практический комментарий. Свердловск, 1960. С. 126; Ной И. С. Сущность и функции уголовного наказания в советском государстве. Саратов, 1973. С. 104.]), карательный элемент наказания остался, иначе наказание перестало бы быть самим собой. В. К. Дуюнов пишет, что «уголовное наказание является по своей сути не принуждением, а карой, оно служит одной из форм реализации кары – осуждения, порицания осужденного и совершенного им преступления»[275 - Дуюнов В. К. Наказание в уголовном праве России – принуждение или кара? // Государство и право. 1997. № 11. С. 63.]. Поэтому, как ни «облагораживай» наказание, оно всегда будет связано с ухудшением правового статуса лица, совершившего преступление, всегда в той или иной мере будет причинять страдания преступнику.

«Демонстративно-гуманное управление», если под ним понимается назначение гуманного наказания, должно непременно сочетаться с «демонстративно-справедливой», нередко жесткой защитой гуманистических ценностей общества. Ведь ясно, что уголовное право предназначено, прежде всего, для охраны «общественных устоев от эксцессов конкретных людей» (фундаментом же этих устоев как раз и выступают гуманистические ценности), а лишь затем для «облагораживания видов и объема употребляемых средств в борьбе с преступностью».

Очевидно и то, что бесконечное «увеличение удельного веса, значимости сведений о личности правонарушителя», использование состава преступления только как «уравнивающего шаблона[276 - «Шаблон – образец, по которому изготовляются изделия, одинаковые по форме, размеру и т. п. Приспособление, инструмент для проверки форм готовых изделий. Принятый образец, которому следует подражать; штамп» (Словарь русского языка: В 4 т. М., 1984. Т. 4. С. 696).] ответственности» ведет к деформации сначала действительно равного и справедливого основания назначения наказания, а потом и к подрыву единственного реального основания и к неадекватности масштаба уголовной ответственности – фактически совершенного виновным преступления. Отнюдь не все сведения о личности преступника имеют значение для наказания, а лишь те из них, которые существенны в аспекте более гуманного к нему отношения. Перечень же таких сведений ограничен, ибо он связан с обстоятельствами нерядовыми, нетипичными (старостью или несовершеннолетием, болезнью либо наличием иждивенцев и т. п.), требующими особой оценки судом посредством более мягкого наказания. Обычные же, типичные обстоятельства такой оценки не предполагают, поскольку в целом они уже учтены законодателем в соответствующих нормах Общей и Особенной частей УК, ибо именно на них и рассчитаны общие правила назначения наказания. Отсюда и «увеличение удельного веса» данных о личности преступника может происходить в основном лишь за счет этих типичных (хотя в жизни, может быть, и самых разнообразных), несущественных в аспекте принципа гуманизма обстоятельств. Учет несущественного либо уже учтенного законодателем как раз и подрывает единое основание уголовной ответственности, ведет к попранию принципа равенства граждан перед законом как безусловного основания для реализации принципа гуманизма в уголовном праве.

Значение совершенного лицом преступного деяния отнюдь не сводится к «уравнивающему шаблону ответственности», оно намного больше, так как только характер и степень общественной опасности преступления предопределяют вид и размер назначаемого виновному наказания. Значимые в гуманистическом отношении обстоятельства могут лишь смягчить таковое, иногда быть причиной освобождения лица от уголовной ответственности либо наказания. Однако и в этих случаях смягчающие обстоятельства обретают свое значение только на основе и с учетом характера и степени общественной опасности реального преступления.

Конечно, надо относиться «к посягателям как к действительным членам пострадавшего общества, проявляя сострадание к преступнику», но при этом недостаточно лишь «помнить об обиде потерпевшего». Обида обиде рознь. Одно дело оскорбление потерпевшего, а другое – его убийство. Вместе с тем в любой ситуации «наказание применяется в целях восстановления социальной справедливости, а также в целях исправления осужденного и предупреждения совершения новых преступлений» (ч. 2 ст. 43 УК). Иными словами, наказание применяется в целях защиты интересов общества и потерпевшего, восстановления его, а значит, и общества (не следует забывать, что пострадавший тоже «действительный» член общества) прав и интересов. Поэтому при назначении наказания чувство сострадания должно иметь место отнюдь не только к преступнику, но и к потерпевшему, обществу в целом.

Даже признавая, что «проблема гуманизма в праве имеет весьма широкое содержание» и «проявляется в характере общественных отношений, охраняемых уголовным правом, в методах такой охраны, в видах и размере санкций, предусматриваемых законодателем за совершение преступлений, и т. д.», некоторые ученые, тем не менее, предлагали понимать под этим принципом «только один аспект проявления гуманизма в уголовном праве: определение формы и размера ответственности лицу, совершившему преступление»[277 - Келина С. Г. Принципы Уголовного кодекса // Уголовный закон. Опыт теоретического моделирования / Под ред. В. Н. Кудрявцева и С. Г. Келиной. М., 1987. С. 27.].

Уголовное право карает виновного, в чем и состоит существенная особенность данной отрасли права. Кара же есть всегда лишение преступника определенных благ («лишение или ограничение прав и свобод» – ч. 1 ст. 43 УК), будь то: жизни, свободы, имущества, ограничение в иных правах и т. п. С позиций назначаемого виновному наказания принцип гуманизма и представляется «не характерным в целом для уголовного права» (Т. В. Кленова), его «отступлением от последовательного проведения в жизнь» (И. И. Карпец), «внешне противоречивым», хотя «основной канал» его реализации «проявляется в отношении к преступнику» (А. И. Бойко), да и определяется только через «один аспект проявления гуманизма в уголовном праве» (С. Г. Келина).

Рассмотрение упомянутыми авторами принципа гуманизма преимущественно или исключительно через призму наказания сужает его содержание, превращая в неразрешимое противоречие[278 - «Трудность заключается в том, что гуманизм уголовной юстиции противоречив: охраняя личность и права потерпевших, интересы общества, уголовная юстиция вместе с тем должна проявлять гуманность и по отношению к преступнику, нарушившему эти интересы» (Келина С. Г., Кудрявцев В. Н. Принципы советского уголовного права. С. 149).] между карой как необходимым элементом наказания и гуманным отношением к преступнику, которое, казалось бы, по смыслу слова должно характеризоваться любовью к нему и заботой о его благе[279 - См.: Словарь русского языка. М., 1981. Т. 1. С. 357.]. Следовательно, гуманизм этими авторами определяется не как принцип уголовного законодательства, а как принцип назначения наказания. Для преодоления указанного противоречия необходим более широкий и со стороны предмета уголовно-правовой охраны взгляд на содержание принципа гуманизма.

Н. А. Лопашенко выделяет две стороны гуманизма: проявляющуюся «во всесторонней охране личности, ее прав и интересов от преступных посягательств» и связанную «с защитой прав и интересов преступника»[280 - Лопашенко Н. А. Принципы уголовного законодательства. С. 17.].

В законодательной формулировке, пишет А. Н. Игнатов, «отражены две стороны гуманизма: обеспечение безопасности членов общества от преступных посягательств и обеспечение прав человека совершившему преступление лицу. В первом случае установление уголовной ответственности, в отдельных случаях достаточно суровой, должно оказывать сдерживающее влияние на неустойчивых членов общества и предупреждать совершение преступлений, обеспечивая тем самым защиту общества. Принцип гуманизма также направлен на обеспечение прав человека преступившим закон и совершившим преступление лицам»[281 - Игнатов А. Н. Уголовное право: понятие, предмет и система. С. 13.].

По мнению И. Я. Козаченко, «сущность принципа гуманизма заключается в признании ценности человека (однако не только преступника, но и в первую очередь того, кто пострадал от него). В частности, он выражается в том, что уголовная мера, влекущая существенное ущемление правового статуса осужденного, преследует единственную цель – оградить интересы других, правопослушных граждан, от преступных посягательств. В целях положительного влияния на виновного к нему должна применяться минимально необходимая мера уголовного наказания»[282 - Козаченко И. Я. Уголовное право как основной инструмент уголовно-правового регулирования. С. 21.].

«Гуманизм уголовного права, – подчеркивал Б. В. Здравомыслов, – прежде всего и должен проявляться в обеспечении уголовно-правовыми средствами личности, человека и гражданина, собственности от преступных посягательств. Гуманным, обоснованным и справедливым будет применение самых строгих мер уголовного наказания к лицам, совершающим тяжкие преступления, к организаторам и активным участникам преступных группировок, создающим у людей чувство страха за жизнь и безопасность свою и близких, неуверенность в том, что они будут надежно защищены от преступников. Вместе с тем гуманизм предполагает и возможно мягкое отношение к лицам, совершившим преступления, не обладающие высокой степенью опасности, не причинившие тяжких последствий, к тем, кто впервые нарушил уголовный закон, искренне в этом раскаялся, стремился возместить причиненный вред и т. п.»[283 - Здравомыслов Б. В. Понятие, предмет, задачи и принципы уголовного права // Уголовное право Российской Федерации. Общая часть / Под ред. Б. В. Здравомыслова. М., 1996. С. 20.].

«Гуманизм, – отмечает Н. Ф. Кузнецова, – имеет две стороны. Одна обращена к потерпевшим от преступления. Другая – к субъекту преступления. Поэтому гуманизм вначале раскрывается как всесторонняя охрана человека, гражданина, его жизни, здоровья, прав от преступных посягательств». При этом она обращает внимание на то, что «гуманизм ни в коей мере не означает необоснованный либерализм, что, к сожалению, в судебной практике иногда наблюдается. Даже за тяжкие преступления в отношении каждого шестого осужденного назначаются наказания, не связанные с лишением свободы. Между тем структура и динамика преступности отнюдь не обусловливают такую карательную практику. Неоправданный либерализм в наказаниях оборачивается негуманностью в отношении потерпевших от преступлений граждан»[284 - Кузнецова Н. Ф. Принципы уголовного законодательства. С. 77, 78–79.].

В приведенных высказываниях верно обращено внимание на две стороны гуманизма. Вместе с тем если одни авторы, обозначая его первую сторону, указывают на всестороннюю охрану личности, ее прав и интересов от преступных посягательств (Н. А. Лопашенко, Б. В. Здравомыслов), обеспечение безопасности членов общества (А. Н. Игнатов), то другие – делают акцент на защите интересов пострадавших от преступлений (И. Я. Козаченко, Н. Ф. Кузнецова). Разные акценты, расставленные при определении содержания этой стороны гуманизма, едва ли можно объяснить простой случайностью. Скорее, они свидетельствуют о ее сложности, неодноуровневости, во всяком случае, о не совсем полном отражении содержания принципа гуманизма в уголовно-правовой литературе, да и, повидимому, в уголовном законодательстве. Ведь достаточно ясно, что указанный принцип включает в себя и обеспечение безопасности членов общества, и всестороннюю охрану личности, ее прав и интересов, и защиту интересов пострадавших от преступления. В этом аспекте нельзя не признать узким и содержание диспозиции ч. 1 ст. 7 УК, ибо оно охватывает лишь законодательное обеспечение и только безопасности человека. Полнота же такого обеспечения в огромной мере зависит и от суда, а выражение «безопасность человека» (ч. 1 ст. 7 УК), предполагая прежде всего охрану его жизни, здоровья и свободы, оставляет за пределами этого обеспечения все другие многочисленные гуманистические ценности.

Уже давно было предложено отличать гуманизм, который превратился в обществе «в чрезвычайно емкое и универсальное понятие, охватывающее под аксиологическим (ценностным) углом зрения все важнейшие стороны (экономическую, политическую, духовную) человеческого существования», от гуманности, представляющей собой «доброе, мягкое, милосердное отношение к человеку»[285 - Осипов П. П. Теоретические основы построения и применения уголовно-правовых санкций. Л., 1976. С. 28, 125.]. При этом гуманность рассматривается лишь как один из структурных элементов гуманизма[286 - См.: Там же. С. 105.].

Поскольку смысл слов гуманизм («признание ценности человека как личности, его права на свободное развитие и проявление своих способностей, утверждение блага человека как критерия оценки общественных отношений») и гуманность («любовь, внимание к человеку, уважение к человеческой личности; доброе отношение ко всему живому»)[287 - Большой энциклопедический словарь / Под ред. А. М. Прохорова и др., М., 1998. С. 320.] действительно различен, следует попытаться разобраться, отражается ли это различие на содержании принципа гуманизма.

Положение о том, что «Российская Федерация – социальное государство, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека» (ч. 1 ст. 7 Конституции), в своей значительной части обладает гуманистическим содержанием. Характеризуя в этом плане предмет уголовно-правовой охраны, следует иметь в виду не только обеспечение условий существования Российской Федерации как социального государства, всемерную охрану прав и интересов личности, но и обеспечение нерушимости устоев развития России как гуманистического государства, незыблемости ее движения вперед по пути к действительно гуманистическому обществу.

Гуманистическая образующая устройства реальных общества и государства (а значит, и ее приоритетная уголовно-правовая охрана) охватывает и предопределяет эффективность уголовно-правового обеспечения всех указанных выше аспектов гуманизма. На самом деле, чтобы обеспечить безопасность граждан как членов общества, прежде необходимо обеспечить безопасность общества и государства в целом. Всесторонняя же охрана интересов личности как минимум предполагает их достойное представительство в иерархии всех общественных интересов, их адекватное место в структуре общественных отношений существующего общества. Очевидно также, что именно содержание гуманистических воззрений общества и государства обусловливают как степень гуманного (доброго, внимательного, уважительного и заботливого) отношения к потерпевшим, так и меру милосердия, человеческого отношения к преступникам.

Отсюда есть все основания говорить о широком и узком значении принципа гуманизма. В широком смысле он связан с обеспечением гуманистических устоев общества и государства, защитой прав и свобод человека и гражданина. И если такие обеспечение и защита свойственны уголовному законодательству, то, несмотря на «применение самых строгих мер уголовного наказания к лицам, совершающим тяжкие преступления» (Б. В. Здравомыслов), для него будет характерным и принцип гуманизма, а такие меры наказания будут во многом лишь проявлением этой обеспечивающей охрану гуманистических ценностей общества стороны данного принципа. Поэтому и «основной канал» реализации принципа гуманизма, вопреки мнению А. И. Бойко, как раз и проходит по предмету уголовно-правовой охраны, а отнюдь не заключен в рамки лишь гуманного отношения к преступнику. Принцип гуманизма, следовательно, находит свое основное воплощение в регулятивных и охранительных уголовно-правовых отношениях, в содержании уголовного законодательства.

В узком смысле принцип гуманизма связан с гуманным отношением к потерпевшему от преступления лицу и преступнику. Его узкое значение обусловлено тем, что основой гуманного отношения к указанным лицам обычно выступает содержание тех же гуманистических ценностей, выраженных в уголовном законодательстве, согласно которым гуманное отношение к преступнику определяется, исходя из характера и степени общественной опасности совершенного им преступления, в строгих рамках возникающего на его основе конкретного уголовно-правового отношения ответственности. Степень заботливости к потерпевшему также зависит от тяжести ущерба, причиненного его интересам, их значимости, т. е. определяется содержанием этого же конкретного отношения ответственности.

Таким образом, узкое понимание принципа гуманизма, его гуманный аспект, обусловливается содержанием гуманизма в широком смысле и определяется лишь применительно к факту совершения конкретного преступления. Гуманность, следовательно, находит свое основное выражение в уголовно-правовых отношениях ответственности, в правоприменительной сфере.

С другой, второй стороной гуманизма связывают «защиту прав и интересов преступника» (Н. А. Лопашенко), «обеспечение прав человека совершившему преступление лицу» (А. Н. Игнатов), применение к виновному «минимально необходимой меры уголовного наказания» (И. Я. Козаченко), по возможности «мягкое отношение к лицам, совершившим преступления, не обладающие высокой степенью опасности…» (Б. В. Здравомыслов).

В целом верно, но не полно. Поскольку наказание и иные меры уголовно-правового воздействия «не могут иметь своей целью причинение физических страданий или унижение человеческого достоинства» (ч. 2 ст. 7 УК), в пределах этой цели безусловно реализуются все те аспекты гуманизма, на которые указывают упомянутые авторы. Вместе с тем, раскрывая гуманизм по отношению к преступнику, нельзя акцентировать внимание исключительно на защите его прав и интересов, обеспечении прав человека, ибо именно наказание, будучи мерой государственного принуждения, заключающейся в лишении или ограничении прав и свобод лица, совершившего преступление (ч. 1 ст. 43 УК), существенно ограничивает его права и интересы, нередко соблюдение применительно к нему отдельных прав человека. К примеру, права на свободу: «Каждый человек имеет право на свободу и личную неприкосновенность» (ч. 1 ст. 5 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г.[288 - Международные акты о правах человека. М., 2000. С. 540.]).

Рассмотрение гуманизма лишь через призму минимально необходимой меры наказания или по возможности более мягкого отношения к лицу, совершившему преступление, оставляет в тени другое, помимо милосердия к преступнику, основание – гуманность по отношению к потерпевшему. Права и интересы потерпевшего и преступника, обеспечивающиеся в уголовном законодательстве в общей форме как права и свободы человека и гражданина, неразрывны на конкретном, правоприменительном уровне при выборе меры гуманного отношения как к преступнику, так и к потерпевшему. Ведь наказание, назначаемое лицу, совершившему преступление, в то же время одновременно в существенной своей части выступает и мерой гуманного отношения к пострадавшему от этого преступления.

Ссылаясь на ч. 2 ст. 7 УК, Г. В. Верина пишет: «Однако на сей день процесс исполнения наказания сопряжен с фактическим причинением страданий. Одни из них обусловлены особенностями тех или иных видов наказаний, современным состоянием пенитенциарной системы, другие неизбежно будут и впредь, ибо одно и то же наказание различные люди воспринимают по-разному в зависимости от их личных свойств. Для одних места лишения свободы – это привычный образ жизни, “дом родной”, но от этого оно не перестает быть наказанием, для других – это страшное потрясение, мучение, страдание. Также лишение возможности жить в родном городе и заниматься любимой профессией – страдание для одного, а для другого – это безразличное событие»[289 - Верина Г. В. Понятие и сущность наказания по российскому уголовному праву // Вестник Саратовской государственной академии права. 1998. № 4 (15). С. 13.].

«Поскольку целью наказания, – отмечает А. Н. Игнатов, – является исправление преступника, а не возмездие за причиненное им зло, достижение этой цели ранее срока, установленного приговором суда, превращает дальнейшее отбывание наказания осужденным в бессмысленную жестокость»[290 - Игнатов А. Н. Уголовное право: понятие, предмет и система. С. 13.].

Противоречие между содержанием ч. 2 ст. 7 УК и наказанием лишь кажущееся. Последнее действительно причиняет и всегда будет причинять страдания и отнюдь не только из-за современного состояния пенитенциарной системы или по причинам различий в личных свойствах осужденных. Страдают, надо полагать, и те, для кого «тюрьма – дом родной». Может быть, правда, в силу их бытовой непритязательности (что скрывать, иногда условия быта на свободе бывают хуже, чем в местах лишения свободы) и нравственной черствости либо ограниченности страдают меньше, нежели люди с утонченными натурами, вместе со свободой утратившие и многие жизненные блага. Еще два столетия назад Ч. Беккариа писал, что «не чувствительность преступника, а степень вреда, причиненного им обществу, составляет меру наказания, которую должны чинить законы; вред же сей тем более, что сделался гражданином состояния величайшего. Равенство наказания может быть только наружное, ибо оно действительно соразмерно степени чувствительности, отличной в каждом человеке»[291 - Беккариа Ч. Рассуждение о преступлениях и наказаниях. СПб., 1803. С. 199.].

Страдания[292 - «Страдание – физическая или нравственная боль; мука, мучение» (Словарь русского языка: В 4 т. М., 1984. Т. 4. С. 280).], особенно нравственные, всегда будут соединены с наказанием, поскольку именно они входят в содержание кары – неотъемлемого элемента наказания и средства достижения его целей. Само же наказание назначается совсем не ради причинения физических страданий или унижения человеческого достоинства, а в целях «восстановления социальной справедливости, исправления осужденного и предупреждения совершения новых преступлений» (ч. 2 ст. 43 УК).

В связи с этим представляется излишне категоричным утверждение А. Н. Игнатова. Достижение такой цели наказания, как исправление осужденного, не говоря уже о всей сложности установления этого факта, может и не сопровождаться исполнением других его целей: восстановлением социальной справедливости и предупреждением совершения новых преступлений другими лицами. Поэтому в подобных ситуациях едва ли следует столь безапелляционно считать «бессмысленной жестокостью» отбывание наказания полностью, до конца назначенного срока (подчеркнем, срока, признанного судом на основании глубокого исследования всех обстоятельств уголовного дела, личности преступника и с соблюдением всех демократических процессуальных процедур необходимым и достаточным для его исправления).

На наш взгляд, неточности, имеющиеся в процитированных высказываниях Г. В. Вериной и А. Н. Игнатова, объясняются недооценкой значения прав и интересов потерпевшего как гуманистической составляющей одноименного принципа, попыткой подойти к нему или раскрыть его преимущественно с позиций наказания. Между тем принцип гуманизма – это принцип Уголовного кодекса, поэтому его содержание шире, нежели у наказания, а его значение распространяется на все уголовное законодательство.

Хотя гуманизм по отношению к преступнику и потерпевшему, исходя из содержания конкретного отношения ответственности, получает свое окончательное выражение в приговоре суда, обеспечение уже на законодательном уровне справедливого баланса между интересами указанных лиц является необходимой предпосылкой реализации принципа гуманизма на практике. Нарушение же такого баланса в пользу лица, совершившего преступление, или пострадавшего влечет за собой соответственно или ослабление правовой защищенности интересов потерпевшего, либо применение неоправданно жестких мер уголовно-правового характера к преступнику.

К сожалению, исследование действующего уголовного законодательства показывает, что в этом плане есть пробелы, допущенные законодателем, в частности, при конструировании норм Особенной части УК. Личные неотчуждаемые права и свободы потерпевших в современном уголовном праве иногда остаются недостаточно защищенными именно по причине чрезмерной юридической защищенности лиц, совершивших преступления, или, точнее, из-за непонятного стремления законодателя не затронуть мнимых или даже несуществующих интересов последних.

По сравнению с УК 1960 г. в нормах о преступлениях против личности действующего УК гораздо шире используется термин «заведомость». Так, убийство лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии, убийство женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности (п. «в», «г» ч. 2 ст. 105 УК), как и причинение вреда здоровью такому же лицу (п. «б» ч. 2 ст. 111, п. «в» ч. 2 ст. 112 УК), изнасилование заведомо несовершеннолетней потерпевшей, заведомо не достигшей четырнадцатилетнего возраста (п. «д», ч. 2, п. «в» ч. 3 ст. 131 УК), либо насильственные действия сексуального характера, совершенные в отношении заведомо несовершеннолетнего (несовершеннолетней) и в отношении лица, заведомо не достигшего четырнадцати лет (п. «д» ч. 2, п. «в» ч. 3 ст. 132 УК), выступают в качестве квалифицирующих или особо квалифицирующих признаков соответствующих составов преступлений.

Конечно, общественная опасность убийства беременной женщины, изнасилования несовершеннолетней или малолетней, при прочих равных условиях, выше, нежели убийства женщины, не находящейся в состоянии беременности, либо изнасилования взрослой потерпевшей и т. д. Между тем можно ли ставить степень защищенности таких важнейших объектов уголовно-правовой охраны, как жизнь женщины, находящейся в состоянии беременности, половая свобода и половая неприкосновенность несовершеннолетней и малолетней потерпевших только в зависимость от умышленного либо неосторожного отношения виновного к упоминавшимся признакам составов убийства или изнасилования?

Нет. Это несправедливо в отношении потерпевших, пострадавших от действий убийц или насильников, которые хотя и не осознавали, но по обстоятельствам дела должны были и могли осознавать факт и беременности, и соответствующего возраста своих жертв. Вместе с тем усиление уголовной ответственности убийц, причинителей умышленного вреда здоровью, насильников в этих ситуациях стало бы только справедливым и полностью основывающимся на принципе вины. Сейчас же использование законодателем в анализируемых нормах термина «заведомость» предполагает лишь умышленную форму вины, что создает преступникам, по сути безразлично относящимся к названным уголовно-правовым объектам, привилегированное положение как по отношению к попранным правам потерпевших, так и по отношению к тем, кто совершил аналогичные преступления.

В этом аспекте применительно к ст. 117 УК 1960 г. (изнасилование) весьма убедительно звучал п. 9 Постановления Пленума Верховного Суда СССР от 25 марта 1964 г. «О судебной практике по делам об изнасиловании», в котором указывалось, что уголовной ответственности за изнасилование несовершеннолетней потерпевшей подлежит «лицо, которое знало или допускало, что совершает насильственный половой акт с несовершеннолетней, либо могло и должно было это предвидеть. При этом суды должны учитывать не только показания самого обвиняемого, но и тщательно проверять их соответствие всем конкретным обстоятельствам дела, не допуская необоснованного освобождения виновных от ответственности за изнасилование несовершеннолетней. В то же время суды должны иметь в виду, что при наличии доказательств, подтверждающих, что виновный добросовестно заблуждался относительно фактического возраста потерпевшей, несовершеннолетие потерпевшей не может служить основанием для квалификации его действий по ч. 3 ст. 117 УК РСФСР и соответствующих статей УК других союзных республик»[293 - Сборник Постановлений Пленума Верховного Суда СССР (1924–1973 гг.). М., 1974. С. 485–486.].

Сейчас же логически не выдержано и само содержание норм, предусматривающих ответственность за упомянутые преступления против личности. Так, в ч. 3 ст. 131 в числе особо квалифицирующих признаков также названы изнасилование, «повлекшее по неосторожности смерть потерпевшей» (п. «а») и «повлекшее по неосторожности причинение тяжкого вреда здоровью потерпевшей, заражение ее ВИЧ-инфекцией или иные тяжкие последствия» (п. «б»). Можно, конечно, спорить: эти ли составы изнасилования или изнасилование «потерпевшей, заведомо не достигшей четырнадцатилетнего возраста» (п. «в» ч. 3 ст. 131 УК), общественно опаснее? Вполне возможно, что причинение смерти по неосторожности (по примеру ч. 4 ст. 111 УК – умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего) – самостоятельное основание для ответственности, допустим, в пределах санкции гипотетической ч. 4 ст. 131 УК.

Однако представляется недопустимым соединение в рамках диспозиции одной части статьи УК составов с разными формами вины: двойной (п. «а», «б», ч. 3 ст. 131) и умышленной (п. «в» ч. 3 ст. 131). Да и почему, собственно, жизни и здоровью как дополнительным объектам охраны при изнасиловании отдается столь очевидный приоритет над таким же дополнительным объектом при том же самом виде изнасилования, как половая неприкосновенность малолетней?

Изложенное позволяет сделать вывод о том, что исключение выражений «заведомо для виновного» и «заведомо» из диспозиций норм, предусмотренных п. «в», «г» ч. 2 ст. 105 УК, п. «б» ч. 2 ст. 111 УК, п. «в» ч. 2 ст. 112 УК, п. «д» ч. 2, п. «в» ч. 3 ст. 131 УК, п. «д» ч. 2, п. «в» ч. 3 ст. 132 УК, повысило бы эффективность борьбы с подобного рода преступлениями и укрепило гуманистические гарантии прав и свобод потерпевших в уголовном праве.

Если резюмируя сказанное, попытаться выделить основные положения, которым должно соответствовать определение гуманизма как принципа уголовного законодательства, необходимо, по меньшей мере, указать на следующее:

1) оно должно включать в себя обеспечение гуманистических основ общества и социального государства, ибо без этого обеспечение безопасности человека попросту невозможно;

2) определение должно отражать весь комплекс прав и интересов личности, а не замыкаться сферой безопасности человека;

3) оно должно предлагать не просто обеспечение прав и интересов личности (что в целом было присуще и УК 1960 г.), а в силу ст. 2 Конституции РФ их приоритетную защиту;

4) поскольку реализация принципа гуманизма на практике осуществляется судом, его значение наряду с уголовным законодательством должно быть нормативно закреплено;

5) так как гуманное отношение к преступнику и к потерпевшему неразрывно связаны между собой, определяются на правоприменительном уровне, исходя из их соотношения, законодательная дефиниция должна отражать и тот, и другой аспекты гуманизма;

6) поскольку гуманность к упомянутым лицам имеет свои пределы и реализуется с учетом характера и степени общественной опасности преступления, совершенного виновным, значимости тех отношений, нарушением которых причиняется ущерб потерпевшему, основания и критерии таких пределов тоже должны быть обозначены в указанной дефиниции;

7) при формулировании принципа гуманизма должно быть использовано только понятие «меры уголовно-правового характера»[294 - Автор исходит из того, что это понятие имеет обобщающее для всех мер уголовноправового воздействия значение (подробнее см.: Мальцев В. В. Введение в уголовное право. Волгоград, 2000. С. 183–186).], ибо употребляемое сейчас наряду с ним выражение «наказание» охватывает, хотя и самую значительную, но лишь часть мер уголовно-правового воздействия, что вносит в определение признаки, свойственные принципам меньшего объема, сужает содержание гуманизма как принципа уголовного законодательства до объема принципа назначения наказания.

Основываясь на обозначенных выше положениях, для более адекватного отражения принципа гуманизма в уголовном законодательстве, можно предложить примерно такую редакцию его определяющей нормы: